Читать интересную книгу Гибель Византии - Александр Артищев

— Да, да. Вот он, ещё не успел скрыться в толпе.

— Нищего? Но за что?

— Он только рядится в лохмотья нищего. На самом деле это очень опасный человек, он преследует меня долгое время….

— Ни слова больше! Куда побежал этот мерзавец?

Крысуля спешно отвязывал коня. Когда он сел в седло, Ефросиния рукой указала ему направление.

— Вон за тем домом из красного кирпича. Он свернул на маленькую улицу за ним.

Лоренцо кивнул и пришпорил коня.

Ефросиния откинулась на спинку сидения. Огромная тяжесть свалилась с её души. Всё! С кошмарами покончено! Не будет впредь пугающих сновидений, забудутся страхи и переживания.

Повеселевшим голосом она окликнула возницу.

— Поворачивай обратно, Эпифаний. На сегодня прогулка окончена.

Вскоре к ним присоединился второй провожатый. Он оправдывался, что-то невнятно бормотал о встреченном им старом приятеле, но нетвердая посадка в седле и красная кожа лица свидетельствовали о несколько иной причине его отлучки.

Старый попрошайка, рукавом утирая слезящиеся глаза, опрокинул себе на колени глиняную чашку. Две-три медных монетки, глухо звякнувших при падении, да ещё с десяток, надёжно припрятанных в складках лохмотьев — вот и вся его добыча. Но до конца дня еще далеко, на улицах немало народу и, как знать, может к вечеру наберётся достаточная сумма, чтобы уплатить хозяину за ночлег, а лавочнику — за кувшин вина.

Звуки шагов заставили старика очнуться. Он приподнял голову и машинально вытянул руку вперед. Открыл было рот, чтобы затянуть привычные просьбы, но задохнувшись от возмущения, так и не вымолвил ни слова. Какой-то оборванец, в котором намётанный взгляд попрошайки сразу же распознал юнца, с помощью несложных ухищрений пытающегося придать себе вид немощного старца, быстрым шагом прошел мимо и присел на корточки на противоположной стороне улицы, в десятке метров от него.

При виде конкурента кровь вскипела в жилах старого солдата. Он с трудом поднялся на ноги и хромая на каждом шаге, двинулся к противнику. Он кричал, сыпал проклятиями, размахивал палкой, стремясь во что бы то ни стало изгнать пришельца с улицы, которую по праву постоянного обитателя считал своей. И не колеблясь был готов вступить в бой, если чужак не уберется восвояси.

Всадник, в это мгновение вынырнувший из-за угла, внимательно наблюдал за этой сценой. Он то и дело переводил взгляд с одного оборванца на другого, как бы не решаясь сделать одному ему ведомый выбор.

Старик вплотную приблизился к пришельцу и видя, что тот не собирается уходить, занёс палку. Чужак, осознав наконец, что отсидеться не удастся, ловко уклонился и вскочил на ноги. Ответный удар кулаком в горло швырнул нищего в канаву. Хрипя и задыхаясь, не в силах сделать ни одного вздоха, бывший солдат медленно умирал в нечистотах, ловя угасающим взглядом детали разворачивающейся перед ним драмы.

Всадник, как бы желая заступиться за старика, пришпорил коня и помчался с обнажённым мечом на обидчика. Но тот и не думал бежать. Широко расставив ноги и сунув руку за пазуху, он не двигался с места, спокойно ожидая приближения врага. Всадник подскакал к нему, приставил острие меча к его груди и что-то коротко произнёс. Оборванец издевательски поклонился, внезапно левой рукой ухватил сжимающую меч кисть противника, резко отвёл в сторону, рванул ее на себя и, взмахнув правой рукой, прыгнул навстречу падающему телу.

Лоренцо, по прозвищу Крысуля, с легкостью пушинки выдернутый из седла, полетел на землю вниз головой. Последнее, что он успел почувствовать — это обжигающий холод металла у себя в груди.

Дознание по убийству одного из адъютантов Лонга проводилось впопыхах и быстро зашло в тупик: ни один из опрошенных не смог дать вразумительного ответа на вопрос, кому и зачем понадобилась смерть юноши. Сама Ефросиния наотрез отказалась давать показания. Более того, сразу после известия о гибели Лоренцо, она заперлась в своих покоях и несмотря на все уговоры, не покидала их, истерично требуя выставить караул подле ее дверей. Невзирая на недовольство и ропот своих и без того перегруженных службой солдат, Джустиниани выполнил ее просьбу, хотя не мог взять в толк, какие счеты могут быть у неведомых убийц к женщине, живущей на его содержании. После того, как с ней дважды случился нервный припадок, Лонг всерьез начал подумывать о переправке Ефросинии в Галату, но благоприятный для этого случай пока не представлялся. Довольно быстро, обремененный заботами, кондотьер выкинул из головы этот прискорбный случай, предоставив константинопольским властям самим распутывать нити, ведущие к убийству. Но и у полицейских приставов дел было невпроворот. И вскоре о смерти Лоренцо забыли все. Почти все.

Однако другой адъютант Джустиниани, Доменик, тот, с кем за последние дни наиболее близко сдружился Лоренцо, еще долго не мог успокоиться. По общему мнению, молодой и вспыльчивый итальянец поплатился ударом кинжала за некогда брошенные им обидные или заносчивые слова. Но кто мог за этим стоять?

Доменик не находил себе места. Это был не поединок, нет! Хладнокровное убийство, иного слова и не подберешь! Иначе зачем потребовалось лишать жизни жалкого бродяжку, невольного свидетеля этого подлого преступления? Нет, все не так просто, отнюдь. Ромейская полиция покрывает виновных, вот главная и основная причина ее медлительности! Поощряя тем самым убийство тех, кто наперекор всем тяжестям и невзгодам пересекал моря, чтобы грудью своей прикрывать отщепенцев, умеющих лишь прятаться от беды за чужими спинами. А может то были не греки, а венецианцы? Ведь всем и каждому известна душевная низость этих подонков, взращенных на гнилой почве своих топких лагун. Но утомленные службой ландскнехты неохотно слушали страстные речи оратора. Устало позевывая, потягивая крепкое пиво из кружек, они советовали Доменику успокоится или изливать свой гнев где-нибудь в другом, более подходящем для этого месте. Не желая перегибать палку, адъютант удалялся из казарм, проклиная своих соотечественников за их безмозглость и равнодушие, за нежелание мстить, отплатить кровью за кровь.

На протяжении нескольких дней, используя любой удобный случай увильнуть от службы, Доменик обходил все известные ему питейные и увеселительные заведения и донимал расспросами хозяев и посетителей. При первой же возможности, он, полагаясь на свои навыки и опыт неплохого фехтовальщика, затевал ссору и обнажал клинок. Злость кипела в нем. Лоренцо, при жизни бывший ему всего лишь товарищем по приятному времяпровождению, после своей смерти вдруг вырос в его глазах до уровня младшего брата, родича, чья пролитая кровь вопиет о возмездии.

Угомонился он лишь тогда, когда потерявший терпение Лонг, после очередной стычки извлекший его из каталажки, не поклялся самолично приковать задиру к сидению гребца на одной из галер, если он, Доменик, не прекратит своего буйства. Адъютант смирился, потому что знал — кондотьер свою угрозу выполнит. Но ненависть, переполнявшая его, продолжала находить выход в словах и поступках.

Едва ли кому в голову могла бы прийти столь невероятная мысль, что этот малозначительный и ничем не особо выделяющийся среди прочей солдатской массы человек, впоследствии оказался способен своими поступками дважды пошатнуть боевое содружество осажденных, а затем и косвенно способствовать гибели одной из величайших цивилизаций человечества.

ГЛАВА XXI

— Вон там, — Алексий указал рукой. — Под той башней.

Он усмехнулся и добавил:

— Те две осадные башни, что напротив ворот Романа, полностью завершены и скоро будут придвинуты к стенам. Сооружение же этого уродства затянулось настолько, что вызывает подозрения в истинных намерениях турок. Лазутчики в один голос утверждают — постройка затеяна для отвода глаз. На самом деле под той башней замаскирован вход в подкоп.

Стоящий рядом с ним человек согласно кивнул головой. Он был невысок ростом и сухопарен; светлые волосы, редкие у макушки, на солнце выгорели почти до соломенного цвета и длинными прядями спускались на плечи. Правая часть его костистого лица была обезображена давним, плохо зарубцевавшимся шрамом и время от времени подергивалась в нервном тике. Он перевёл взгляд с недостроенной осадной башни на две другие, находящиеся в полутора милях от первой, затем повернулся к приближенному Феофана.

— Похоже, так и есть, — задумчиво проговорил он. — Турки даже не потрудились убрать подальше вырытую ими землю.

Он помедлил и задал вопрос:

— Правильно ли я понял, что работы ведутся третью неделю?

— По меньшей мере, они начались две недели назад.

Человек с изуродованным лицом хмыкнул и пожал плечами.

— Судя по количеству выброшенной земли, мусульмане не могли продвинуться далеко. В лучшем для них случае, они преодолели лишь треть необходимого пути.