Я дрался плечом к плечу с какими-то пацанами из Армии Средиземья, и стал свидетелем трусости их командира. Эта тварь просто бросила мальчишек, фактически бежав с поля боя.
Лицо Игоря исказила злость.
– Я взял руководство на себя, больше просто некому было, но из трёх десятков людей те двое суток, что мы дрались фактически в окружении в этих чёртовых развалинах, выжила едва треть. А когда всё стихло, приехал этот м…к…
Его аж дёргало от едва сдерживаемого бешенства, но зато в голосе появилась и злость, и жизнь:
– Понимая, что его просто расстреляют, эта с…ка приказал мальчишкам молчать, а меня взяли под арест, представив наёмником, сражавшимся за африканцев. Ты же знаешь правила Арены: пока Судья не даст сигнал, все, кто не состоят в регулярных войсках, не попадают под конвенцию о правах военнопленных. Короче, меня чуть к стенке не поставили…
Это явно был очень неприятный эпизод из жизни «Игоря Растеряева», и он не стал детализировать рассказ, а повёл повествование дальше:
– Спасла случайность. В плен взяли несколько чёрных, и они на допросе все говорили о вражеском снайпере, обо мне то есть. Мол, подстрелил столько-то наших, всегда метил в ноги, или низ живота, никогда ни в голову, ни в грудь не стрелял, позволял вытаскивать раненых…
Куко понимал, что гуманизм рассказчика тут может быть и не причём. Просто убитого можно забрать потом, а вот чтобы вытащить с поля боя тяжелораненого, надо отвлечь от остальных дел двух, а то и четырёх человек. Если бить насмерть, то пяток удачных выстрелов выводят из боя пять вражеских солдат, а если стрелять с умом, то есть, на тяжёлое ранение, то можно пятью попаданиями выключить из участия в бою человек пятнадцать, а то и двадцать пять! Но своё понимание он оставил при себе.
– А с этой тварью, слава богу, приехал и ещё один офицер. Когда стало ясно, что рассказы противника совпадают с моими показаниями даже в деталях, он засомневался. Только это и спасло. Ну а дальше, этот, нормальный, мне и сказал: ты, друг, лучше дёргай, пока этого п…са нет, а то сейчас пленных увезут на сборный пункт, и от твоего алиби только твои же слова и останутся – найди потом полдюжины человек среди тысяч пленных!
Лицо Растеряева оттаяло от воспоминаний о хорошем человеке, спасшему ему жизнь. Ни имени, ни фамилии своего благодетеля он не назвал, но Лис, внимательно следящий за рассказчиком, знал точно – не истёрли годы из памяти этого.
– Я рванул на нейтральную территорию, дождался сигнала об окончании сражения. А там мне был только путь – раз сказали, что наёмник, значит наёмник. Чехарда была жуткая, не разбирались особо, кто погиб, а кто нет, а путь в нормальную жизнь мне с таким клеймом был заказан – на солдат удачи на моей родине многие косо смотрят, да и как доказать, что я сражался за своих?
Он с досады махнул рукой, и сапёрная лопатка со смачным звуком ушла в чернозём по самую рукоять.
– Дальше я участвовал в четырёх сражениях на Арене, потом перебирался с места на место.
Но кицунэ больше интересовал последний эпизод в его карьере:
– Как подписался на наше дело?
Игорь понимал, что от ответа зависит очень многое, но лгать не стал:
– Пообещали хорошие деньги, сказали, что надо просто подстраховать другие группы, выполняющие какое-то важное задание какого-то очень богатого типа. Работёнка казалось не пыльной, а то, что придётся сражаться с детьми я даже и не подозревал – нам никто никогда не рассказывает больше, чем надо для выполнения задания. Посредник был уже знакомый, проверенный по прошлым делам, с хорошей репутацией, не кидал никогда, не подставлял. И я согласился…
– Я сейчас разрыдаюсь от умиления!
Оба собеседника резко повернулись на полный презрения голос.
Диолея, как всегда ухитрившаяся подкрасться незаметно, явно уже давно их слушала. Куко прекрасно знал, что даже обострившиеся до невероятной чувствительности слух и обоняние ему тут не помощники – глава Клана Земли работает на принципиально ином уровне, но расстраиваться не стал, улыбнувшись своей соратнице.
– Доброе утро, спящая красавица! – Рассмеялся Лис.
Красавица была вся растрёпана, не умыта, вдобавок в халате. Явно что-то сорвало её с постели ранним утром, и едва ли это что-то было плохим самочувствием.
– Ты в порядке? – Вопрос, заданный ледяным тоном, был адресован рыжему проказнику, но арктический холод близкой расправы был адресован не ему, а Игорю.
Это только подогрело уверенность в предположении: девушка выловила из эфира зов своего товарища, и примчалась проверить, не случилось ли чего? Стоя, словно на постаменте, на бортике возвышенной над газоном клумбы, она сверлила наёмника многообещающим взглядом.
– Всё хорошо, – заверил разгневанную королеву кицунэ, – просто мужской разговор.
Та рассердилась ещё больше:
– Смотри у меня, солдат удачи, – последние два слова она процедила сквозь зубы, – я с нетерпением жду твоей первой ошибки… и последней…
Она спрыгнула на дорожку, и не спеша зашагала назад, к башне. Когда Игорю показалось, что староста удалилась на безопасное расстояние, он пробурчал:
– Она меня ненавидит больше, чем все остальные вместе взятые.
Но никакого сочувствия он не дождался, хотя тон Лиса был спокоен:
– А ты чего ждал от людей, которых пришёл убивать?
Растеряев на замечание никак не отреагировал. Поднялся с лавочки, одним движением освободил лопату из плена земли, и покатил тележку дальше. Он даже не обратил внимания на то, что странное создание внимательным взглядом провожает не его, а свою соратницу, а губы кицунэ скривились в какой-то гримасе, полной сожаления произошедшим инцидентом. И эта сложная гамма чувств была адресована не ему…
* * *
Лесавесима и Хилья оправлялись от тяжести погружения быстрее людей: пока многие мальчишки и почти все девчонки ещё не без труда ходили даже на небольшие расстояния, обе летуньи уже стали пробовать воздух. Короткий разбег, подлёт, посадка. Серая молния никак не могла преодолеть в полёте полукилометровый рубеж, но и большая сестра застряла метрах на восьмистах – то чуть больше, то чуть меньше. Крылья за долгие пять месяцев потеряли силу, моторика человеческих тел убила многие рефлексы «драконьего» начала, и сестричкам пришлось начинать всё с начала.
Не могу поверить, что это убожество – я и есть!
Хилья в очередной раз довольно неуклюже пронеслась над импровизированным полигоном на берегу озера, и, приземлившись без былой грации, с раздражением дёрнула шеей.
Такая судьба эволэка! Думаешь, твоей маме было легче создавать тебя?
Колкая мысль от Лассавы заставила взять эмоции в узду, и в очередной