XIII
Самолет прибыл в столицу ранним утром.
Сидя у иллюминатора, ученый в толстых очках и багровым лицом, пряча черные руки в карманах куртки, наблюдал, как земля неминуемо приближается – пришлось на время покинуть место происшествия и вернуться обратно домой, где ему предстоял тяжелый разговор.
Она стояла недалеко от трапа, провожая его. Ее длинная юбка развевалась на ветру. Волосы волнующе трепыхались за спиной. Банты пытались распуститься и улететь в ясное небо.
На бледном лице пробежала одинокая слеза.
Девочка, не отрываясь, смотрела, как самолет, поднимаясь ввысь вместе с отцом, исчезает среди ясного неба.
И он тоже проводил ее печальным взглядом.
“Моя дочь…”
Другая дочь встретила его в московском аэропорту. Вместе с ней была Маргарита Михайловна, жена.
Инга распахнула объятия и обняла отца, обхватив руками его шею.
– Я рада, что ты наконец-то вернулся.
– Здравствуй, цветочек.
Они втроем прошли к черной машине.
– Ты выглядишь очень плохо…
– Работа. – Валерий отмахнулся.
– Там все плохо, да?
Он опустил глаза.
– Я вижу это по твоим глазам. Но если ты не хочешь говорить, твое право. Тебе нужно время, чтобы прийти в себя. Потом расскажешь, что там происходит.
“Отвратительные вещи там происходят”, – хотел сказать ученый, сняв очки и протирая от бессонной ночи глаза. Отвернулся к окну, прижав к носу сжатый кулак, и надолго замолчал.
“Как им сказать то, что я долгие годы скрывал?”
– У меня сегодня встреча в Политбюро, поэтому я приехал обратно в Москву. К десяти часам меня уже будут ждать. Я заскочу домой, отмоюсь, переоденусь и снова уеду.
– Скажи, Валера, ты ничего не скрываешь?
Он в упор посмотрел на жену.
Маргарита Михайловна все поняла.
– Я не стану больше об этом спрашивать, пока ты сам не захочешь все рассказать. Но все же… не покидай нас так быстро…
– Не могу, у меня слишком много дел и забот, и я понятия не имею, когда и чем все это кончится. Да, мы перестали общаться, но на это есть свои причины, – Валера погладил жену по плечам. К горлу подкатил комок боли от несказанных слов, но он сдержался, обещая, как только выйдет за порог, то даст волю своим эмоциям, – все у нас будет как прежде, вот увидишь.
– Позовите Владимира Губарева. У меня с ним назначена встреча.
В кабинет вошел невысокий мужчина с поредевшими волосами в белой форме и с камерой на шее.
Валерий на следующий день вернулся обратно в Чернобыль:
– Мне неважно, кто виноват и в чем причина происходящего! – генеральный секретарь с коричневой “отметиной” на залысине грозно ударил кулаком по столу. – А теперь будьте любезны вернуться на свои места, – произнес он после долгой тирады, махнув рукой в сторону выхода.
– Мне стоит задержаться, товарищ Щербина? – когда руководители, прихватив с собой папочки с документами, вышли из огромного, увитого колоннами, зала, ученый подошел к Борису Евдокимовичу, спрятав руки в карманы темных брюк.
– Да, вы остаетесь здесь, Валерий Алексеевич.
Едва переступив порог своего кабинета, Валера бросился к телефону, набрал на нем номер и прокричал в трубку:
– Я хочу немедленно с ним поговорить!
Аппарат снова громко зазвонил:
– Щербина просит вас вернуться в Чернобыль!
В четыре дня самолет вылетел в Киев.
“Задачи остаются прежними. Во-первых, необходимо пронаблюдать за состоянием четвертого блока, так как основные засыпки уже окончены. Нужно вводить специальные зонды[14], чтобы измерить температуру внутри реактора, его радиационные поля и контролировать движение радионуклидов в воздухе.
Во-вторых, необходимо как можно скорее расчистить территорию промышленной площадки вокруг атомной станции.
И, в-третьих, начать работать по сооружению туннелей под фундаментом разрушенного блока.
Ну и последнее: оградить тридцатикилометровую зону, начать работы по измерению радиационных доз на ее территории и за ее пределами, и дезактивировать большую ее часть”
Когда приглашенный Владимир Губарев, журналист из газеты “Правда”, присел перед ученым, тот встал, засунул руки в карманы брюк и, подойдя к зашторенному окну, остановился, бросив взгляд на улицы опустевшего города.
– Вова, я знаю тебя со студенческой скамьи. Мы проучились с тобой до самого последнего курса…
– Слушай, на тебе лица нет. Ты, случаем, не заболел?
Валера достал из кармана пиджака пачку сигарет и прикурил. Издал тяжелый вздох и посмотрел на огонек на кончике сигареты. Поднес ее ко рту и затянулся. Выпустил дым через приоткрытые губы и вновь устремил взор на улицу.
– У меня столько всего накопилось, ты себе это представить не сможешь.
И академик продолжил, выдержав паузу:
– Это случилось десять лет назад, я уже тогда работал в курчатовском институте, преподавал неорганическую химию, изучал ядерную реакцию и писал статьи на тему атомных реакторов.
Однажды я увидел одну девушку, журналистку. Она захотела пообщаться со мной тет-а-тет.
Мы с ней не раз беседовали после, а потом у нас все закрутилось. Я переспал с ней раз, потом еще раз, и еще раз, а потом я узнал, что она беременна. У нас родилась дочь. А потом я ушел, оставил ее с дочерью потому что любил только одну женщину, свою Маргариту.
Все, что со мной случилось, я посчитал кошмаром наяву. “Это был не я!” – кричал я сам себе по ночам.
Дочь свою, вторую, я не видел два года. В последний раз мы увиделись, когда ей исполнилось четыре.
И спрашиваю себя сейчас, почему тогда я поступил так глупо, не по-мужски? Что произошло во мне, когда я очнулся от наваждения, длившегося целый год, понимая, к чему привели мои действия? Почему я тогда не признался Маргарите, что у меня появилась вторая дочь? Почему я до сих пор обманываю ее, Ингу и себя? Чем они заслужили такое отношение?
– Если я правильно понял, тебя терзает появление внебрачной дочери? – когда ученый надолго прервал свой монолог, погрузившись в тишину, заговорил Владимир задумчиво. – И это все, что тебя сейчас беспокоит? А как насчет аварии? Ты уже выяснил ее причину?
– Пока что нет.
– Но у тебя-то есть определенные мысли на этот счет, просто