- Пап, что с твоими глазами? Они раньше были серыми, маскировка какая-то? – повисшая в комнате тишина немного напрягала, я со всей свойственной мне неловкостью попыталась начать светскую беседу.
- Да, чтобы не вызывать вопросов. Кириллу при людях тоже приходится маскироваться, такие глаза, как у нас, слишком заметны. Ну и мне серый однозначно больше к лицу, - когда он снова посмотрел на меня, глаза уже были привычного мне серого цвета. Я невольно улыбнулась. Да, таким я помнила отца. Немного суетливости, немного чувства юмора и этот взгляд. Но у меня были вопросы, а значит, я должна получить ответы. Случай подвернулся, когда у Кирилла зазвонил телефон и он, коротко кивнув, вышел из кабинета, чтобы ответить на звонок.
- Пап, не хочешь мне рассказать, что у вас общего с моим Наставником?
- Я его учитель, он - ученик, - ответил отец, встретив мой удивленный взгляд – Ты думала, буду придумывать всякую ерунду? Извини, все эти сказки больше в стиле мыслителей, но я не из того подразделения. Мы познакомились давно, когда я возвращался со своей последней миссии в качестве Мыслителя. Твоя мать забеременела и мы, как участники программы, должны были на первое время прервать всякую деятельность. Глава по известным причинам не хотел терять с нами связь и предложил мне работу – обучать его сына. Ребенка, чьи способности проснулись очень рано и, можно сказать, обогнали разум. «Живая иллюстрация пословицы сила есть – ума не надо» - так мне его описали.
Отец отхлебнул чай. Я слушала его, как завороженная. Не ожидала такой откровенности. Точнее, отвыкла от неё. В Лагере Ассоциации никто не был со мной до конца откровенен, и я чувствовала это. Всегда. Будь то мои однокурсники, преподаватели или члены команды Кирилла.
- А каким он был на самом деле?
- Очевидно. Я увидел перед собой одинокого ребенка, в свои 6 лет повздорившего со всем миром. Что в его случае было чревато крупными неприятностями. Для нас, разумеется. Для начала я дал ему задание и вернулся за ним спустя несколько лет. Помнишь мои командировки? Тогда я ездил заниматься с ним в лагерь Ассоциации. В остальное время был с тобой. Можно сказать, что в какой-то степени вы оба мои дети.
Я слушала отца и чувствовала, как губы сами собой расплываются в улыбке. Может, стоит ему рассказать? Уверена, он поймет и, может быть, обрадуется, что все так сложилось. Но пока на языке вертелся другой вопрос.
- А как же мама? Вы жили вместе из-за решения Оракула? Зачем ломали передо мной эту комедию? – этот вопрос отцу не понравился. Он выпрямился на стуле чуть сильнее, чуть быстрее перевел взгляд с меня на ближайший блинчик и отхлебнул чай, словно выкраивая время на обдумывание ответа. Если бы я с завидным постоянством не путала свою наблюдательность и фантазию, то задала бы ему кучу вопросов уже сейчас. Но пока уверенности во мне было ни на грош, поэтому я просто ждала, что будет дальше.
- Арин, давай договоримся. Наши отношения с мамой – это наши отношения. У меня нет ни малейшего желания посвящать тебя в их подробности. Мы решили сделать твое детство прекрасным и у нас, кажется, получилось. Так ведь?
Я согласно кивнула. Возражений быть не могло. Моё детство было счастливым на все сто процентов, что сделало взросление чуть более болезненным, чем хотелось бы. Наверное, по-другому и быть не могло. Нас делают старше именно пережитые страдания. Именно с ними приходит опыт. От этого ни родители, ни кто-либо другой не смогли бы меня уберечь.
- Да, ты абсолютно прав.
Негромко скрипнула дверь, и в комнату вернулся Кирилл. При нем расспрашивать отца я не хотела, поэтому следующие полчаса мы с аппетитом наворачивали предложенные вкусности. Отец откуда-то раздобыл мое любимое вишневое варенье. По этому поводу было безжалостно уничтожено пугающее количество блинов. Кирилл даже начал переживать, что я сейчас лопну. Не знаю как я, а вот слишком узкая юбка угрожающе врезалась в живот. Ой! Это вам не джинсы – пуговку незаметно не расстегнешь.
***
Пока Арина задавала свои странные вопросы про глаза, ко мне нагрянула очередная радость в виде звонка матери. Странно, она обычно не звонит, если знает, что я на задании. Пришлось извиниться и выйти в коридор. Если против того, что Учитель услышит что-то запретное, я ничего не имел, то Арине там греть уши точно не стоило. Она вот-вот влипнет в наши интриги, не хватало ещё осчастливить её моими семейными дрязгами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Да мам, я на задании.
Из трубки донеслось недовольное:
- Знаю я твоё задание. Ко мне полчаса назад заходила Маша, плакала, рассказывала о том, что ты влюбился в какую-то курсантку и уехал с ней. Ты понимаешь, что причиняешь боль своей будущей жене? Зачем ты её так мучаешь, что она тебе сделала? Маша – прекрасная девушка, чего тебе еще не хватает? – тирада на грани истерики. Думаю, она мечтала сказать эти слова давным-давно, только не мне, а моему отцу. Только там смелости не хватает, а меня учить жизни – всегда пожалуйста. И да «какая-то курсантка», значит, мама не знает о её тесных родственных связях. Что за игру затеяла Маша? Сказать одно и умолчать другое. Чего она добивается?
- Во-первых, успокойся. Во-вторых, я еду на миссию с курсанткой по приказу твоего мужа. Приказы Главы не обсуждаются. В-третьих, моей будущей жене следует поубавить свою неуемную ревность. Отношения с курсантами запрещены. Тебе известно это так же хорошо, как и мне. Давай поговорим, когда я вернусь.
Я говнюк. Совершенно точно. Именно сейчас самоопределился окончательно. Но заявлять разгневанной матери, что на задании с девушкой, вызывающей во мне слишком сильные чувства, которая для полного счастья еще и дочь Киры. Я говнюк, а не убийца. Боюсь, маму это добьет. Возможно, из-за этого Маша и поведала ей только одну половину своей трагической истории.
После упоминания отца мама тут же закрыла щекотливую тему, спросила нормально ли мы долетели и повесила трубку. Подарив мне удивительную возможность вернуться в кабинет, прервать тихий разговор Учителя с дочерью и не умереть с голоду. Следующие полчаса мы активно жевали и лениво обсуждали милые семейные мелочи, впечатления Арины от учебы и прочие погодные условия. Горка блинов значительно уменьшилась.
- Кирилл, что у тебя с галстуком? - мой Учитель сегодня был удивительно неугомонен. Видимо, решил за пару часов компенсировать мне все полгода отсутствия. Я машинально потеребил галстук. Да, завязан он был не слишком ровно, но завязан же! Сегодня Маша занималась Ариной, поэтому галстук завязывали мы втроем. Клим поискал схему в интранете, Эдгар полчаса пытался воспроизвести эту схему на моей шее (я никогда еще не был так близок к смерти от удушья). В итоге плюнули, завернули как получилось и отправили на задание. Так что, как есть, так и пришел. Ситуация была безвыходная.
- Мы с парнями завязывали. То, что ты видишь – уже достижение. С удовольствием воспользуюсь услугами профессионала, - холодный чай иногда бывает вкуснее горячего, особенно, когда является поводом вовремя заткнуться.
- Профессионала? – глаза Учителя хитро блеснули. – Арина, займись.
Черт, зачем я набрал полный рот чая? Глоток был один, аж до боли в горле, но чай успешно пролетел внутрь, а не в лицо Учителю. Что? Бросил быстрый взгляд на Арину. Она смущенно, аки девица на выданье, потупила взгляд. Видно, не ожидала, что отец выдаст что-то в этом роде. Я, если честно, тоже не был к этому готов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Простите? – удивленно смотрю на Учителя.
- Главный специалист по завязыванию галстуков в этой комнате – моя дочь. Ты не знал?
***
Папа, ну ёлки-палки, что ты задумал? Зачем так подставлять собственную дочь? Его оправдывало только одно – он ничего не знал про наши сложные отношения с Кириллом и чрезмерно активной материей.