— Часы снимай, — как змея прошелестел, оглянулся. Елена тоже поглядела ему за спину. Все там было пустынно. И ей показалось, что никого больше нет на земле.
— Ну! — прикрикнул человек в черном пальто, прут в его руке опять угрожающе дернулся. Как на ветру замерзшая, Лена сняла варежку и свободной рукой стала расстегивать неподдающийся ремешок часов, позолоченных — подарок матери. Она расстегивала ремешок медленно, а человек глядел на это нервно и зло. Взяв часы в правую руку, она зажала их в кулаке, и он впервые поглядел ей в глаза — безразлично и нагло, как на свое, и тогда она вскинула руку и со всей женской силой бросила часы на промерзшие доски себе под ноги, и, глухо клацнув, часы разбились, а лицо мужика и шапка, как от гранатной вспышки, дернулись вверх.
— Что, фашист? Бей! — крикнула, и человек в черном пальто отступил на шаг. — Фашист! — задохнулась Елена.
— Ну ты, того… — с опаской проговорил он, оглянулся и, спрятав железку в рукав, побежал.
Не став смотреть ему вслед, Елена без сил прислонилась к перилу мостка. Впереди нее в свете станционных прожекторов клубились, похожие на взрывы, госпитальные тополя.
ОЧЕРК И ПУБЛИЦИСТИКА
Фронт и тыл — едины
Тамара Никифорова
СКВОЗЬ ГОДЫ И ИСПЫТАНИЯ
Странное это было чувство. Видеть фамилию человека на документах более чем сорокалетней давности, вглядываться в фотографии на музейных стендах, где он запечатлен вместе с другими руководителями завода, рядом с грозными танками, готовыми уйти из цеха прямо на фронт, и вдруг ощутить: это не только История.
Увидеться с ним оказалось несложно: два с половиной часа лета от Челябинска и… в Ленинграде, по телефону уточняем час встречи. Потом в беседе с Михаилом Дмитриевичем особо западет в душу его упоминание о том, что, эвакуируясь из блокадного Ленинграда, многие кировцы в 41-м добирались до Челябинска почти… месяц.
Месяц… и два с половиной часа. Несоизмеримо? А если взглянуть на сегодняшнее, нам привычное, из тех лет? Народ воевал, народ напрягал силы, отстоял Отечество, добыл Победу. Не от той ли черты отсчета и наше нынешнее благополучие, возможности, комфорт?
Ленинградский ноябрьский день короток. Не успеют развиднеться долгие утренние сумерки, как серое облачное небо начинает гасить неяркий свет дня.
— Ушел из дому затемно и приду, когда спать пора. А суббота, собирался отдохнуть — вот не вышло, — в этих словах Михаила Дмитриевича не было огорчения. Хотя он и устал, чувствовалось — был доволен.
Козин в этот день побывал на комсомольской отчетно-выборной конференции. Как ветерана партии Кировского завода пригласили его в президиум. И он там не дремал по-стариковски — с пристрастием слушал, что волнует комсомольцев 80-х, и вспоминал свою молодость. Иное было время, иная жизнь…
Он родом с Волги, из Нижнего. И дала в наследство семья сормовского рабочего Дмитрия Козина, пятому сыну по счету, не только силу и здоровье, но еще неизбывную доброту, великодушие. Людей располагают к нему светлая улыбка, внимательный взгляд из-под густых, еще и сейчас черных бровей…
В свои 78 лет Михаил Дмитриевич энергичен, не думает об «отставке». Его рабочий день по-прежнему начинается с проходной родного Кировского, от нее он шагает в один из отделов, где работает вот уже 35 лет. Последние годы — конструктором-консультантом.
Есть в романе А. Чаковского «Блокада» такой эпизод. Один из главных героев книги, майор Звягинцев, после ранения и госпиталя был направлен из штаба фронта на Кировский завод.
Майор был представлен директору завода Зальцману и парторгу ЦК Козину. В основе эпизода — реальные факты. Вот как они описаны в книге:
«Зальцман встал, протянул Звягинцеву руку. Поздоровался и Козин.
— Присаживайтесь, майор, — сказал Васнецов. — Продолжим, товарищи.
Звягинцев сел к столу.
— Товарищ Козин, — поторопил Васнецов, — вы остановились на секторах обороны.
— Партком предлагает разделить территорию на три сектора обороны. — Козин провел пальцем по расстеленному на столе плану заводской территории и прилегающих к ней районов…
— …Что ж, будем вместе думать и решать, — сказал Звягинцев. — Еще вопрос. Если до самого последнего момента завод будет выпускать продукцию, а врагу удастся ворваться…
— Ни один танк, ни одна пушка, ни один цех врагу не достанутся, — резко прервал Звягинцева Козин. — На этот случай все предусмотрено и утверждено в Смольном. У индукторов дежурят надежные люди. Те… — Он на мгновение умолк, точно горло его свела судорога, и закончил уже совсем тихо: — Те, у кого рука не дрогнет, хотя завод для них дороже жизни. — Он отвернулся, чтобы скрыть свое волнение. Потом сказал: — С этими делами мы ознакомим вас позже. Сейчас главное — боевая готовность. Если немцы прорвутся сюда, будем драться за каждый цех, за каждый метр заводской территории».
— Было такое, — подтверждает Козин. — Помню и майора, что послужил прототипом героя книги. Обрезкин его фамилия. Точно передал писатель обстановку тех сентябрьских дней 42-го в Ленинграде, на нашем Кировском. Такое не забудешь…
Секретарем парткома на Кировском заводе Михаил Дмитриевич Козин был избран и утвержден парторгом ЦК в мае 1940 года. Тут, пожалуй, уместно дать справку. В 1938 году, в преддверии войны, Центральный Комитет ввел на важнейших заводах страны своих представителей, парторгов ЦК ВКП(б), которые одновременно являлись секретарями партийных организаций этих заводов. Не нарушая принципов демократического централизма (парторги ЦК — секретари партийных организаций, как и другие, отчитывались перед партийными организациями и выбирались в соответствии с Уставом партии), ЦК этим актом поднял роль и ответственность не только руководителей, но и самих партийных организаций.
Чем же Козин заслужил такое доверие — руководить одной из боевых партийных организаций Ленинграда? Наверное, важно ответить на этот вопрос, чтобы стало ясным, почему и коммунисты Танкограда все военные годы облекали его такими высокими полномочиями.
К 1940 году за плечами у Козина уже были зрелость, большой опыт, партийная закалка. Вот как он сам писал о пройденном к тому времени жизненном пути в своей автобиографии:
«В четырнадцать лет я пошел работать подручным штамповщика на завод «Красный якорь». В 1923 году вступил в комсомол, а в 1925 году был принят в кандидаты партии.
По рекомендации комсомольской организации завода в 1925 году был направлен на Нижегородский рабфак, где учился до 1929 года. В 1926 году избирался членом бюро комсомольской организации. В феврале 1928 года стал членом партии.
После рабфака в 1929 году меня командируют для продолжения учебы в Ленинградский политехнический институт на металлургический факультет.
После защиты дипломного проекта в 1933 году направлен на завод «Красный путиловец» в прокатный цех, где работал до 1936 года, сначала мастером, затем сменным начальником и заведующим техническим бюро.
В цехе меня избирали в состав партбюро, членом бюро секции ИТР завода, в 1935 году — членом Кировского районного Совета.
В начале 1934 года был делегатом районной партийной конференции, на которой выступал С. М. Киров.
В 1935 году в составе делегации Кировского завода был на 2-м Всесоюзном съезде колхозников. В перерывах между заседаниями съезда с нами долго беседовала Н. К. Крупская. Она интересовалась работой женщин на производстве и заводской библиотекой. Вспоминала о посещении завода В. И. Лениным и о том, какое внимание придавал коллективу завода Владимир Ильич. Напомнила о том, что Ленин трижды посещал наш завод — в 1894 году, в мае и ноябре 1917 года.
С делегацией беседовали М. И. Калинин, С. М. Буденный. Это была незабываемая встреча с видными деятелями нашей партии, и она осталась в памяти на всю жизнь.
В начале 1936 года Наркомтяжпром, по рекомендации руководства завода, командировал меня за границу — для повышения знаний в области металлургического производства и приемки импортного проката…»
За границей Козин с леденящей тревогой почувствовал: война рядом, схватка с фашизмом неизбежна. Вернувшись на завод, он убедился, что для партии и правительства забота об оборонной мощи Родины стала первоочередной. Кировцы выполняли ответственные задания по выпуску танков Т-28, «СМК» и изготовляли первые образцы «КВ», знаменитой боевой машины, разработанной коллективом конструкторов под руководством Жозефа Яковлевича Котина. По мнению авторитетных специалистов, тогда она не имела равных ни у нас в стране, ни за рубежом.
Но производство новых танков, которые вместе с Т-34 должны были по-современному перевооружить Красную Армию, только налаживалось. Кировцы освоили серийный выпуск «КВ», но сборка их оставалась индивидуальной.