class="p1">— И хорошую, и плохую одновременно, — отвечает парень растерянно, почесывая затылок. — Старший наследник Эмаймона…
— Он сверг отца?.. — Она хватается на грудь.
— Нет, он умер этим утром. Причину пока не знаем.
Повисает молчание, мы с ней переглядываемся.
— Королеве уже сообщили? — спрашиваю.
— Нет, господин. Мне отправиться во Дворец?
— Я сделаю это сам.
— Вот досада! — вздыхает Заэлла, когда стражник уходит. — Бедная Тэта. Врагу не пожелаешь похоронить четверых детей. Это слишком жестокая расплата за измену королеве… А Вы что же, оставите нас? Неужели уйдете? А ведь все только начиналось…
— Боюсь, что дело серьезное. Кому, как не королеве, выгодно ослабить адасский трон?
— Вы хотите сказать, что наша госпожа… — Она достает платок и подтирает лоб.
— Да нет же. Но так подумает Эмаймон.
— Мальчик-то был здоровенький, и умер так внезапно, в двенадцать лет! Вот беда!.. Что делать?
— Я бы готовился к худшему.
***
В пути меня терзают сомнения. Вдруг Эмаймон готовит захват источника и приказал тому стражнику соврать, чтобы я оставил базу без присмотра? Но все-таки объект охраняют больше пятидесяти воинов под руководством человека, которому я доверяю, а с высоты пограничных маяков круглые сутки не сводят глаз с пустыни.
А если нападение готовят на меня? Интересно, много ли людей желают моей смерти. Наверное, за два десятка лет я успел нажить немало врагов и завистников, о существовании которых даже не догадываюсь.
Пока я шел, небо почернело, и ночная пелена окутала город. Я прибываю во Дворец и сразу же направляюсь к Ларрэт в Алтарь.
— Вен, что такое? — спрашивает она взволнованно.
Я, уставший с дороги, сажусь на тахту, открываю флягу с водой, делаю пару глотков и говорю:
— Мне кое-что доложили. Я решил, что ты захочешь узнать об этом как можно раньше. И от меня.
— Ты вернулся один? — Она садится рядом и кладет руку на мое плечо.
— Да, Айрон остался.
— И что случилось? Что-то с источником?
— Эмаймон потерял еще одного наследника. Этим утром.
— Что?..
— Нейман мертв.
— Ты уверен, что это правда?
— Скоро узнаем.
— Какое несчастье — потерять первенца. Боюсь представить, каково сейчас Тэте.
— Меня волнует кое-что другое.
— Что?
— Как Харэн? Он уже заснул? — Я хотел сказать о своих опасениях оказаться в этой истории виноватыми, но вылетает другое.
— Да. Как подумаю, что с ним может что-то случиться, с ума схожу, — говорит она тихо, уткнувшись в мое плечо. — Помнишь, каким он был слабеньким, когда родился?..
— Он вырос и окреп. Он сам себя защитит, если нужно.
— Это все моя вина.
— Это неправда. — Я глажу ее по спине.
Сколько раз я уже это слышал. Ларрэт чувствует себя виноватой за то, что скрывала беременность и чуть не потеряла ребенка; за то, что родила его раньше срока и после трудных родов больше не может иметь детей.
— Помнишь, ты хотел дочку? — спрашивает. — Похожую на меня. — О, как ты радовался, когда впервые взял Харэна на руки! Ты был просто счастлив. — Ларрэт улыбается уголками рта. — Я все-таки хочу, чтобы он узнал правду.
— Нет, это исключено.
— Но он тебя обожает.
— Сколько раз мы это обсуждали.
— Ты ведь сам мучаешься. Я вижу.
— Вообще-то мы хотели поговорить о другом.
— О чем? Что может быть важнее?
— Ничего. Но давай о другом.
— Ладно. Ну и как прошел вечер? Заэлла к тебе не приставала? Мне кажется, ты ей нравишься.
— Не волнуйся, — говорю, — я не стану ее пятой жертвой.
Ларрэт с годами не стала ревнивее. Она никогда не упрекнет меня в излишней любезности с другими, но ей важно, чтобы я ничего не скрывал. Она поймет меня, если я женюсь, сама иногда предлагает, поэтому моя верность моей госпоже во всех смыслах — мой выбор, а не ее прихоть.
***
Я встаю с рассветом и поднимаюсь на первый этаж узнать, нет ли новостей. С лестницы на меня летит Харэн.
— Вен!.. — кричит он радостно, чуть ли не падает с последней ступени мне под ноги и хватается за поручень в попытке удержать равновесие.
— Доброе утро, Харэн. Что такое?
— Я думал, ты вернешься только вечером. Пойдем, я кое-что покажу! — Он хватает меня за руку и пытается затащить на лестницу.
В каждом его движении, в каждом выражении лица есть нечто такое естественное, свойственное только детям. Как и многие его сверстники, он мечтает поскорее повзрослеть, но, где ни проведи грань совершеннолетия, он ребенок. Наивный, беззаботный — такой, каким должен быть.
Внешне Харэн — точная копия матери: тот же нос, те же большие зеленые глаза и слегка волнистые волосы цвета мокрого песка. Он не похож ни на меня, ни на Айрона. Только на Ларрэт.
— Харэн, погоди. — С тех пор, как мы начали тренироваться, он попросил меня обращаться к нему на ты. — Давай позже? Я вернулся по одному важному делу. Это срочно.
— Нет! Не иди в Орден. Не надо. — Он сжимает мою ладонь покрепче.
— Что-то случилось?
— Ничего.
— Не скажешь — узнаю сам.
— Только не говори маме, пожалуйста. Цэккай вчера подрался с ребятами… Если мама узнает, она разозлится и вышвырнет его.
— Она в любом случае узнает. Не от меня, так от других.
— Нет, я поговорил с главой Ордена, я приказал ему молчать. Я не хочу, чтобы Цэккай пострадал. Он не виноват.
— Почему ты так думаешь?
— Его задирали, я сам слышал.
— И кто же первым полез в драку?
— Он. — Харэн опускает голову.
— Кто-то пострадал?
— Цэккай разбил одному из них нос, а двух других избил до синяков.
— Ну это серьезно.
— Не говори маме!
— Что это я не должна знать? — раздается голос со стороны выхода из Алтаря. — Ну? — спрашивает королева, встав перед сыном. — Что случилось? Рассказывай.
— Доброе утро, мам. Я тренировался и разбил палец. — Он улыбается и прячет руки за спиной.
— Покажи.
— Ни капельки крови. — Харэн протягивает ей ладони. — Я просто ушибся. Это даже не больно. Вен, скажи ей, что это пустяк.
— Не втягивай его в свою ложь. — Она смотрит на него сверху вниз строго и с осуждением.
— Я не вру.
— Харэн, ты меня разочаровываешь.
— Но мама! Я хочу как лучше. Это ложь во благо. Если ты узнаешь, ты накажешь невиновного.
— Ты считаешь, что я несправедлива к своим поданным?
— Ты его выгонишь.
— О ком он говорит? — спрашивает Ларрэт меня чуть раздраженно.
— Об одном юнце из Ордена. Он вчера подрался с сослуживцами.
— Подрался, значит. Кто он?
— Да он не… — пытается защитить его Харэн. Она останавливает сына приподнятой ладонью и смотрит на меня.
— Цэккай, двенадцать лет от роду, — докладываю. —