Читать интересную книгу Пока летит монета - Ольга Войлошникова

не хуже и не лучше остальных, но Ёсико неожиданно прикипела душой к дочке местного зоотехника. Странно, но совершенно не похожая на японку веснушчатая беленькая Настёна остро напомнила Ёсико оставшуюся на Старой Земле младшую сестрёнку Хотару — взглядом, наверное? или манерой наклонять голову, заинтересовываясь? — и маленькая рыжая лисичка сперва подолгу наблюдала за ней, а как-то решилась подойти.

*Хотару — светлячок (по-японски)

Настя, которой тогда было всего семь, сидела дома одна и боялась, потому как папа срочно повёз маму на фельдшерский пункт (роды начались на две недели раньше, чем предполагали, маме было плохо, все паниковали и торопились), а дома было темно (родители боялись, что оставшийся дома ребёнок учинит пожар, и света не оставили) — и появившаяся как будто из ниоткуда маленькая ярко-рыжая лисичка, которая зажгла огненный шарик и положила его в стеклянный стаканчик, вовсе даже не напугала её, а, скорее, обрадовала.

Отец разрывался между работой и поездками в больницу в соседнее большое село, был хмур и мрачен. Что-то с мамой было не очень хорошо, и Настя старалась не попадаться ему под горячую руку. Она сидела в своей комнате на втором этаже и играла с рыжей лисичкой, которая оказалась лучше всех-всех кукол, потому что ещё и разговаривала! И называла её иногда так смешно: не Настя, а Светлячок!

К концу первой недели вся еда, которая появлялась в доме, состояла из колбасы, майонеза и хлеба. Изуми, глядя на такое дело, сказала, что их это как бы не касается, но нельзя же так кормить ребёнка!

И пока Ёсико играла с Настей, она приняла человеческий облик, перетащила в дом заначенные в беседке продукты (не спрашивайте даже, где кицунэ их взяли) и приготовила обед, а заодно и ужин. Они накормили девочку, потом уложили её поспать и неторопливо поели сами… Хозяин, явившийся вечером, удивился готовому ужину, но Настя сказала ему, что приходила тётенька и всё приготовила.

Соседка, наверное, или из управы кого отправили — решил зоотехник и выкинул этот вопрос из головы, все мысли другим заняты были.

Так они прожили всю зиму: хозяйка лежала в больнице вместе с новорождённой малышкой, хозяин почти не бывал дома, Изуми с Ёсико, соскучившись по домашней жизни, с энтузиазмом экспериментировали в кулинарии, перемыли весь дом и вообще навели полный марафет, как тут говорят. К Среднезимью Изуми отправилась на ежегодную встречу лис — кому-то из двоих надо было пойти, а то сёстры всполошились бы — а Ёсико осталась. Не могла же она бросить девочку одну? Теперь она иногда показывалась и в человеческом виде, как помощница по хозяйству, но Настя не подозревала, что весёлая рыжая девушка и маленькая лиса — это одно и то же лицо.

ЧУТЬ НЕ СПАЛИЛИСЬ

Изуми вернулась довольная, распираемая новостями — и про ближних рыжих, и про дальних золотых и белых, ушедших на восток, к неграм, среди которых попадались даже людоеды! Они уложили Настю, сели за вечерний чай и так увлеклись, что проворонили приход хозяина и очнулись только когда дверь с веранды в комнату отворилась и качнулись в сторону толстые (для тепла) занавески в дверном проёме. Изуми мгновенно обратилась лисой и спряталась под стол, а Ёсико… Ёсико, замершая на месте, словно её ноги к полу приморожены, остро пожелала стать невидимой.

Хозяин вошёл, с удивлением оглядел стол, стоящие на нём две недопитые чашки чая, разложенные вкусняшки, скользнул взглядом сквозь Ёсико, пожал плечами и начал убирать со стола.

«Он меня не видит!» — эта мысль пропела в мозгу маленькой лисы торжествующим горном. Теперь она могла себе позволить находиться в доме круглосуточно, показываясь только Насте, когда рядом не было взрослых.

Когда хозяйка вернулась из больницы, она сразу почувствовала это — чужую женскую руку. Для начала, чтоб не устраивать с порога семейную сцену, осторожно расспросила дочку. И та ей, естественно, всё выложила: и про двух девушек, которые приходят варить и убираться («рыжие и глазки вот такие»: Настёна слегка оттянула уголки глаз к вискам), и про маленькую говорящую лису. В посёлке была всего одна рыжая женщина — кудрявая хохотушка Маринка, учётчица с управы, но под описание она никак не подходила. Была она полновата, глаза имела серые, а не чёрные, да к тому же сама через месяц должна была родить — чего уж ей бегать чужой дом перемывать да готовить! К тому же Маринка была одна, а тут… Ещё более странным оказалось то, что муж этих «тётенек» ни разу в глаза не видел.

Новость о помощницах настолько поразила Арину Сергеевну, что говорящая лиса прошла мимо, как история про игрушку или сказка, даром что у Настёны над кроватью вся стена была увешала самолично нарисованными портретами огненно-рыжей кицунэ.

ДОМОВЫЕ

Хозяйка начала осторожно наблюдать, и поняла, что помощницы никуда не делись: то полы помыты, то забежишь в курятник, как заполошная — а куры уж накормлены, и яички в корзинку собраны, на столике у двери стоят, то торопишься с магазина, думаешь — не рыдает ли там мала́я, а она лежит в колыбельке, гули́т, ровно разговаривает с кем-то, улыбается…

А помощницы и впрямь жалели женщину, медленно отходившую после тяжёлых родов, хоть ма́лым, да старались ей помочь. Тем более что хлопот у хозяйки прибавилось: детей теперь двое, и рачительный муж решил купить дойную корову. Здо́рово, конечно — молоко, творог, масло своё — только ведь за этой коровой тоже уход нужен, да и прочие домашние дела никто не отменял. Скоро уж огород садить… Работать в деревне — не переработать, вот Ёсико, чувствующая себя в доме, как в свой тарелке, и помогала.

Изуми после того случая с вечерним чаем старалась быть вдвойне осторожной, в дом вовсе не заходила, но к курам заглянуть или лошади гриву расчесать — это запросто!

Арина немного понаблюдала и окончательно уверилась, что в доме появился кто-то типа домового, и даже, возможно, не один. Говорить об этом никому не стала (кто скажет — свихнулась, а кто и позавидует — к чему такое?). Как с ними общаться, она не знала, да и не по себе как-то было, но поблагодарить следовало. Посоображав так и сяк, она припомнила бабушкины рассказы о том, что домовой да овинник, дескать, любят молоко — и в тот же день после вечерней дойки вынесла и поставила за тыльный угол дома, выходящий к огороду, литровую пузатую миску парного молока. На другое утро миска оказалась пуста, а грива у рыжего Тихони заплетена во множество мелких косичек. Арина уверилась, что всё делает правильно, и начала выставлять молоко каждый вечер.

Изуми, видя такое внимание, немного смягчилась и даже попробовала благословить огород, как показывали на встрече золотые. Вроде бы получилось неплохо, хотя хозяин всё списывал на партию хороших новых семян.

На другую зиму они бегали на встречу вместе. Ёсико с Изуми показывали невидимость (через некоторое время у Изуми тоже стало получаться). Касуми с Цубаки хвастались переполняющей их энергией, нерастраченные запасы которой можно было накапливать во вместилище силы. Что это такое — никто толком объяснить не мог, что-то вроде жемчужной сферы, которую ты представляешь себе и вливаешь туда запасную энергию, так для себя Изуми поняла. Зато Мизуки продемонстрировала полёт. Это же просто вау! А она говорит — просто, словно идёшь по облакам. Изуми была чрезвычайно поглощена идеей полёта, но пока получалось плохо. Никак, честно скажем.

Они вернулись через две недели и первое, что увидели — хозяйку в накинутом пуховике, которая вынесла из хлева парящую миску с молоком и со вздохом поставила её взамен превратившейся в лёд предыдущей. Лисы переглянулись. Не поверила, значит, дочке. А ведь Ёсико перед выходом сказала Насте: «Предупреди маму, две недели молоко не надо ставить!» Не поверила. Или надеялась, что раньше вернутся? На самом деле, это было неплохо: с тех пор, как хозяйка начала выносить им по вечерам молоко, сил у обеих заметно прибавилось. И что-то вроде формирующегося вместилища силыЁсико с Изуми тоже ощущали.

На весну у Ёсико уже был план. Нынче она тоже хотела попробовать благословить посадки. Возможно, вместе с Изуми — и посмотреть, что будет. И как это на них обеих повлияет, вот интересно?

Время катилось своим чередом, прошла весна, за ней макушка большого новоземского лета, и в огороде, несмотря на повисшую душную жару, всё с такой силой пёрло и колосилось (в особенности по сравнению