Знакомый щелчок…
Глухие звуки моих шагов, я сильно шаркаю по пустыне, аж уши сворачиваются. Стону, пускаю скупую слезу и даю себе шанс пожить ещё немного. А как же хочется сдаться. Человеческая жизнь не стоит ничего, и с моей смертью всё останется как есть. Люди будут воевать с насекомыми до скончания времён. На Марсе, Венере, Плутоне, за пределами солнечной системы… мы будет постоянно сталкиваться с врагом, который не особо изменится внешне. Нам попросту жизненно необходима война, и нет ничего более ценного, чем…
Впереди мелькнул треугольник. Я принял его за скопившуюся грязь в уголках глаз, однако он не исчез, когда я пальцем слишком неаккуратно залез под веко, чуть оцарапавшись. Мигаю, пытаюсь проморгаться, треугольник не исчезает. По мере приближения вижу, как фигура обретает плавность. Чья-то палатка, поддеваемая слабым ветерком. Этот же порыв воздуха тащит меня вперёд вместе с кольцом, и повезло, что оба работают в одном направлении. Иначе, клянусь, я бы треснул пополам. В порыве радости и полного измождения рванул к укрытию, чтоб поскорее там оказаться. Шаг, ещё шаг, и вот валюсь с ног под тент. Тень укрыла с головой, лишь кольцо чуть блестит фиолетовым, как и раньше прорезаясь сквозь веки. Это не мешает уснуть, я слишком устал, чтобы рассматривать тех, кто сидел в палатке и до моего прибытия…
***
Запах еды вырвал из снов вполне ощутимой пощёчиной. Это не смесь БЖУ, это привычная человеческая еда. Нить дымка из котелка обвила мой нос, и я с закрытыми глазами потянулся к пище, опираясь о землю одними руками. Во лбу тут же разгорелась точка боли. Кто-то ударил меня, я машинально откатился подальше к выходу. Приятный сквозняк пробудил куда нежнее, чем запах только приготовленной еды. Я осмотрелся.
Палатка освещена изнутри слабой лампочкой, похожей на те, что всегда носили при себе рядовые. Снаружи Ночной период продолжал утягивать Солнце во тьму, и отлично замечаю, как земля остывает. Становится ощутимо холодно, я забрался в палатку, пятясь спиной к её хозяину. Пока не вижу его, хотя позвоночником чую — он на меня смотрит. Не осуждает, не злится и ничего от меня ждёт. Он пустил в свой дом и готовит еду, а будет ли ею делиться, так уже решит на ходу.
— Дам тебе немного. Потом уходи. Ты не понравился дочке.
Хриплый голос сливался с хлопками брезента. Поднявшийся ветер колыхал палатку, от чего и свет задребезжал сильнее обычного. Я обернулся не сразу, в пояснице узел боли не позволил это сделать с прежней ловкостью. Стиснув зубы, я превозмог себя и оказался лицом к лицу со стариком. Его борода доставала практически до глаз, кончиком свисая ниже груди. Курчавые седые волосы головы опали на плечи длинными прядями. Потрёпанная одежда висела клоками и копилась в ногах пахучей кучкой ткани. На лбу — символ Еретика. Таким награждали тех, кто особенно провинился перед Советом и Троебожием. А было это ещё до моего рождения. Передо мной сидел представитель давних времён, непонятно как доживший до своих лет.
— Будешь?
Он протянул мне мисочку, на дне в полупрозрачном желтоватом бульоне плавали дикие овощи. Такие я видел только в учебниках, потому что росли они обычно за пределами Городов. Сложно получить и ещё сложнее приготовить, но именно из-за своего упорства этот мужчина до сих пор жив и находится с виду в полном здравии. Да, морщины на лбу скатались в несколько грубых валиков, только вот глаза как у новобранца. Горят голубоватым светом, в них отражается котелок, ещё булькающий на слабом огне. Треск древесины зачаровывал, и я не сразу поблагодарил повара, окунувшись в ароматы еды.
Обжёгся от жадности, впредь стал аккуратнее. Порция быстро закончилась, слишком вкусно провалившись в желудок. Тот уже прилип к позвоночнику, вообще не ожидая, что в него ещё хоть что-то упадёт. Отрыжка скопилась, я сдержался. Передал миску мужчине, тот кивнул и убрал тару в сторону, воззрившись на меня. А я словно стал прозрачным, и всё во мне видно — мои поступки, мои мысли, мои желания и мечты. Взгляд по силе такой же, как у Просветителя. Может, поэтому он и смог выживать так долго за пределами Города — Троебожие правда ему помогало, пусть и выгнало из своих владений.
— Отдохни немного и уходи. Не забудь это, — старик махнул рукой в сторону кольца. То перестало так ярко светиться, как было раньше, лишь подрагивало ещё в углу палатки. Напоминает о себе, боится остаться забытым посреди пустыни Плутона. — А то жена не вернётся. Страшится, говорит.
Я чуть было не спросил о причинах её страха, однако быстро вспомнил, что именно этот артефакт некогда болтался в бороде Просветителя. Всех их выгнал если не тот же, так другой представитель культа. Кольцу не обязательно быть кольцом, это может быть и другая форма, а символизм в них остаётся неизменным — высшая власть. Она действует на тебя по-особенному. Ни с чем не спутаешь атрибутику Просветителей.
— Извините.
Не придумал ничего, кроме просьб о прощении. Я остался накормлен, несмотря на то, что при мне имелось это кольцо. Оно принадлежало тем, кто вершил судьбы, и далеко не всегда в лучшую сторону. Груз вины лёг на мои плечи, хоть и ни одного Гражданина не отправляли в изгнание по моей инициативе. Это общий груз человечества — мы уничтожали сами себя, а ответственность перекладывали на насекомых. Смешно эту идею формулировать именно сейчас, когда столько лет прошло с появления первых мыслей о глупости культа Троебожия.
Ветер поутих, перестав нарушать наш покой. Старик закончил с готовкой и накрыл котелок металлической тарелкой. Запах быстро улетучился, я испытал резко нахлынувшую тоску. Ощущение дома так же пропало, я вновь оказался на войне, где каждый вкус и аромат имеет большую ценность, чем раньше. Еретик принялся нашивать заплатки на своей одежде. Он закрыл дырки на локтях, на груди, покрытой седыми волосами. Штаны выглядели как одна большая заплатка. Десятки разных цветов проглядывали тут и там, а ведь пришлось каждый кусочек находить отдельно или забирать его силой у таких же изгнанников. Представить страшно, сколько преодолел этот мужчина, чтоб остаться в живых, да ещё и сохранить семью.
Наш покой нарушил женский вздох. У входа в палатку возник худощавый силуэт, за его спиной оранжевые лучи размывали очертания хозяина силуэта. Человечек поменьше прятался в ногах матери. Сдавленный стон добрался до меня с просьбой поскорее оставить это место и продолжить путь, даже если цель его до сих пор не была мне точно ясна.