Голова его опустилась между ее бедер, которые он уже раздвинул руками. Она легла спиной на дубовую столешницу, постанывая от удовольствия, хотя затылок больно уперся в кромку стола. В подобных ситуациях она не могла спорить. Сидония отдалась ощущениям. Дыхание ее участилось, нетерпение нарастало. В его объятиях, только с ним одним она забывала обо всех свои деяниях, власти Марты. С Жаком она упивалась иллюзией свободы. Она достигла пика наслаждения, кусая губы, чтобы криками не взбудоражить весь дом.
В дверь постучали, и барон выпрямился — тяжело дыша, поддерживая обеими руками штаны.
— Их милостей нет, аббат, — услышали они голос за дверью.
Марта. Ее участливость обеспокоила Сидонию больше, чем возможная вспышка гнева.
— В такой час? — возмутился священник.
Однако продолжения их диалога Сидония не слышала: одним сильным толчком Жак, подстегиваемый остатками ревности, вошел в нее. Забыв обо всем на свете, она выгнулась, сдерживая крик, а потом приподнялась на локтях, чтобы ответить на его движения вперед, чуть более томные, чем обычно. Вопреки нарастающему удовольствию, она поняла по встревоженному взгляду и напряженному лицу барона, что его физические возможности не вполне соответствуют его желанию. Однако это не помешало ей ощутить сладкую судорогу и замереть в надежде, что следующая неотвратимо приведет ее к пику наслаждения. Вцепившись пальцами в ее бедра, вспотев от напряжения, Жак двигался в ней, но, похоже, никак не мог достигнуть удовлетворения. Наконец он остановился. Их губы потянулись друг к другу. Он страстно впился в ее рот поцелуем, в то время как рука его стала развязывать шнурки ее корсажа. И снова навязчивый танец этого члена в ней, этих пальцев у нее на грудях, его языка, ласкаемого ее дыханием… Сидония схватила любовника за плечи — она интуитивно почувствовала, что он пытается удовлетворить ее ценой невероятных усилий, и на мгновение испугалась, что может лишиться привычного удовольствия.
Двадцать толчков туда-обратно. Резких. Отчаянных Жак оттолкнул ее и вышел из ее лона. Лицо у него покраснело, он тяжело дышал. Рукой он коснулся члена, чтобы вернуть его в состояние боевой готовности.
— Повернись, — потребовал он тихо, глухим голосом.
Без малейших колебаний Сидония спрыгнула со стола и легла животом на столешницу. Задрав юбки, она открыла его взору свои ягодицы, крепкие и идеально-пухлые. Давно прошли те времена, когда она позволяла брать себя исключительно так, как это делают «пристойные женщины». Она любила плотские удовольствия, любовные игры, пусть даже и порочные, а Жак де Сассенаж был самым деликатным и опытным любовником из всех, кого она знала. На этот раз, однако, несмотря на все усилия, он смог предложить ей только жалкую пародию на соитие и после ряда слабых толчков вынужден был признать поражение.
Не испытывая и тени недовольства, она выпрямилась и прижалась спиной к его торсу. Сердцебиение у обоих медленно возвращалось к привычному ритму. Их руки переплелись. Жак прижался губами к ее плечу.
— Мне кажется, — сказал он горько, — я переоценил свой темперамент.
— С каждым, даже куда более молодым, такое иногда случается, Жак. Вспомните, мы кувыркались в постели почти всю ночь и на рассвете тоже!
— Двадцать лет назад со мной этого не случилось бы. Тем более после такой долгой разлуки с вами!
— Двадцать лет назад мне бы пришлось просить пощады. Дайте вашему воину отдых.
— Разве у меня есть выбор? — вздохнул он.
Она улыбнулась.
— А пока лучше подумайте о бедняге аббате, которого мы привели в такое негодование!
— У него у самого рыльце в пушку, уж поверьте мне. Только вчера утром я застал его с дамой за занавеской, которая отгораживает ризницу.
У нее стало легче на душе — похоже, он сумел справиться с ситуацией. Он нежно поцеловал ее в округлое плечико и отстранился, чтобы привести в порядок одежду.
Сидония опустила юбки и повернулась к нему лицом. Жак аккуратно заправил ей за ушко выбившуюся прядь.
— Вот так, — сказал он, — все прошлые грехи теперь позабыты.
— Тогда займемся делами. Конечно, большой праздник было бы лучше устроить в Бати, но Сассенаж милее моему сердцу, потому что здесь, Жак, мы с вами полюбили друг друга. Я хочу, чтобы об этом знали все и, придя на нашу свадьбу, никогда об этом не забыли, — сказала она, легонько поцеловала его в губы и направилась к двери, чтобы ее открыть.
Сидония выглянула в коридор, намереваясь попросить свою горничную привести священника. Марта ждала, опершись спиной о перила винтовой лестницы. Ее жестокая улыбка подтвердила подозрения Сидонии: бессилие Жака было только первой частью уготованного им наказания.
Вечером того же дня, вопреки своим ожиданиям, Филибер де Монтуазон уехал вместе со своими товарищами. Он был вне себя от ярости. И причин для этого было достаточно.
Увидев его в куда лучшем состоянии, чем то, в каком она его оставила, Филиппина обрадовалась, однако настроение ее быстро переменилось — на все его авансы она отвечала твердым отказом. Наедине они смогли остаться после обеда. Он постарался обставить эту встречу наилучшим образом — даже справился у управительницы, есть ли в Сассенаже место, не сокрытое от случайных взглядов и в то же время уединенное. Жерсанда посоветовала ему скамейку в тени многовекового дуба, ветви которого протянулись к востоку, нависая над внешним двором. Под этим деревом Сассенажи по традиции обменивались с возлюбленным или возлюбленной первым поцелуем. Интересно, сообщила ли об этом Филиппине ее горничная, не отходившая от юной госпожи ни на шаг? Дочь барона была очень сдержанна, сидела, сложив руки на коленях, отвечала на вопросы Филибера де Монтуазона едва заметным движением головы и почти не улыбалась, когда он пытался шутить. А ведь он не забыл, как звонко она смеялась когда-то в саду аббатства! Он предпринял попытку поразить ее своими заслугами, рассказывая о Востоке и его чарах, о красоте острова Родос, подобного необработанному алмазу, окруженному ляпис-лазурью. О кровавых битвах с пиратами в водах Средиземного моря и о засадах, устраиваемых турками. Он даже упомянул о принце Джеме, однако сохранил в секрете цель своего приезда в Сассенаж.
Горничная Филиппины по имени Альгонда — Филибер де Монтуазон был вынужден признать, что она очень хороша собой, — казалось, слушала его истории с большим интересом. И даже спросила, где находится Анатолия, о которой он рассказывал. Филибер пояснил, что принц Джем оттуда родом и объявил себя султаном этой провинции после того, как начал воевать со своим братом Баязидом. На мгновение шевалье даже показалось, что девушки поменялись ролями — до того Филиппина была отстраненной, а ее служанка — заинтересованной. По истечении двух часов бесполезных усилий с его стороны Филиппина собралась уходить под тем предлогом, что из-за предстоящих торжеств по случаю бракосочетания ее отца у всех обитателей замка множество дел. Он ухватился за эту мысль:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});