Осколок больше, и логично было предположить, что местная колония развилась куда лучше…
— Понимаю. Я и сама над этим размышляю… И пока объяснений не нахожу… Быть может, здесь повреждения части нашего корабля оказались сильнее, и в собственном разуме никого не осталось?
— Лишь те, кто сошёл с ума?
— Возможно…
Путь занял совсем немного времени — столица хоть и была изменена до неузнаваемости, но всё же являлась городом, и ориентироваться в нём было несложно. Да, отдельные участки превратились в болота, другие оказались заблокированы чем-то вроде путины, третьи оставались непроходимыми из-за пространственных аномалий и иллюзий, искажающих восприятие мира…
Но для меня всё это было неважно.
Я чувствовал саму суть Сумрака, а потому мог запросто отодвинуть мешающие проходу аномалии, и даже разнести обломки старого дворца парой мощных ударов.
Впрочем, делать этого не торопился — опыт всей прошлой жизни говорил о том, что бесцельное расходование чего бы там ни было — магии, пуль, денег, сил — не самое лучшее решение.
Особенно если учитывать, ГДЕ мы находились.
Поэтому разрушать огромные поля аномалий, занимающие целые кварталы, я не спешил. Учитывая, что сумеречные твари не торопились нападать, мы с Мисти потихоньку искали путь к центру города, преодолевая улицу за улицей…
Пока, наконец, не вышли на широкий проспект, который обрывался в паре сотен метров к востоку огромным кратером.
И из этого кратера торчат верхушки деревьев.
— Это оно, — пересохшим от волнения голосом произнёс я, — Это то самое место, Мисти… Мы пришли.
И в этот момент предплечье полыхнуло знакомым жаром. Закатав рукав, я не увидел нового указания — просто линии шрамов, которые находились в непрерывном движении, то появляясь, то исчезая.
Когда мы спускались по заросшему густым лесом склону кратера, в воздухе висел запах хвои. Сильный, резкий — почти тошнотворный… Никаких звуков — ни шуршания насекомых и мелких животных в траве, ни присутствия сумеречных тварей, ни шума ветра в кронах…
Сплошная тишина… Лишь под ногами иногда хрустели опавшие с ветвей иголки, да прерывистое дыхание Мисти позади напоминало мне о том, что я не оглох.
Всё было так, как в моём видении…
Лес, который будто бы несколько сотен лет простоял здесь, алтарь в центре кратера, выступающий из-под огромной сосны, которую и десять человек не обхватили бы, сцепившись руками… И будто бы вырезанные на стволе фигуры мужчины и женщины.
Они были изумительными — словно скульптор, сотворивший их, постарался на славу. Как будто от этого зависела его жизнь. Волевой и горделивый лик мужчины, прекрасное лицо женщины…
Папа и мама… Такие, какими я их запомнил двенадцать лет назад…
— Вы здесь… Вы правда здесь… — только и смог выдавить из себя я, подходя к дереву вплотную, — Я так долго искал вас…
Я положил ладони на их плечи и, не сдержавшись, заплакал. Только сейчас я на самом деле понял, как скучал…
— Мы тоже скучали по тебе, сын.
Прозвучавший наяву голос заставил меня отпрянуть от дерева и изумлённо воззриться на сосну.
С треском, словно пробудившись от долгого сна, фигуры отца и матери зашевелились, наполовину всё также погружённые в дерево. Это выглядело так жутко, что я неосознанно выпустил из руки сумеречную плеть…
— Не стоит бояться, сынок, — проскрипела фигура отца, — Это мы…
— Мы так долго тебя ждали, — сказала фигура матери, — Ты так вырос, Шейн…
— Мама… Папа…
Я всё ещё не верил, что это они…
— Не веришь? — со смешком, похожим на звук ломающейся ветки, спросил отец, — Ты же получал наши послания… Я знаю, что ты верил… Знаю, что верил, что мы живы…
— Я не… — я беспомощно оглянулся на Мисти, не зная, что сказать, и блонди ободряюще положила руку мне на плечо.
Вот оно. Вот то, ради чего я так старался, ради чего я стал сумеречных охотником, ради чего пережил всё, что случилось за все эти годы… То, ради чего я обуздал сам Сумрак…
«Не обуздал», — прошелестел в голове незнакомый голос, — «Ещё нет…»
Он прав — ещё нет… И несмотря на всю важность момента, несмотря на то что последние одиннадцать лет я мечтал о том, как найду родителей, или их тела, или выясню, что с ними стало…
Сейчас, стоя перед этим деревом, в котором ещё живы души папы и мамы, я не чувствовал того, что достиг своей цели. Всё слишком сильно изменилось.
Но я был счастлив знать, что они здесь, что они живы — пусть и не совсем в том смысле, который мы в это вкладываем.
— Мы всё понимаем, Шейн, — сказала мама, с трудом освобождая из деревянной хватки деревянную же руку, и протянула её мне.
Я дотронулся до неё кончиками пальцев и почувствовал тепло…
— Я тоже скучал по вам… Мама…
— Мы знаем, — её древесный лик топорно улыбнулся, — Мы слышали всё, о чём ты думал… Пока тебя не отгородил Сумрак, который ты поглотил…
— Опасную игру ты затеял, сын, — включился в разговор отец, — Опасную, но в нашем деле это может помочь… Ты сможешь сделать то, чего не смогли сделать мы…
— Что именно? — нахмурился я, уже зная ответ и чувствуя, как напряглась на моём плече рука Мисти.
— Уничтожить Сумрак…
— Нет! — выпалила блонди, — Вы не понимаете…
— Понимаем, императрица, — усмехнулась мама, — О, ты удивлена, что мы знаем тебя? Поверь, мы знаем и многое другое… О том, кто вы, о вашей истории, о том, как вы сюда прибыли и что случилось потом… У нас было одиннадцать лет, чтобы насытиться информацией… Пусть мы стали… Деревом, — мама снова усмехнулась, — Это не важно. Только так мы смогли впитать знания о твоём народе, императрица. Всё это время они были у нас… В корнях.
Между нами с родителями будто наладилась телепатическая связь, и я увидел образ светящегося шара.
Оттуда они черпали информацию?
— Это вторая часть программы, Шейн, — прошептала Мисти, — Тот светящийся шар! Это вторая часть программы!
— Да, — кивнуло изваяние отца, и в этот момент на краю алтаря, выпирающего из ствола дерева, из света соткался тот самый шар, приковав наш с блонди взгляд.
— Мы не смогли уничтожить его… Но это оказалось и не нужно делать… Это огромный массив информации. «Программа», как ты говоришь… Твоя цивилизация достигла невиданных