Меня впечатывает спиной в стену, он срывает брюки и рубашку и бросает их за спину. Катон блуждает взглядом по моему телу, словно никогда не видел раньше, хотя лизал, пробовал на вкус, но никогда не занимался со мной сексом, и, черт побери, я уже мокрая для него.
— Я не могу быть мягким, Талия, не тогда, когда я претендую на тебя, — предупреждает он.
— Кто сказал, что мне нужна мягкость? — Схватив его за рога, притягиваю к себе, крепко целую и подталкиваю к действию, а затем отстраняюсь. — Трахни меня.
Я охаю, когда он спускает меня, переворачивает и раздвигает мне ноги. Он прижимается грудью к моей спине, а хвостом скользит по ноге к моей киске. Щелкает по клитору, пока я не начинаю стонать, а потом останавливается, покусывая мою шею.
— Они не должны тебя видеть, — рычит скорее зверь, чем мужчина, и прежде чем я успеваю ответить, он вводит в меня свой хвост.
Даже мокрая, даже после того, как я только что кончила, я стону, сжимаясь вокруг его длины. Покачиваю бедрами, пока он трахает меня хвостом, а потом вытаскивает его так же внезапно, как и ввел в меня.
Вцепившись когтями в мои бедра, он дергает меня за задницу, скользя руками вверх по моей спине, по рукам и вниз, где его пальцы переплетаются с моими, несмотря на предупреждение. От этого нежного прикосновения у меня на глаза почти наворачиваются слезы, потому что я знаю, что он делает.
Он напоминает мне, что он со мной, и удерживает в этом моменте с ним, даже когда грубо обращается с моим телом. Прижимает членом к моей киске, проводя по ее складочкам и ударяя по клитору, пока покрывает себя моими сливками.
— Ты будешь кричать от желания, моя пара, — вырывается у него. — Ты примешь меня, и все узнают, что ты моя, пока я буду изливать в тебя семя и помечать запахом.
О, черт. Его грязные словечки до невозможности возбуждают меня, и я вскрикиваю, когда Катон врезается в меня членом. Он такой длинный, твердый и широкий, что я почти задыхаюсь, не в силах дышать, но Катон не дает мне опомниться. Вместо этого он вырывается и снова входит в меня.
Пошлые слова, срывающиеся с его губ, заставляют меня хныкать и отталкиваться, чтобы он вошел глубже.
— Такая хорошая девочка, Талли. — Его голос — рычание, которое вибрирует по моему телу. — Посмотри, какая ты красивая, когда берешь меня. Лучше, чем я мог себе представить, словно тугой, влажный жар окутывает мой член, сводя меня с ума. Ты так хороша, моя пара, слишком хороша. Я не могу остановиться.
Иногда легко забыть, что Катон — девственник, он берет меня жестко и быстро, в отличие от моих первых неуверенных попыток, знает, что делать. Он царапает клыками мою нежную кожу, когтями впивается в стену, чтобы не порезать меня, а хвостом обхватывает мой живот, помогая мне оттолкнуться, чтобы принять его.
— Катон! — кричу я. Удовольствие проникает в меня, когда он отклоняет мои бедра, чтобы попасть в ту точку внутри меня, от которой у меня заслезились глаза. Мой клитор пульсирует от его хвоста, пока он вбивается в меня.
Пока он это делает, я замечаю запах, восхитительный запах, от которого я стону.
— Что это за запах? — задыхаясь, спрашиваю я.
— Мой брачный аромат, — урчит он. — Наполняю тебя, покрываю, чтобы ты всегда пахла мной, и никто другой не мог к тебе прикоснуться. Ты. Моя! — рычит Катон, снова вонзая клыки в мою шею, удерживая меня на месте, пока грубо и жестко берет меня.
Боль смешивается с удовольствием, и не успеваю я опомниться, как снова кончаю, кричу, как он и хотел. Зарычав, Катон отстраняется, и я слышу, как он наваливается на меня. Через минуту он покрывает спермой мою спину, задницу и киску, окутывая меня своим восхитительным ароматом, а затем снова оказывается во мне.
Он вынимает клыки из шеи, а ранки зализывает языком.
— Я еще не закончил с тобой, моя пара, — рычит мне в ухо.
Катон отрывается от меня, поднимает и впечатывает спиной в стену, насаживая меня на свой член. Одной рукой он упирается в стену, а другой — в шею, откидывая мою голову назад, и от этого давления я глубоко вдыхаю. Я скачу на нем изо всех сил, пока он берет меня. Его пылающие глаза не отрываются от меня, с клыков капает моя кровь, и он рычит.
— Моя, моя, моя, — напевает он.
— Твоя, — обещаю я, но мой голос затихает, когда он снова сжимает мое горло. Набрасывается на мои соски, облизывая, покусывая и втягивая кровь, оставляя следы укусов на груди, когда Катон с силой впивается в меня.
— Моя навсегда, — рычит он, вонзая клыки прямо над моим сердцем. Резкая боль сменяется наслаждением, когда он сжимает клитор.
Я даже не могу кричать, когда он трахает меня, доводя до оргазма, а потом до другого, его запах делает меня такой же дикой, как и он сам. Я царапаю его ногтями, что только подстегивает Катона, и он трахает меня так сильно, что это почти больно, и кажется, что я не перестаю кончать, пока он не откидывает голову и не рычит.
Катон вонзается в меня раз, два и замирает.
Его разрядка заполняет меня, и наслаждение все еще охватывает, не ослабевая, пока он не перестает касаться клитора, и тогда я падаю, как марионетка с перерезанными ниточками. Катон ловит меня и скользит пальцами по его стекающей сперме и вставляет ее обратно в мою киску.
— Люблю тебя, Талли. Люблю тебя так сильно.
— Я тоже тебя люблю, — отвечаю я, открывая глаза, чтобы встретиться с его глазами, и он нежно целует меня, даже когда пальцами не позволяет вылиться из меня его освобождению.
ГЛАВА 43
![]()
КАТОН
Я прижимаю свою спутницу жизни к себе, пока она спит. Я успел одеть Талию, прежде чем она задремала в моих объятиях, прижавшись спиной к двери камеры, чтобы защитить ее, насколько это возможно. Мое сердце так переполнено, что кажется, будто оно может разорваться, и впервые за целую вечность я чувствую покой.
Как будто та недостающая часть меня соединилась с моей душой, и все приобрело смысл. Мой разум не работает над миллионом проблем одновременно. Я не думаю о следующем дне, годе или угрозе. Я просто здесь, в этом моменте, как мужчина, обнимающий женщину, которую он любит больше самой жизни, и удивляющийся, как ему вообще так повезло.
Я хочу вернуться к тому маленькому испуганному мальчику, который цеплялся за руку брата, когда они отправились в разрушенный войной город, и сказать ему, что все наладится. Я хочу сказать ему, что это того стоит. Все стоит того, потому что мы получим ее.
Прижимая Талию к себе, я зарываюсь головой в ее шею и вдыхаю ее запах. Он смешивается с моим, запах спаривания заставляет меня ухмыляться, когда я целую след от укуса на ее шее. Во мне вспыхивает чувство собственничества. Я никогда не думал, что буду таким, но с ней не могу быть спокойным и собранным.
Я думал, что после нашего спаривания все станет лучше, но я ошибался — сейчас я более собственник, одержимый и защищающий, чем когда-либо прежде. Я должен доверять своей паре, чтобы она выполнила свою часть работы, и мы смогли выбраться отсюда вместе с нашими друзьями.
Ненавижу, что ей придется встретиться с ними в одиночку, но она не боится, мой храбрый человечек, так что и я буду бесстрашен.
Она бормочет во сне, поворачиваясь и прижимаясь лицом к моей груди. Мое сердце учащенно забилось от ее доверия ко мне, и я поцеловал ее в лоб.
— Я обещаю тебе, малышка, что больше никогда не позволю другому причинить тебе боль. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива до конца наших долгих дней, потому что нескольких лет с тобой никогда не будет достаточно. Даже ста будет недостаточно. Мы выберемся отсюда и начнем нашу совместную жизнь. Я обещаю тебе. Просто продержись еще немного, и я продержусь вместе с тобой. Куда пойдешь ты, туда пойду и я. Когда больно тебе, больно и мне. — Проводя губами по ее лбу, я даю ей клятву. — Я буду любить тебя вечно.
