то, что ты как бы видишь. Печатаешь в ответ свое действие. Все двумя-тремя словами. «Взять такое-то», например – в ответ на «в углу лежит такое-то». Или не взять, а куда-то переместить. Ответят, что произошло после этого. Выбор, куда идти дальше: влево, направо, вернуться. Переходишь в следующее место, тебе снова описывают ситуацию и т. д. А то, что нашел и поднял, оно либо полезно в дальнейшем, либо какой-то несгораемый бонус, не помню. Посмотрел сейчас описание: задача – найти сокровища и выбраться с ними из пещеры, набирая очки. Тогда я игру прошел, в конце нашлась какая-то бомба, и в каком-то месте (не сразу) ее следовало бросить в скалу или стену. Было понятно: скала, тупик, а у тебя есть бомба. Ну и бабах, зеленый фейерверк из звездочек-плюсиков по всему экрану и, капслоком, CONGRATULATION!
Эмоций уже не было, наконец-то это все закончилось, долго возился. По вечерам, когда эта ЭВМ (тогда они так назвались) освобождалась (тогда еще расписывали машинное время). Не каждый вечер, конечно. Несколько месяцев. Там и лабиринт был, сложный. Кажется, менявший свою конфигурацию в зависимости от чего-то. Пришлось даже его план рисовать. Работа, в общем. Вот теперь узнал, что основная часть лабиринта соответствует топологии некоторых из Мамонтовых пещер, в Кентукки. Краудер, программист и спелеолог, а то. Еще узнал, что «Colossal Cave Adventure» – первый образец interactive fiction в истории и родоначальник как этого жанра, так и вообще квестов. Отправная точка для компьютерных ролевых игр, жанров Roguelike и MUD. Конечно, «Adventure» на том же острове, среди времени, которое рассеивается, и скоро его не будет.
Тогда, к концу возни с Адвентом, начинался безвольный распад. Туда – ok, сюда – тоже. Куда несет – туда иду. Контроль утрачен. Ощущение внятного конца времен – куда идти, зачем. Выйти бы теперь из этих подземелий и сеток где-нибудь в районе John’а Lydon’а. На One Drop или на Out of the Woods, было б славно:
Jackson stood cause he could
Cause he should looking good
To the woods and the stood to the wood understood
Well here we are the unfar
As you are, here we are, here we are, here we are, here we are
Вся эта моя история не принадлежит выцветающему времени, пусть из него и состоит. Я же тогда мало что из рассказанного знал. И это не чтение потом закроет пробелы, а связи развешиваются как-то иначе. Они в каком-то своем слое: сеть связей, завихрения тамошнего воздуха, смерчи, цунами, штиль. Сбои, противопоставления, срастание слоев, их расщепления, сдвиги, паузы – невидимые, присутствующие в любом материале. Не романтика, лабораторный факт. Какое пространство сможет так воспроизводиться, только это, – со сбоями, паузами, завихрениями, нечеткими связями.
Что при Лайдоне? PiL, само собой. Еще: «Relaxing Blues Music | Best Blues Music Of All Time», на 5 часов 55 минут. Morphine, «The Night» (альбом), Erik Satie – «Gnossienne No.1», не из рекомендованных. «1 Hour Balinese Music» (Gamelan). Massive Attack – «Mezzanine». Talk Talk – «The Colour of Spring» (1986). «Del Tango Gotan Project Tango 3.0. Live 2011». Парижане, чрезвычайно эстетизирующие танго. Душное, совсем-совсем душное, красиво. Кортасар, практически. Не потому, что Буэнос-Айрес-танго-Париж, у них и «Rayuela», «Игра в классики», кортасаровская. Он и в преамбуле упоминается, и по квадратикам там прыгают.
Еще у него «62. Модель для сборки» (говорил, что текст выкрутился из 62-й главы «Игры в классики»). Но «Сборка» и написана в 1962-м. А этот текст можно бы остановить так – 22: сборка. Или Сборка-22. Год написания, а кто ж не соотнесет 22 с Уловкой? Кто не соотнесет – те и не нужны. Уместная стоп-фраза – была бы, но снова успело напечататься следующее предложение. А стоп-фраза и все, задняя обложка или белый лист вниз до конца листа. Но глупость же заканчивать так. Ладно бы в название, а в конец? Обрубить и исчезнуть? Допустимо, но не в таком виде и не здесь. Будто улизнуть. Дурацкая, конечно.
В «Преследователе» у Кортасара есть как бы Чарли Паркер, aka Джонни, с фразой «Это я играю уже завтра». И его великий прогон о времени. Джонни заходит в метро на «Сен-Мишель», едет и думает обо всем подряд. Ну, как уж в метро. Видишь их всех, о ком думаешь, слышишь. Вагон едет, он на «Одеоне», люди выходят-входят. Снова думает о своем. Видел ту, она выглядела так, они были там-то, где он играл с таким-то. «Сколько времени я болтал сейчас», – спрашивает рассказчика. «Вероятно, минуты две». Ну а он, Джонни, рассказал только небольшую часть. Дальше цитата:
«– А если бы я рассказал все, что творили перед моими глазами ребята, и как Хэмп играл „Берегись, дорогая мама„, и я слышал каждую ноту, понимаешь, каждую ноту, а Хэмп не из тех, кто скоро сдает, и если бы я тебе рассказал, что слышал тоже, как моя старуха читала длиннющую молитву, в которой почему-то поминала кочаны капусты и, кажется, просила сжалиться над моим стариком и надо мною, и все поминала какие-то кочаны… Так вот, если бы я подробно рассказал обо всем этом, прошло бы куда больше двух минут, а, Бруно?
– Если ты действительно слышал и видел их всех, должно было пройти не менее четверти часа, – говорю я, смеясь.
– Не менее четверти часа, а, Бруно! Тогда ты мне объясни, как могло быть, что вагон метро вдруг остановился и я оторвался от своей старухи, от Лэн и всего прочего и увидел, что мы на „Сен-Жермен-де-Прэ„, до которой от „Одеона„ точно полторы минуты езды».
Так и здесь. Сколько времени упаковано тут, в сравнении, например, со временем чтения – если заодно я вспоминал, что по жизни Gotan у меня в паре с телевизионными рыбками в аквариуме? Потому что тот же Киев, купил их CD (пиратский, да) в ларьке-магазине в подземном переходе, где спуск в «Театральную». Я там много чего покупал, в частности – по советам упомянутого А. Сучилина (мы с ним одно время работали там длинным вахтовым образом – конечно, работу и ее обстоятельства тоже вспомнил). Те же LPD – The Legendary Pink Dots. Tuxedomoon. И у тех, и у других там почему-то было много разных дисков. Пасториус, Белью – уже не на «Театральной», на Прорізной; в доме, где арка, что ли. IDM – в точке напротив. Вспомнил тогдашние разговоры, длинные – мы ж умные, а