Дверь хлопнула и в замочной скважине что-то щёлкнуло.
Большие хлопья снега кружились за окном, словно и не было адской ночи. Они казались слишком идеальными, чтобы укрывать собой обезображенные тела. Они были слишком чистыми, чтобы касаться грязной плоти. Но благодаря им в комнате было светло, потому что сейчас мне совсем не хотелось сидеть одной в темноте.
Комната Чейза оказалась такого же размера, как и моя — такая же маленькая, она не оправдала моих фантазией по поводу двухуровневых апартаментов. Единственной разницей была ещё одна дверь, рядом с входной и, если честно, сейчас мне плевать, что за ней находится.
Я села на стул и уткнулась локтями в колени. На кровать я бы ни за что не села, в комнате всё ещё витал дух Марлин. А что если они и на стуле… Чёрт. Я сползла на пол и больше не шевелилась до возвращения Чейза.
— Прости, я потеряла шапочку, что ты одел мне на вышке, — сказала я, ещё до того, как Чейз закрыл дверь.
Что сказала?
Он промолчал. Счёл, что я брежу.
— Где Ронни? — сипло спросила я, после того, как он повернул ключ в замочной скважине.
— В безопасном месте.
— Ты опять его оставил?
Он остановился напротив меня и присел на корточки.
— Мне уйти? Тебе не нужна помощь?
— О, так ты выбрал меня. Как приятно.
— Я могу прямо сейчас от тебя избавиться и уйти к брату.
Я заглянула в его напряжённые глаза, просто, легко, без всякого вызова и желания размазать по стенке, я даже слегка приподняла губы в улыбке. В ответ, брови Чейза сдвинулись, он ещё недолго пытался сообразить, что происходит, но затем резко поднял меня с пола и расстегнул молнию на моей куртке.
Я снова осталась в одном топе, ощущая себя практически голой. Это странно, но даже в таком, почти убитом состоянии, первое, о чём я подумала — это как выглядят мои подмышки. Надеюсь, с ними всё в порядке.
За ещё одной дверью оказалась тесная ванная комната. Такая тесная, что мы стояли почти впритирку друг к другу. Чейз зажёг свечу и поставил на крохотную тумбочку. Снял пропитанный кровью кусок ткани с моего предплечья и промыл рану над раковиной, каким-то антисептиком. Затем пропитал чем-то кусок белой ткани, по запаху похоже что это спиртовой раствор, и начал аккуратно обрабатывать края рваной раны. От резкой боли, я упёрлась лбом ему в грудь, с силой прикусив губу, чтобы не завыть, как раненый зверь. И я не издала и звука.
У Чейза даже чистый бинт оказался в наличии, которым он впоследствии перевязал мне руку. Не понимаю. Зачем он всё это делает, если сам сказал — я почти тварь. Зачем переводит медикаменты? Ронни здесь нет. Он ничего не увидит и ни в чём не сможет упрекнуть брата. Чейз прямо сейчас мог бы пристрелить меня, а через сутки сказать мальчишке, что я стала тварью и от меня избавились.
Но мне нужны эти сутки. И я готова умолять Чейза, чтобы он дал мне их.
Он закрыл за нами дверь ванной комнаты и кивнул на кровать. С тяжёлым вздохом я присела на край стола.
— Что там на улице? Когда уже сирена заткнётся? — Мой голос был до такой степени слабый, что я сама его еле слышала. И, кажется, меня начинало лихорадить. Лихорадить, в смысле трясти от холода. Потому что при заражении, температура тела стремительно опускается и может достичь отметки в 34 градуса.
Другими словами, более научными — это сепсис, — заражение крови. Бактерии в моей крови стремительно размножаются, нервной системе скоро должен прийти конец, терморегуляция нарушена. Я ведь уже говорила, что немного шарю в медицине? В общем, мой организм отравлен.
— Перечисли симптомы. — Голос Чейза всё ещё был способен прорваться в моё помутнённое сознание.
— Ладно, — Он шумно вздохнул, — просто кивай. Сухость во рту? — Кивок. — Головокружение? — Кивок. — Слабость?
— Не видно?
— Озноб? — Кивок. — Ломота в суставах? — Кивок. — Тошнота? — Кивок. Хотя сегодня меня тошнит всё время.
— Разве тебе не нужно ко всем? — О, я ещё способна найти глаза на его мрачном лице. — Ты ведь должен быть с отрядом.
Чейз так и не ответит ни на один вопрос, он, недолго думая, подхватил меня на руки и уложил в постель.
Я начала брыкаться.
— Нет, спасибо! Я не буду лежать в постели, в которой ты трахал свою подружку.
— Замочи, — и это даже не прозвучало грубо. — Просто замолчи.
От такой внезапной перемены в его голосе, я не смогла не замолчать. Мой распухший язык просто не знал, что на это ответить.
Чейз присел на край кровати и запустил руку в свои непослушные волосы. Он выглядел… растерянным. Это из-за меня что ли?
— Когда ты меня им сдашь? — спросила я, едва шевеля губами.
Ответ меня ещё больше обескуражил:
— Я не сдам тебя.
Его руки… кажется, они дрожат.
Он резко поднялся на ноги и принялся мерять комнату шагами.
— Лекарство изобретаешь? — Я всё ещё способна была шутить, хотя вспышки в глазах говорили о том, что лучше бы тебе заткнуться, потому что скоро твои органы откажут и даже мозг помашет ручкой на прощанье.
Когда Чейз загородил своим идеальным телом окно, стихла сирена, что говорило о том, что тварей в городе перебили, ну, почти перебили, одна из них — почти тварь, — всё ещё лежит здесь и дышит.
На какое-то время я потеряла сознание, а когда очнулась, меня бил такой сильный озноб, что единственным звуком нарушающим тишину в комнате, был звук клацанья моих зубов. Чейз накрыл меня единственным имеющимся здесь одеялом, хотя наверняка знает, что даже тысяча таких одеял не избавит меня от холода.
Он был здесь. Он не ушёл. Он не спал, и, кажется, даже не собирался отдыхать после ночи смерти и безумия. Он сидел напротив меня, на стуле, уперев локти в колени, и не сводил пронзительно-зелёных глаз с моего лица. О чём он думает?
— О чём ты думаешь? — Кажется это одни из моих последних слов на сегодня.
Он не отвечал, просто продолжал пристально изучать моё почти мёртвое лицо. Так, будто бы впервые увидел. Так, будто бы и не было между нами той неприязни, заставляющей постоянно осыпать друг друга проклятьями.
— Что с лицом? — прохрипела я и сильно закашлялась, кажется, зараза добралась до лёгких. — Ты ведь мечтал от меня избавиться… Хотел, чтобы я исчезла.
Он перевёл тяжёлый взгляд на свои руки, будто бы и их увидев впервые, а его следующие слова прозвучали совсем тихо, почти беззвучно:
— Сказал бы мне сейчас кто-нибудь, почему я больше этого не хочу…
Разве не эти слова я хотела от него услышать? Не о них ли я даже втайне от самой себя мечтала? Нет. Только не теперь. Теперь я не хотела их слышать, не сейчас, не в такой ситуации. Наверное, пора рассказать ему, пока он не сказал чего-нибудь ещё, о чём впоследствии сильно пожалеет. И я не хочу, чтобы он возненавидел меня ещё сильнее, если это конечно возможно.