к вам хотят. Ладно, курсант Родин, окажете помощь в отправке самолётов на свой аэродром. Вам ясно? — сказал он, затушив папиросу в пепельнице. — Шлемофон возьмите с собой, чтоб без головного убора не ходили мне по аэродрому. И всем подышать кислородом!
Глава 22
Намёк инструкторами был понят правильно. Нестеров сказал, что они могут выхватить после таких выходных пару недель отстранения от полётов.
— Отдохну зато. В следующем году ты же знаешь, что наша эскадрилья пересаживается на МиГ-21? — спросил он, когда мы делали осмотр борта перед посадкой в кабину.
— Слышал об этом. А вы же летали на 21м?
— Да. Просто восстановлю допуск и всё.«Элочки» готовили проверенные ребята, такие как Борян под присмотром нашего знакомого Валерия Алексеевича.
— Значит, мы можем опять к вам попасть? — спросил я. — Третий год и снова третья «пьющая» — уже становится закономерностью, что именно вы нас учите летать.
— Везёт вам. А может и нам. Я к вашей курсантской четвёрке так точно привык. Артём тупит только иногда, но вы все парни «летучие». Жду не дождусь, когда мы с вами звеном полетим. Вот там веселье будет.
Обнявшись со своими товарищами и пожав руку на прощание мне, Валерий Алексеевич заспешил удалиться. После запуска и получения разрешения, наша пара начала выруливать к полосе.
— Экипаж Новикова пойдёт перед нами, так что не будем торопиться на полосу, — сказал Нестеров, медленно выруливая со стоянки. — И вообще, чего это я рулю? Давай, работай. Зря тебя, что ли взял с собой.
— Комполка сказал, чтобы я только перед собой смотрел, — усмехнулся я, перехватывая управление на рулении.
— Считай, что твой командир экипажа вышел из строя.
Я осматривал аэродром, и на душе было немного грустно. В своё время здесь было целое лётное училище, и в разные периоды служили более ста Героев Советского Союза. Среди них были и космонавты. Этот полк дал путёвку в небо многим знаменитым лётчикам и... так жестоко обойдётся с ним судьба через 20 лет.В моё время он был заброшенным, а все постройки разворованы и разгромлены. Улетучился из жилого городка запах авиационного керосина. На взлетно-посадочной полосе, с которой нам сейчас предстоит вылетать на свой аэродром, будут устраивать гонки ночные стритрейсеры. Этой альма-матер нескольких поколений лётчиков Белогорского училища предстоит просто исчезнуть. Произойдёт это в 1998 году. Как бы мне хотелось, чтобы этого не случилось.Валерий Алексеевич прослужит в этом полку всю свою жизнь от лётчика-инструктора до командира полка. Всеми силами будет отстаивать его право на существование и жизнь после развала Советского Союза. Насколько справедливо, что именно ему предстоит зачитать на плацу полка приказ о расформировании?
— Валерий Алексеевич никуда не хочет отсюда переводится? — спросил я у Нестерова, когда мы занимали полосу для взлёта.
— Вроде нет. Он любит эти места и этот полк. На пенсию отсюда пойдёт.
После разрешения на взлёт, я вывел обороты на «Максимал», разогнал самолёт до нужной скорости и также обыденно, как будто каждый день летаю, оторвал его от земли.
— Командир, а разрешите, я попрощаюсь с этим аэродромом?
— Не возражаю. Да может, ещё и сюда служить придёшь. Хотя, ты ж отличник. Сможешь место и получше выбрать.
Набрав 250 метров, я выполнил разворот на аэродром и прошёл над КТА в направлении Белогорска, слегка покачивая крылом.
Наше прибытие в родную воздушную гавань запустило процесс внутреннего разбирательства. Добров должен появиться через несколько дней, так что бразды правления ещё были в руках Дмитрия Александровича. Не знаю, стало ли для него сюрпризом, что мы задержались в Антайске без видимой на то причины и не выполнили перелёт вовремя. Всё-таки, это нарушение его указания. Как и всегда, весь негатив он, видимо, высказал командиру третьей эскадрильи.Уже потом нам четверым предстояло выслушать очередное выступление Реброва. Конечно, перед этим он был нещадно «выдран» Граблиным за такую дерзость со стороны его подчинённых. Вся наша четвёрка стояла в кабинете у комэска. Как я понял, Гелий Вольфрамович решил провести порку по горячим следам.
— Товарищ командир, всё прошло как нельзя лучше..., — начал говорить Валентинович.
— Молчать, — тихо сказал Ребров, чьё лицо имело отчётливый красный оттенок.
— Командир, ну всё прошло как нельзя..., — взял слово Нестеров, но и его Ребров не хотел слушать.
— Ой, тебе вообще лучше не дышать, Николаич, — глубоко выдохнул комэска, расстегивая молнию на комбинезоне.
— Гелий Вольфрамович, я вам готов доложить...
— Ваня, торпеду мне в рот и весь остальной флот в другое место... вот примерно такое будущее меня ждёт, если вы продолжите подобные дела в нашей эскадрильи! — повысил голос Ребров.
Вроде, переход хода был ко мне, и я должен был что-то сказать. Лично для себя решил, что это тот случай, когда нужно держать язык глубже, чем за зубами.
— Родин, — обратился ко мне комэска. — Бого-мышь ты летающая, иди вон... в казарму. А вы трое и того... дальше отсюда, чтоб я больше вас до завтра не видел!
После такого приключения, я не мог не быть центральным объектом для обсуждения со стороны своих товарищей в казарме.
— И чего там в Антайске? Ходил на танцы? — спрашивал Костя, когда я приводил себя в порядок в умывальнике.
— Ребята предлагали, но я отказался. Рыбалка, зато с инструкторами была отменная.
— Шашлычок, уха, коньяк — весь набор был? — облизывался Артём.
— Повезло...
— Чего повезло? У Серёги, что не курс, то чего-то случается, — сказал Макс, выдавливая прыщ перед зеркалом и избавляясь от черных точек.
— Очередное свидание? — тихо спросил я, пока двое наших товарищей обсуждали Антайский полк.
— Сегодня нет. Ребров после того случая не простит. Мы днём встречаемся теперь. Кажется... не уверен я, если честно, что это правильно.
— В чём сомневаешься, Макс? Боишься, что ты её разлюбишь?
— За себя нет. Может меня используют, как... ну для этого дела? Просто она такое...
— Тихо, тихо, Макс, — сказал я, посмотрев, что никто не услышал начало откровенного признания Куркова. — Счастье любит тишину, дружище. Как будет, так будет. Не торопи события и плыви по течению и...
— Расслабиться и получать удовольствие, вы прям одними словами с ней говорите. Она тоже самое шепчет, перед тем как... — и Макс показал пальцем в район паха. — Короче, я