– Пора, значит, – перекатился к своей одежде Олег и торопливо натянул штаны. Шастать голым перед служанками ему все-таки не нравилось.
Потом спустился к реке, ополоснулся холодной водой, избавляясь от ощущения ирреальности происходящего.
– Ква-ква три раза. Мне нужно выспаться. Выспаться хоть одну ночь.
Он встал на колени, опустил голову в воду, немного ею покрутил, потом хорошенько тряхнул, разбрызгивая воду, и поднялся обратно на берег.
Боярская свита уже успела собрать палатку. Хмурый ратник запихивал в объемную суму мятые овечьи шкуры, девки крутились вокруг Вереи, что-то поправляя в ее прическе. На этот раз девушка снова облачилась в парчу, опоясалась наборным поясом из янтаря и яшмы со свисающим с него небольшим ножом и мягкой сумкой.
Олег еще раз тряхнул головой, потом натянул рубашку, подобрал свой ремень.
– Поезжайте, – распорядилась Верея, взмахнув рукой. – Я вас догоню.
Молчаливые, как призраки, ее слуги поднялись в седла, прихватили заводных лошадей, неторопливой рысью поскакали в сторону дороги. Середин проводил их взглядом, потом посмотрел на своих лошадей. Они так и стояли неоседланными и ненавыоченными.
– Слуги совсем обленились, – усмехнулась девушка. – Помоги мне сесть.
Середин подошел в упор, положил ладони ей на пояс, чуть наклонился вперед. Их губы слегка соприкоснулись – Олег ощутил горячее дыхание. Потом он напрягся и подсадил боярыню в седло. Боком – только так она и могла сидеть в своем драгоценном наряде.
– Моя усадьба совсем рядом, Олег, – подобрала поводья Верея и легонько хлопнула своего коня по крупу, посылая его вперед. – Она в Колпи, стоит над самым родником. Очень удобно, когда оказываешься в осаде.
Скакун пошел широким шагом, но девушка легким прикосновением направила его по кругу, кружась около Середина, словно акула перед броском.
– Ты очень хорош, Олег. Даже больше чем хорош, – с легкой улыбкой сказала она. – И я очень рада буду увидеть тебя на праздниках, на которые меня будут приглашать. Даже больше, чем увидеть. Но только в усадьбе моей тебя заметить не должны. Ты сам обязан понимать, Олег. Я – боярыня, хозяйка полновластная земель многих, дочь бояр именитых, из рода Словеновского. А ты – обычный ведун, бродяга бездомный. Негоже нам вместе быть. Одно дело – на веселье побаловать по-молодому. Другое – в дом мужчину привести. И запомни, коли сын у меня родится, то не твой он будет, а мой и токмо мой, у Сварога и Дидилии вымоленный. И думать о чем-либо забудь! Прощай, Олег. Я благодарна за тебя веселому Лелио… Но прощай. Моя усадьба называется Колпь, и даже случайно ты не должен забредать в ее окрестности. Прощай!
Она снова огрела ладонью своего коня, но на этот раз со всей силы, и стремительным галопом унеслась за излучину реки.
– Вот, зараза, – не без восхищения сказал ей вслед Олег. – Не женщина, а удав. Выдавила до капли – и даже спасибо не сказала! Нет, не хотел бы я оказаться среди ее дворни…
Пожалуй, что-то вроде обиды он все-таки испытал. Но ее внезапная выходка самодовольной боярыни чудесным образом развязала ему руки. Он обладал двумя лошадьми, небольшим припасом, деньгами для дороги. Но самое главное – не имел никаких обязательств. В этот раз болтливый язычок оказался диво как на замке.
– И все равно зараза, – так же беззлобно повторил Олег, разделся, сбежал по берегу и ухнулся в воду. Немного освежившись, он собрал в дорогу лошадей, оделся сам, поднялся верхом и повернул в противоположную от усадьбы Колпь сторону.
Для человека, привыкшего ежедневно принимать душ с утра и после работы, довольно трудно находиться в пути куда как больше полумесяца. Особенно, когда даже искупаться удается только через три дня на третий, а переодеться и вовсе невозможно. Но теперь он был свободен, как весенняя птица, и мог делать то, что заблагорассудится, не подчиняясь нуждам пути или потребностям всякого рода бояр, воевод и князей.
Миновав Бахтине на рысях, на ближайшем распутье он повернул направо и часа за два добрался до очередной деревеньки. Причем достаточно большой – дворов десять, не менее. Решив, что от усадьбы вероломной любовницы он уехал уже достаточно далеко, Середин выбрал двор побогаче – с забранными слюдой окнами, резным крыльцом, тремя сараями, с высоким, прикрытым деревянной крышкой, стогом за изгоролью и новеньким овином на огороде, – спешился, постучал, зажав кистень в кулаке, в ворота. Вскоре скрипнула дверь, на крыльцо вышел морщинистый, но еще крепкий с виду старик с тоненькой седой бородой, одетый, как и положено простому мужику, в полотняные рубаху и штаны.
– Чего надобно, калика перехожий? – с хрипотцой спросил он. – У нас ныне не до песен.
– Я калика? – изумленно приподнял брови Середин. – Ты чего, отец? Шутишь так хитро?
Старик перевел взгляд с гостя на коней за его спиной, испуганно вздрогнул:
– Ой, прости, богатырь. Годы мои не те, и глаза не те стали.
– Чего там, деда Буня? – следом за ним выглянула женщина лет тридцати, вся распаренная, в кожаном фартуке и с засученными на рубашке рукавами. Заметила Олега, кивнула: – Здрав будь, мил человек.
– И вам всего доброго, – кивнул Середин. – Что это за селение такое?
– Клюшниково соседи кличут. Никак, ищешь кого?
– Да вот хотел бы поесть сытно. Мясца жареного, хлебушка свежего. Капустки там, грибков соленых. В баньку бы сходить хотел, да чтобы тряпье мое кто-нибудь постирал. Поспать бы хотел. От души поспать, дня три.
– Тебе тут, что, мил человек, – опешила от подобной наглости женщина, – постоялый двор, что ли?
– А я думал, серебро не только на постоялых дворах любят, – усмехнулся Середин и выложил на перила крыльца приготовленную монету.
– Мало, – моментально отреагировал старик. – За три дня три деньги с тебя спрошу.
– Деда! – укоризненно воскликнула женщина.
– Ты, хозяин, – наклонился вперед Олег, – гостя-то сперва напои, накорми, баньку стопи да спать уложи. А уж потом остатки и спрашивай. И он подвинул монету к старику.
– Ты ворота-то отвори, Любава, – сказал дед Буня, сграбастывая серебро. – Коней прими у человека. В погреб сбегай да за водой для бани. Горницу освободи.
Женщина, оправив платок, спустилась с крыльца, чем-то загрохотала. Одна из створок поползла в сторону.
– Мяса я могу токмо тушеного из погреба принесть, – со вздохом сообщила она, забирая поводья. – Но есть щи, горячие, сегодняшние. В печи еще. А баня…
– Не все сразу, Любавушка, – остановил ее Олег. – Я сейчас переоденусь, одежду старую отдам, а сам на сеновал пойду. Забыл уже, когда в последний раз высыпался. Как проснусь, так об остальном и поговорим. Сеновал-то есть у вас?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});