Хэрри почувствовал, что Маргарет пытается взять инициативу в свои руки, и разозлился. «Что, черт возьми, эта мисс Чен о себе возомнила?» – подумал он, неприятно пораженный ее предложением, в котором отзывалась отчаянная смелость, если не сказать – наглость. Потом ему пришло в голову, что такая умная, образованная и экзальтированная женщина, как Маргарет, которая одним своим видом воскрешала в памяти образы непреклонных героинь античных трагедий, не могла не иметь отношения к многочисленным секретам и тайнам, связанным с делом леди Оливии Синдерс. Старший следователь решил, что, беседуя с Маргарет, следует постоянно иметь это в виду. Впрочем, надо отдать Хэрри должное – все это он продумал и прочувствовал, внешне оставаясь абсолютно спокойным и невозмутимым.
Дженни Салливан подобной выдержкой похвастаться не могла. Вскочив, она воскликнула:
– Все в игры играете, мисс Чен?! Неужели жестокое убийство и последующее бегство преступницы для вас тоже всего только игра? Или вы таким образом пытаетесь скрыть неприглядную сущность того, что произошло? До чего же вы умны, хороши и величественны, когда пытаетесь убедить нас в своей правоте, даже если при этом и блефуете! Но это не игра, это трагедия. Более того, это подлое, жестокое, с особым цинизмом совершенное убийство. И рекомендую вам впредь так это преступление и рассматривать. Да вы что, в самом деле газет не читаете, что ли?
Хэрри подошел к Салливан и коснулся ее руки:
– Успокойтесь, Дженни. Пойдемте вон в тот уголок и там усядемся. И вы, Джо, тоже идите с нами. Давайте не будем давать волю эмоциям, примем предложение нашей любезной хозяйки и сыграем с ней в то, что она именует честной игрой.
– Детектив Салливан, если я, сама того не желая, вас оскорбила, прошу меня простить. Но я убеждена, что наша жизнь, по сути, есть постоянная игра со смертью, и человеку, чтобы выжить, надо каждый день в нее играть и выигрывать. Разумеется, и я играю с жизнью, то есть делаю все, чтобы выиграть у судьбы и у небытия очередную партию. Вы, детектив Салливан, еще очень молоды и все принимаете слишком близко к сердцу. Между тем можно превратить жизнь в игру и при этом добиться очень и очень многого. Разве ваш шеф вам об этом не говорил? Стыдно, Хэрри, держать своих сотрудников в неведении!
Стычка между Дженни и Маргарет произвела на Джо сильное впечатление. Прежде всего у него появилось ощущение, что они, детективы, первую партию проиграли. То, что говорила мисс Чен, было ему близко и понятно, а ее аргументация казалась безупречной. В самом деле примириться с жизнью или, к примеру, с работой куда легче, когда рассматриваешь их как игру, в которую надо играть, чтобы обязательно выиграть. Джо испытал немалое удивление, когда вдруг осознал то, чего не понимал прежде: любимый шеф, которым он всегда восхищался, тоже не чурался игр. Антикварная машина старшего следователя, его костюмы от «Хэрриса», даже нестандартный подход к делу – это были элементы игры, в которую тот постоянно играл и, надо сказать, почти всегда выигрывал. Грейвс-Джонс, кроме того, не важничал, никогда не напускал на себя излишней серьезности и не пытался тешить собственное эго, изображая богиню возмездия Немезиду, только в мужском обличье. Эта его кажущаяся беспечность тоже являлась одним из условий игры. Зато когда Грейвс-Джонс размышлял, то был собран, методичен и творчески относился к делу. Он всегда тщательно обдумывал свои ходы, чтобы наверняка одержать победу.
Джеймс скользил взглядом по комнате, задерживая внимание на лицах тех, кого любил. Они все собрались здесь, за исключением Оливии. Сегодня его больше всех восхищала Маргарет. Когда они находились в постели, он в шутку называл ее «распутной феминисткой» и «своим поводырем в царстве секса». Секс с ней и впрямь был захватывающим и многообразным, но не более того, особенно в сравнении с близостью Оливии. Еще лучше бывало, когда Джеймс оказывался в постели с Септембер и Анжеликой. Джеймс на протяжении многих лет занимался со своими сестрами любовью. Это была, если так можно выразиться, страсть высшего порядка. Они, обнаженные, ложились в постель, ласкали и целовали друг друга. Допускалось все, за исключением собственно полового акта. Это они рассматривали как нечто неестественное, запретное, а вот всякого рода ласки и поцелуи – нет.
Взгляд Джеймса остановился на Маргарет. Никогда еще она не была столь оживленной и привлекательной. Ее глаза сияли, как звезды, а в движениях появилась не свойственная ей прежде мягкость. Она любила Невилла, как никогда не любила его. У Джеймса и Маргарет любовь давно кончилась, хотя интимные отношения после этого продолжались еще долго. Но вот и они завершились, исчерпав себя. Глядя на Маргарет, Джеймс понимал, что неоплодотворенная любовью чувственность рано или поздно угасает.
Потом он переключил внимание на Хэрри. Ему нравился Грейвс-Джонс, но то, что расследование вел именно этот человек, спокойствия Джеймсу не прибавляло. Пожалуй, только Хэрри Грейвс-Джонс был в силах отыскать и схватить Оливию. Джеймс задал себе вопрос, который перед тем задавал уже тысячу раз: жива ли она? Ее смерть стала бы для Джеймса худшим из всех несчастий, воплощением ночных кошмаров. За последние несколько дней Джеймс уже свыкся с мыслью, что никогда ее больше не увидит. Он и это готов был принять при условии, что Оливия жива и сможет нормально обустроить свою жизнь там, где сейчас находится.
Джеймс поднялся, взял со стола бутылку с коньяком и стал обходить гостей, отмеряя им в бокалы щедрые порции золотисто-коричневой жидкости. Маргарет отслеживала взглядом каждое его движение. Этот человек всегда был добр к ней. На протяжении нескольких месяцев они любили друг друга и думали, что это будет длиться вечно. Хотя любовь и прошла, Маргарет не сомневалась, что они с Джеймсом останутся друзьями до конца своих дней. Ее связывали с Бухананами и Оливией прочные устоявшиеся отношения, которые были нерасторжимы. Она отвела взгляд от Джеймса, посмотрела на Невилла и положила руку ему на плечо. Невилл отлично понимал, какое сильное сексуальное притяжение существовало между людьми, составлявшими здешнее общество. И не только понимал, но и принимал эти отношения. Более того, он с радостью участвовал в сексуальных играх обитателей Сефтон-Парка. Эти люди были страстно привязаны друг к другу и жили, руководствуясь собственными принципами, не ставя ни в грош правила, выработанные обществом. Вероятность того, что они могли изменить свои судьбы, разумеется, существовала, но Невилл знал: искоренить свои привычки полностью они уже не в состоянии. Слишком долго они жили вместе, чтобы позволить себе расстаться навсегда. Вот почему исчезновение Оливии было для них таким тяжким ударом.