стен кончиками пальцев и принюхиваясь к запаху медикаментов. Медленно дошла до упора, повернула за угол и оказалась перед открытой палатой, где лежала девчушка на пару лет младше нее.
К хрупкому телу подключили непонятные приборы, которые от легкого детского прикосновения тут же выключились. Маленькая пациентка лежала неприкрытая одеялом. Она вся была перебинтованная.
Какое-то время пациентка лежала неподвижно, будто бы уже перейдя заветную черту, но чертовка в юбке понимала, что она еще жива. Подошла к ней и всмотрелась в лицо, украшенное уродливыми ожогами.
Веки широко распахнулись. Грудная клетка поднялась и тут же опустилась. Раздался громкий кашель. Голос превратился в сплошной хрип. Выключенные приборы светили темными экранами. Перевернувшись на бок, девчонка попыталась дотянуться до кнопки вызова медсестры, но, не выдержав, рухнула на пол. Поползла в сторону выхода, где ее перехватила гостья в школьной форме и потащила в сторону кровати, подхватив за подмышки.
Когда не получилось уложить на постель подругу по несчастью, девочка аккуратно пристроила ее на пол и, расправив юбку, села. Осторожно взяла к себе малышку на руки, подперев свесившуюся голову локтем.
– Мы с папой жили в Припяти до того, как все это случилось, – сказала она, жадно ловя ртом воздух. – А потом произошла авария, и я… оказалась здесь… кхе-кхе… Папа сказал, что это из-за радиации… кхе-кхе… Он сказал, что она невидима. И я… боюсь ее… “Тысяча журавликов”… Песенку вспомнила… которую мы пели в детском саду, кхе-кхе… Я никогда не думала, что буду на ее месте… кхе-кхе… Ты ведь пришла помочь мне… да?.. Спаси меня!.. – девчушка вцепилась в рубашку забинтованными пальцами. – Мне надоели эти… врачи… Белые халаты… Хочу увидеть папу… Свет… Я не… – и тут же застыла с открытым ртом.
В широко распахнутых глазах сияющие искры погасли. Руки обмякли и безжизненно упали на пол, как и голова, откинувшись на спину.
Девочка провела пальцами по бледному лицу, закрывая веки. Убрав еще теплое тело с колен, она встала с пола, отряхнулась и, повернувшись, последовала к выходу.
Срочное сообщение в Ивано-Франковск: “У меня умирает муж! Приезжайте как можно скорее!”
– Ты не представляешь, какая Москва красивая, особенно на День Победы, когда салюты пускают. Я хочу, чтобы ты это увидела.
Затем резко открыв глаза:
– Сегодня день или вечер?
– Девять вечера.
– Открывай окно! Начинается салют!
Раиса судорожно отперла деревянные ставни и, выглянув наружу, охнула. Восьмой этаж. Земля далеко. Темнота уже опустилась на столицу, накрыв ее своей мрачной периной с разбросанными, напоминающими алмазы, звездами.
– Вот это да…
Букет огня взвился ввысь, а затем распался на сотни искр. За ним полетел еще один и еще, усеивая темный купол мелкими всполохами.
– Я обещал тебе, что покажу Москву. Я обещал, что по праздникам буду всю жизнь дарить цветы…
Раиса, тронутая словами, обернулась.
Василий достал из-под подушки три гвоздики.
– Дал медсестре деньги, чтобы купила.
– Мой единственный! Любовь моя! – девушка бросилась к болеющему мужу и начала покрывать его лицо, украшенное язвами, многочисленными поцелуями.
– Тебе что врачи говорят? Нельзя меня целовать, нельзя меня обнимать!
– Но я же люблю тебя… – по лицу скатилась счастливая слезинка.
Раиса вышла в коридор совершенно обессиленная. В больничных помещениях окна держали закрытыми, и девушка, обмахиваясь руками от внезапного головокружения, пожаловалась на духоту.
Ближе к обеду началась тошнота.
Когда головокружение стало сильнее, Раиса зацепилась за подоконник. Перед глазами появились белые “мушки”.
Она невольно зажмурилась, чувствуя скорый обморок.
– Вы беременная? – ее подхватил мимо проходивший врач.
– Нет-нет, что вы!.. – испугалась Рая.
– Не обманывайте, – тяжело вздохнул он.
Раиса растерялась и опустила взгляд.
– Почему вы меня обманули? – строго спросила заведующая на следующий день.
– У меня не было выхода! Скажи я вам правду, вы бы отправили меня домой! Святая ложь во спасение!
– Что вы натворили…
– Но зато я с ним! Ясно вам?!
Заведующая покачала головой.
– Миленькая ты моя! Миленькая моя…
– Надежда все-таки есть. Маленькая, но есть, – утешал девушку американский профессор, доктор Гейл. Его акцент немного смущал, но Раиса решила не придавать значения всякого рода мелочам, когда речь идет о жизни любимого мужа. – Такой могучий организм, такой сильный парень!
“Нужна пересадка костного мозга…”
Эта фраза крутилась в голове целый день. Рая сидела в палате недалеко от мирно спящего Василия, дожидаясь его родственников: двух сестер из Беларуси и брата из Ленинграда. Приехала и младшая сестра, Наташа, которой было всего четырнадцать лет. Когда ей сообщили об операции и что ее костный мозг подходит лучше всего, девочка-подросток заплакала:
– Я очень, очень боюсь!..
– Я лучше умру, но не трогайте Наташу, ей же всего четырнадцать!! – закричал Василий, когда девушка вместе с американским врачом принесли ему эту новость.
– Его старшей сестре, Людмиле, двадцать восемь. Почему бы вам не попробовать взять ее костный мозг? – выйдя из палаты, поинтересовалась Раиса.
– Успокойся, – она обернулась и увидела медсестру. – Твой муж уже не человек, а реактор. Сгорите оба.
– Врете вы все! Ваша наука и гроша ломаного не стоит!
А где-то в подкорках сознания грелась проворная мысль: а что, если действительно Васеньку не спасут, и он умрет, как те шестеро ребят, что работали вместе с ним? Сердце нещадно заколотилось о ребра, будто пытаясь выпрыгнуть из грудной клетки. Рая с трудом взяла себя в руки и сжала пальцы до побеления: если кто-то увидит слезы на ее бледном лице, то немедленно выпроводят из больницы.
Васе с каждым днем становилось все хуже, и ее отчаянные рыдания только добавят ему страданий.
– Рая, где ты? Рая!
Услышав страдальческий зов, она врывалась в палату, машинально убирала за ним простынку, на которую он ходил под себя, не подпускала к нему солдат, что обхаживали остальных, и верила. Верила, что ее любимый Васенька встанет на ноги, сможет победить эту чертову болезнь и жить нормальной, человеческой, жизнью.
Раиса погладила руки, покрытые волдырями, и улыбнулась.
“Такое все любимое… родное…”
– Рая!!
Глава