телефону не мог, кстати, из-за его же, Уиддена, неосторожности. Потом Фицстивен рассказал, каким образом без всякого риска можно получить десять тысяч. Уидден ему поверил и вернулся в свое убежище за Тупым мысом.
Фицстивен остался с миссис Коттон один. Бедняжка знала слишком много, и то, что она знала, ей не нравилось. Песенка ее была спета: недавний опыт научил писателя, что убийство – самый надежный способ заткнуть человеку рот. История же с Леггетом подсказывала, Что его, Фицстивена, положение станет куда прочнее, если перед смертью миссис Коттон напишет заявление, где вполне убедительно, пусть и не очень достоверно, объяснит кое-какие неясности. Она догадывалась об его намерениях и помогать ему не собиралась. Но в конце концов к утру заявление под его диктовку было составлено. Заставил он ее писать не очень приятным способом, но все же заставил, а затем задушил – как раз перед возвращением мужа после ночной погони.
Выскользнув через заднюю дверь, Фицстивен отправился в гостиницу на встречу со мной и Верноном, ну а свидетели, видевшие его в то утро у дома Коттона, пришли в полицию лишь после того, как узнали его по фотографиям в газетах. Пока что Фицстивен поплыл с нами к убежищу Уиддена. Зная бесхитростность своего сообщника, он мог предугадать его реакцию на второе предательство. И, понимая, что Коттон с Фини при первой возможности без колебаний пристрелят Уиддена, решил еще раз положиться на удачу. Если же его расчет не оправдается, то, вылезая из лодки с пистолетом в руке, он споткнется и как бы нечаянно застрелит Уиддена. (Он помнил, как ловко расправился с миссис Леггет.) Конечно, его за это отругают, может быть, начнут подозревать, но ни в чем обвинить не смогут.
Фицстивену снова повезло. Увидев его с нами, Уидден вышел из себя, спустил курок, и мы Уиддена убили.
Таким вот рассказом этот сумасшедший, считавший себя нормальным человеком, пытался убедить суд в своей невменяемости – и преуспел. Другие обвинения были с него сняты. После процесса его отправили в сумасшедший дом в Напе. Но через год выпустили. Я не думаю, что врачи сочли Фицстивена здоровым, просто решили, что такой калека уже ни для кого не представляет опасности.
Арония Холдорн, я слышал, увезла его на один из островов в заливе Пьюджет-Саунд.
На процессе она давала показания как свидетель, не как подсудимая. Попытка Джозефа и Фицстивена убить ее сослужила Аронии добрую службу.
Миссис Финк мы так и не нашли.
За увечья, нанесенные Фицстивену, Тома Финка отправили в Сан-Квентин на срок от пяти до пятнадцати лет. Зла друг на друга они с писателем, казалось, не держали и при даче свидетельских показаний один другого выгораживали. Финк сказал, что мстил за смерть пасынка, правда, никто ему не поверил. Он просто боялся бурной деятельности Фицстивена и хотел, пока не поздно, ее остановить.
Выйдя после ареста из тюрьмы, Финк заметил, что Мики Лайнен за ним следит, испугался, но придумал, как обернуть эту слежку себе на пользу. Вечером он выскользнул из гостиницы через черный ход, достал необходимые материалы и всю ночь провозился над бомбой. В Кесаду он приехал якобы для того, чтобы сообщить о пасынке. Бомба была маленькая, из алюминиевой мыльницы, завернутой в белую бумагу. Передать ее незаметно от меня во время рукопожатия, а Фицстивену спрятать – не составило труда. Фицстивен решил, что это какая-то важная посылка от Аронии. Не взять ее он не мог, иначе привлек бы мое внимание и выдал свою связь с Храмом. Поэтому он спрятал посылку, а когда мы с Финком вышли в коридор, открыл – и очнулся только в больнице. Самому Финку опасаться было нечего: Мики не мог не подтвердить, что следил за ним от самой тюрьмы, а во время взрыва рядом находился я.
Фицстивен заявил, что рассказ Алисы Леггет про гибель Лили – сплошная чушь: она убила сестру сама, а врала, чтобы напакостить Габриэле. И хотя никаких доказательств он привести не мог, все, включая Габриэлу, с готовностью ему поверили. Меня было взял соблазн запросить нашего агента в Париже о подробностях этой истории, но я удержался. Дело касалось лишь Габриэлы, а она была сыта и тем, что уже удалось раскопать.
Заботились о ней теперь Коллинсоны. Они прибыли в Кесаду, как только прочли экстренные выпуски с обвинениями против Фицстивена. Признаться в том, что они ее подозревали в убийстве, им не пришлось, да и вообще никаких трудностей не возникло: когда Эндрюс сдал завещательные документы и на его место был нанят другой адвокат – Уолтер Филдинг, Коллинсоны по праву ближайших родственников просто взяли Габриэлу на попечение.
Два месяца в горах закрепили мое лечение, и в Сан-Франциско она вернулась совершенно изменившейся. Не только внешне.
– Не могу представить, что все это со мной действительно произошло, – сказала она мне, когда мы обедали с Лоренсом Коллинсоном в перерыве между утренним и вечерним заседаниями суда. – Возможно, событий было столько, что я стала бессердечной. Как вы думаете?
– Нет. Вы ведь почти все время ходили под морфием. Помните? Это вас и спасло. Притупило чувства. Не употребляйте больше наркотиков, и прошедшее останется лишь смутным сном. Но если захочется живо и ярко все вспомнить – что ж, стоит только принять...
– Нет, никогда! Хватит! – сказала она. – Не приму, даже если лишу вас удовольствия снова меня лечить... Он прямо-таки наслаждался, – обернулась она к Лоренсу, – проклинал меня, насмехался, чем только не грозил, а в конце, по-моему, даже пытался соблазнить. И если я вас временами шокирую, то надо винить его: он оказал на меня дурное влияние.
Она, судя по всему, действительно оправилась.
Лоренс засмеялся вместе с нами, но глаза у него остались холодными. Кажется, он считал, что я в самом деле оказал на нее дурное влияние.
Примечания
1
Религиозные лидеры, основатели сект и движений: сестра Эйми Макферсон Семпл (1890 – 1944), – проповедница, миссионер, врачеватель. Организовала секту в Лос-Анджелесе, Бухман Фрэнк (1878 – 1961) – основатель известного движения «Моральное перевооружение».
2
Джеди – легендарный иллюзионист Древнего Египта.
3
Мэкин Артур (1863 – 1947) – английский писатель, автор повествований о сверхъестественном, ужасном, мистическом.
4
Кабелл Джеймс (1879 – 1958) – американский романист, критик, поэт.