Читать интересную книгу Я умею прыгать через лужи. Рассказы. Легенды - Алан Маршалл

— Да наверно, только одна и была. Мне просто показалось, что две. Может, вернемся и захватим ружье?

Мальчик весь горел от волнения. В голосе его звучала мольба.

— Да-а, — медленно протянул мужчина, — пожалуй, можно.

Он следил за уткой со всевозрастающим интересом.

— Любознательная утка. Смотри, как она вертит головой во все стороны. Ей все любопытно. Кажется, и впрямь небольшая утка, — с удивлением добавил он.

— Пойдем за ружьем? — нетерпеливо перебил мальчик. — Когда вернемся в город, я смогу сказать ребятам, что подстрелил утку.

— Давай немножко понаблюдаем за ней, — попросил мужчина. — Какой у нее счастливый вид, прямо глаз не оторвешь, словно у человека, вернувшегося в отпуск домой. Ты видел, как она села на воду?

— Да. Она вон там пролетела, а потом я видел, как она скользила по воде. Ну, теперь пойдем?

— Странно, что она одна, — пробормотал мужчина. — Не понимаю, почему она кажется такой счастливой, если она одинока. Гляди-ка, она к нам плывет. Черт возьми! Это забавно. Совсем как ручная!

— Ну, скорей. Пошли за ружьем.

— Ладно, — согласился мужчина. — Ты один сходи за ним. А я послежу за уткой.

Мальчик стал надевать сандалии.

— Смотри только не спугни ее, хорошо? — взволнованно попросил он.

Мальчик ушел, осторожно ступая между сухими сучьями, которыми была устлана земля под речными эвкалиптами.

Овцеводческая ферма находилась на гребне холма, возвышавшемся над болотом. Мальчик припустился бегом.

Утка взмахнула хвостом и поплыла, лавируя между болотной травой. Озираясь по сторонам, она выплыла на свободную воду, потом вдруг взъерошила перья и, махая крыльями, постояла на воде. С удовлетворенным видом снова погрузившись в воду, она продолжала свое веселое плавание.

Мужчина встал. Лицо его выражало восхищение и одновременно грусть; губы дрожали. Он следил за уткой с таким напряженным вниманием, словно решал какой-то важный жизненный вопрос.

Ему вдруг захотелось подержать эту птицу в руках, почувствовать трепетное биение ее сердца, ощутить в ней пульс жизни, силу, способную вознести ее выше облаков…

Страстное желание прикоснуться к этой силе, которую она берегла, как сокровище, одолевало его. У него эту силу отняли.

Птица жила своей бессознательной, непорочной жизнью, жизнью тихих, окаймленных полигонумом, неподвижных болот, где спокойствие нарушалось лишь мирными звуками природы, чистое небо никогда не сотрясалось от воплей ужаса, а солнце не сверкало на стали оружия.

Птица могла спокойно озираться вокруг, прислушиваться и не пугаться того, что она видит и слышит. Она могла взлететь ввысь, подняться над насыщенными испарениями зарослями и полететь солнцу навстречу…

Он стиснул кулаки.

В ту ночь, когда японцы высадились в Новой Британии, Джим был рядом с ним… стук моторов над темной водой… зеленые вспышки… высадка…

«Пусть получат сполна». Вопли… Крики… «Поддай им жару!»

Пляж Ралуана, их пулеметы, прочесывающие проволочные заграждения, и беспрерывное бормотанье Джима: «Черт, черт, черт». Рассвет… кровь… бойня.

Бурые от крови волны, нахмуренные, словно усталые от тяжести трупов… тела, вздымающиеся и падающие, волны подымают их осторожно, а бросают с отвращением… Катер за катером плывет по человеческому месиву.

Японцы, остановленные проволочным заграждением. Пулеметы обстреливали их с флангов, косили, словно пшеницу. А они все подходили… Живые карабкались по мертвым, мертвые нагромождались баррикадами, а позади этих баррикад плюющие свинцом катера врезались в песок…

Во рту он ощущал соленый привкус… сердце тупо билось в груди… А потом он глухо пробормотал что-то и скрючился от боли…

Голос Джима: «Куда тебе угодило? Держись! Черт бы их побрал!» — «Ничего страшного! Все в порядке…»

Японцы шатаются, падают, и все новые лезут на проволоку по трупам своих убитых. Лезут… топчут мертвецов. Бесчисленные, как саранча.

И вот наконец последняя атака… И джунгли… Долгий с боями путь домой…

Смерть! Смерть! Смерть!

Он обернулся и увидел, что мальчик бежит к нему. В руках у мальчика было ружье.

Мужчина снова поглядел на утку. Она плыла по открытому месту, рассекая серебристую гладь воды, превращая ее в сверкающие на солнце брызги.

Подняв с земли палку, мужчина швырнул ее так, что она со всплеском упала позади утки.

Птица взметнулась, заскользила по воде; ее лапы, касаясь поверхности, чертили две борозды. Она взлетела ввысь и закружила, накреняясь по ветру, так что на какое-то мгновенье стали хорошо видны ее распростертые крылья и все ее коричневое тело.

Спустя немного она снова села на воду далеко в камышах.

— Да, теперь нам ее ни за что не подстрелить, — повторил он.

Глупый щенок

Глупый щепок вечно куда-нибудь спешил. Я никогда не видел, чтобы он спал, или просто лежал, или хотя бы спокойно стоял на месте. Вечно он был в движении, и вид у него при этом был такой, словно он обременен заботами.

Я гостил на овцеводческой ферме в Риверине, где жил этот Глупый щенок. Приятно было оказаться вдали от городской суеты, приятно, вставая по утрам, дышать лесным воздухом, смотреть, как качаются растущие вокруг фермы деревья, и знать, что совсем рядом обитают кенгуру, а позади деревьев, в долине, поросшей высокой травой, бродят страусы эму.

Хозяина моего звали Бен Филлипс. Это был добрый старик. Он носил бороду и любил собак. Держал он целую свору. Каких у него только не было: и овчарки, и кенгуровые, и борзые — самые разные породы. По субботам сыновья Бена брали с собой на охоту всю эту визжащую, лающую свору. У собак были странные клички. Прыгун — сторожевая собака, злобный пес, он бегал огромными прыжками; Буфер, Растус — овчарки; Горожанка — чистокровная борзая, презираемая всей сворой: неопытность этой собаки в лесной местности доходила до того, что она бросалась на деревья, спотыкалась о бревна и раздирала себе лапы о каменистую почву. Собака по кличке Леди была существом чопорным и исполненным зазнайства. Кроме того, были еще Допи и Муча — густошерстные псы, всегда дурно настроенные; и, наконец, Глупый щенок.

О Глупый щенок! Посмотрели бы вы на него. Он сейчас как раз у двери стоит. А ну-ка выходи, паршивец!

Обычно в помете, как вы знаете, один щенок всегда бывает маленьким заморышем, вечно отстающим от других. Со временем такие щенки, как правило, достигают нормального роста. Но Глупый щепок так и не вырос. Каким был коротышкой, таким и остался.

Однако надо отдать ему должное: хвост у него был обычного собачьего размера. Он завивался полукольцом, и кончик забавно загибался к голове. Казалось, не щенок вилял хвостом, а хвост вилял щенком. Когда нежные чувства переполняли Глупого щенка, он вертел передней частью туловища так, будто оно у него на шарнирах.

Глупый щепок питал ко мне необыкновенную привязанность. Я могу сказать это с полной уверенностью, несмотря на то что он принимался мрачно завывать, когда я смотрел ему в глаза. Такая уж у него была привычка; правда, я не припомню, чтобы он вел себя подобным образом с кем-нибудь, кроме меня.

И вот как-то раз на ферме ожидали прибытия гостьи. Девицы из города. Все были очень взволнованы этим событием. Я, впрочем, нисколько, а вот остальные ребята — да. Девушка была красива.

Ее привез на машине некий мистер Моррисон, коммивояжер. С тех пор как один коммивояжер отбил у меня Эдит, я их всех недолюбливаю. Впрочем, в Эдит я никогда по-настоящему влюблен не был.

Машина подъехала, и мы все ее окружили, приветствуя гостью из города. Собрались все: собаки, ребята, мистер и миссис Филлипс и я.

Собаки были сильно возбуждены. Они лаяли и прыгали вокруг машины. Мистер Филлипс то и дело кричал: «Лежать!» — но ни одна собака ни разу еще не послушалась команды мистера Филлипса.

И вот появилась девушка. Она вышла из машины с поднятой рукой, словно призывая зрителей унять аплодисменты. Это была блондинка с темными глазами и густыми ресницами, такими же длинными, как шерсть на хвосте у Глупого щенка. Очаровательно улыбнувшись, девушка блеснула белыми зубками. На ней были брюки, похожие на мужской комбинезон с помочами на спине. Цвета они были небесно-голубого. Блузка из органди была отделана оборочками, а золотые волосы вились, словно спутанные шелковые нити.

Должен признаться, что и до этого я бывал влюблен — три или четыре раза. А может быть, пять или шесть… Да впрочем, это не имеет значения. Допустим, семь. Но эта девушка заставила мое сердце биться по-настоящему. Ошибки быть не могло. Вероятно, Глупый щепок сразу заметил мое состояние. Он стал намеренно игнорировать девушку. В то время как остальные собаки во всю глотку приветствовали гостью и ластились к ней, Глупый щенок не желал принимать в этом участия. Но при этом он как-то особенно суетливо проявлял внимание ко мне, демонстративно прыгая вокруг меня в порыве любви.