Читать интересную книгу "Его Мишень - Евсения Медведева"

любопытным взглядом, исчезла.

– Да…

– Керезь! – вопил Королёв в трубку. – Ты решил слиться?

– В смысле?

– Царёв меня сейчас живьём закопает, что тебя до сих пор нет на репетиции. Ты нашего отличника не знаешь, что ли? Он же уже вторую неделю повторяет, чтобы все были к одиннадцати на генеральный прогон. И не дай Боже, Сане не понравится то, как ты дышишь.

– Бля… Мирон, ты решил мне испортить утро из-за этой ерунды?

Пока Королёв извергал ругательства, я успел умыться, почистить зубы и даже укутался в розовый махровый халат, который еле сомкнулся на мне.

– Я буду позже, Королёк. Так и скажи ему.

– Вот прям так и сказать?

– Да, мне ещё с Петровым вопрос решить надо, а то вчера не удалось встретиться, – я вышел из ванной и очумел…

Сеня стояла в зале и гладила мою одежду. Она смотрела телевизор и ловко орудовала утюгом, придирчиво проходясь по складкам рубашки.

– А ты куда вчера свалил, Керезь? Лёва из-за тебя еле дышит, вчера Петрова до поздней ночи спаивал, ну и себя заодно. И ничего, стоит в шеренге, слушает наставления, хватаясь за жизнь изо всех сил.

– Дело было важное. Всё, мне пора, позже увидимся.

– Так… Чую я, что ты мне что-то не договариваешь.

– Мирон, займись делом и отвали от меня, друг… – бросил телефон на комод. – Хм… Это уже оплачено? Или ты меня в финансовую махинацию втягиваешь? Типа, прибыль сейчас, а платите потом?

– Идем завтракать, товарищ прокурор, – рассмеялась Сеня, повесила рубашку на плечики и махнула рукой на кухню. Я ещё не видел её квартиру при свете дня, поэтому шёл следом, осматриваясь. – Нравится?

– Нравится, – сказал и челюсть распахнул. Сеня стала шустро раскладывать овсяную кашу по тарелкам, на столе появилась сырная нарезка и ветчина.

– Я надеюсь, что ты ешь кашу и не станешь плеваться от не царского завтрака?  Кофе сделаешь? – она нарезала хлеб и опускала в тостер.

– После армии я вообще всеядным стал. Там всем пофиг, кем ты был, какие погоны носил, в чьих кабинетах бывал. Ешь, что дают, делай, что говорят, и кайфуй. Все равны.

– Но всегда есть кто-то ровнее.

– Да, но эти шероховатости хорошо корректируются по ночам, поэтому всё же все равны.

– А я все голову ломала, почему силой от тебя веет. Это отпечаток прошлой жизни? – Ксюша отрезала ломтик огурца и втолкнула мне в рот таким странно естественным жестом, будто делала это каждое утро…

– Это характер, Мишель, из-за которого я и лишился той самой жизни. Несгибаемых не любят.

– Ты жалеешь?

– Нет. Я быстро отучил себя оборачиваться назад, потому что так и напороться можно. Вперед всегда смотри, Сень. Только вперёд.

– Где же ты был раньше? – она подтолкнула меня к столу. – Ешь давай, а то остынет, товарищ прокурор.

Это был завтрак из рекламы сока, ей Богу! Она щебетала о ерунде, рассказывала, скольких трудов ей стоило достать тот злополучный красный диван, ругала упёртого Королёва и планировала повлиять на него через Олю. А я молчал, наворачивал наивкуснейшую кашу, не стандартную из ресторана, а домашнюю, приготовленную так, как я люблю. Не сладкую, как принято готовить, а солоноватую, будто она знала о моих вкусах. Ксюша бросала ложку, намазывала хлеб маслом, укладывала ломтик сыра и вкладывала бутерброд мне в руку, когда видела, что предыдущий съеден. В её движениях не было наигранности. Она не хотела обворожить, пустить в глаза пыль заботы, нет. Просто отпустила себя. Сидела, подобрав под себя ноги, смущенно стягивала полы халата, забыв, что ничего нового я уже там не увижу.

– Курить? – она собрала тарелки, убрала в посудомойку, подлила свежую порцию кофе и поставила на стол пепельницу, распахнув окно настежь.

Я прикурил, пытаясь успокоить буйство мыслей, но облегчение не наступало. Понимал, что на сегодня у меня дел вагон, но ноги упорно не несли меня в реальность. Хорошо было на этой небольшой кухоньке в компании девушки в простом белом халатике, в чьих глазах была бесконечность.

– Я вижу, что ты хочешь что-то спросить, – Сеня пила кофе мелкими глотками и смотрела в окно, будто высматривала во дворе кого-то.

– Просто вижу, что тебе хочется что-то рассказать.

– Я хожу к психотерапевту, – выдохнула она с таким облегчением. – Уже было два сеанса.

– Молодец. И как?

– Мне хочется сдохнуть, Гера, – Сеня встала со своего стула, села мне на колени, обняла за шею, уложив голову на плечо, чтобы спрятаться от моего взгляда. А я и так все чувствовал. – Мы с Игорем встречались со школы. Все твердили, что мы идеальная парочка, а мы им сначала подыгрывали. И, наверное, заигрались. Он был моим первым и единственным мужчиной…

– Ненавижу быть вторым, – хмыкнул я, обнимая её за талию крепко, чтобы меня чувствовала, а не возвращалась к мыслям о нём.

– Поженились сразу после школы, а потом началось… После второго курса папа взял его к себе на работу, а Игорь быстро понял правила игры и стал дергать отца за нужные ниточки. Видела, но ничего не делала, потому что он так вовремя меня отвлекал: новая квартира, обустройство, первый самостоятельный быт, а потом диплом, первая работа… Вот после универа и началась моя веселая жизнь. Он гулял, я ждала. Звонил пьяный, я мчалась. Правила всегда были просты: он подает, я отбиваю. И так долгие годы… Я придумала себе мужа, Гера… Понимаешь? Придумала! Сама его вылепила по кусочкам из осколков счастья. Я же правда забыла обо всем… Гера! За шесть гребаных лет ни разу не вспомнила ни о чём плохом, застряла в собственной иллюзии, от которой жить не хотелось.

– Ксюш, – я словно расплавленную сталь глотал. Все эти разговоры о её муже порезы оставляли, стискивал зубы и делал вид, что все нормально. – Ты не представляешь на что способен мозг, чтобы защитить себя от сумасшествия, горя и боли. Он способен затмевать плохое яркими обрывочными воспоминаниями, щедро приправленными воображением. Горюем не по реальности, а по тому, что могло бы быть…

– Я носила ребёнка… И это был не просто выкидыш, Гера… Я горем своим убила своего ребёнка. Меня стимулировали, чтобы родила своего мертвого сына… не видела, но все чувствовала. Тогда я и наглоталась таблеток, а потом слиняла, чтобы в глаза никому не смотреть и горевать о том, что могло быть…

– Сеня… – после этих слов я не мог уехать. Взял её на руки и понес на диван. Укутал в плед, уложил на коленях и включил телевизор. Так мы, обнявшись, смотрели субботние передачи, смеялись над роликами про домашних животных, игнорируя разрывающиеся