и махнул господину, едва тот показался в начале улицы.
– Где она?
– Ушла час назад. Следом отправились две кареты сопровождения, но никто до сих пор не вернулся, – отрапортовал пожилой мужчина.
Нэд тихо ругнулся, пытаясь понять, куда Агата могла направиться.
С противоположной стороны улицы раздался стук копыт, а потом показался и всадник. Нэд узнал одного из охранников отца.
– Господин! – крикнул парень, натягивая вожжи. Его лошадь затанцевала на месте, не успокоившись после бешеной скачки по улицам города. – Они на набережной!
Эмерсон мысленно поблагодарил находчивого начальника охраны, кивнул на прощание дворецкому и направился к порту.
***
Агата оперлась на руку одного из охранников, когда выходила из кареты. Он подвел её к самому краю воды и усадил на низкую деревянную табуретку, которую вытащил из второй кареты, и оставил в одиночестве. Насколько это было возможно.
Агате не требовалось оборачиваться, чтобы узнать, что за спиной в некотором отдалении стоят люди с оружием. Они распределились по территории и внимательно осматривались. Такое внимание не сильно беспокоило её. Наверное, она была слишком слаба, чтобы думать о том, почему Нэд приставил к ней столько охраны, или о чем он говорил с её братом.
Агата смотрела на легкие волны, пробегающие по поверхности воды, на туман, поглотивший горизонт, на изредка пролетающих мимо чаек. В это раннее пасмурное утро, по берегу прогуливалась только пожилая пара, и изредка пробегали дети торговцев с бумажными свертками в руках.
Еще вовремя первого посещение порта она заметила этот пляж, расположенный в небольшом отдалении от основной дороги. В тот день ярко светило солнце и тут собралась целая толпа горожан, желающих насладится хорошей погодой и живописным видом.
На родине Агаты не имелось крупных водоемов, только небольшие речушки и еще более редкие озера, поэтому большая вода влекла её словно магнит, обещая отдых для души и странное состояние, когда в голове не остается мыслей.
Агата вглядывалась в воду, которая даже на взгляд казалась очень холодной, ежилась от порывов ветра, пригонявшего хлопья тумана, и делала один медленных вдох за другим, пока голова не начала кружиться от переизбытка кислорода.
Ей хотелось прогуляться к кромке воды и даже опустить в неё кончики пальцев, вот только ноги отказывались подчиняться. Щеки снова обожгло ветром, который проник под накидку, и пробрал до костей.
На плечи опустилось что-то тяжелое, но теплое.
– Давно ты здесь? – Нэд поправил воротник куртки и опустился на корточки.
– Не знаю. Тут так тихо.
В первую минуту после того как он пришел, Агата почувствовала легкое раздражение. Он легко мог разрушить очарование этого момента, в котором было больше тихой грусти, чем Агата могла признаться себе. Она жалела себя, тонула в жалости к брату, ненавидела себя за боль, что причинила Нэду, сердилась на собственную ложь. И не ждала слов утешения. Скорее, она ожидала, что он выплеснет на неё свою обиду. Она не послушала его и пошла к Адаму, хотя сама понимала, насколько еще слаба, сидит здесь на пронизывающем ветре в одежде не по погоде, и была так холодна, когда он признался ей…
Признался ей, что влюблен.
Но Нэд молчал. Казалось, что его точно так же захватило волшебство момента.
Она снова и снова оглядывалась на лицо мужчины, обращенное к воде. Смотрела, и не могла узнать.
Агата видела его в разных ситуациях, среди разных людей. Каждый раз он был другим: холодным и насмешливым, озорным мальчишкой, домашним и теплым, сильным и отчаянным, романтичным, как сейчас.
Как много лиц содержит в себе один человек!
Агате страшно захотелось узнать поближе каждое движение его души, каждую новую оболочку характера!
Она с усмешкой подумала, что в начале её влюбленности в него действительно лежало любопытство. Впервые оказавшись в обществе превышающем домашний круг и соседей, ей повезло встретить настолько многогранного человека.
– Почему ты на меня так смотришь? – спросил Нэд, и Агата вынырнула из мыслей с легкой улыбкой.
– Как?
Ей показалось, что он задержал дыхание перед тем как ответить.
– Я могу начать думать, что интересен тебе, – тихо сказал Нэд.
Агата на секунду замерла, потом резко вздохнула. Жаркая волна смущения опалила щеки и обожгла даже кончики пальцев. Девушка обхватила себя руками, но не смогла скрыть сильную, почти болезненную дрожь.
Слишком сильная эмоция выбила какую-то планку, на которой до сих пор держалась девушка.
Шум волн в ушах стал настолько громким, что перекрыл даже крики чаек.
Нэд что-то говорил ей. Она видела, как двигаются его губы, но не могла разобрать и слова.
Темнота мягко обняла девушку за плечи, потянула к себе, и Агате ничего не оставалось кроме как поддаться.
***
Следующие несколько дней она почти не помнила.
Организм, переживший колоссальный стресс, сдался.
Для Агаты это был новый опыт и не самый приятный. Она относилась к тому типу людей, что всегда хотят контролировать себя и окружающую действительность. Потеря этого контроля равносильна удару под дых.
В редкие моменты, когда она выбиралась из пут сна, чтобы принять лекарства или выпить небольшую порцию бульона, рядом всегда находился Нэд.
Его присутствие успокаивало. Она могла довериться ему.
Смогла поверить кому-то после предательства брата, хотя еще недавно заявляла сама себе, что единственным человеком на кого может положиться Агата Северская – это она сама.
Правда, когда она действительно пришла в себя, а не просто бессознательно открыла глаза, в комнате никого не было.
На прикроватной тумбочке одиноко горела свеча на белом фарфоровом подсвечнике с тоненькой изящной ручкой. Её света едва хватало, чтобы разбавить окружающую темноту. По ощущениям, была глубокая ночь. Подходящее время для крепкого сна без сновидений. Только вот Агата уже порядочно выспалась за последние дни, и чувствовала себя отдохнувшей, несмотря на слабость в теле. От болезни, терзавшей её несколько дней, не осталось и следа.
«Хотелось бы мне знать, сколько дней я провалялась в кровати?»
Агата откинула тяжелое одеяло, медленно села и спустила ноги на холодный пол. Ступни, показавшиеся из-под подола длинного платья, больше подходили ребенку, чем взрослой девушке.
Держась за спинку кровати, Агата подошла к зеркалу, и вгляделась в отражение.
– Я стала еще меньше, – тихо сказала девушка. – А казалось, куда еще меньше? Если так пойдет и дальше, я не смогу поднять и чашки чая.
В памяти всплыл образ начальника охраны сэра Тома. Изредка пожилой вояка поглядывал на девушку со смесью жалости и раздражения.
«Слабость – самый большой грех. Жизнь не детская песочница, никто не погладит по головке и не угостит конфеткой. Здесь надо уметь за свое рвать зубами».
Иногда Агата