С нами сначала была группа кировоградских спецназовцев из 3-го полка. Их группник был командиром обороны. За два дня до нашей замены спецназовцев сняли на другой участок.
Командиром обороны метеостанции выбрали меня.
Без спецназеров, конечно, стало крепко похуже…
Обстрелы усилились и участились. «Грады» били по нам каждый день. К счастью, в основном ложились с перелетом, на поле за станцией.
Сепары подлазили под самый забор, бегали по посадкам, стреляли.
Когда мы выходили на позиции, всегда накидывали в посадки по два ВОГа — в каждую из них. Чтобы знали: мы не спим!
Вообще ВОГи оказались одним из наиболее эффективных средств обороны Метео: за смену мы извели 6 коробок.
Договорные ротации к этому времени уже закончились и через метеостанцию, фактически, пролегла Дорога Жизни. Колонны проходили через нас и, по диагонали, через летное поле, пробивались к нашим в терминале.
Вспоминается, как он горел, этот новый терминал…
Помню, как приехали «военные кроты», рыть нам блиндаж за домом. Я их предупреждал — сейчас, на рев вашего двигателя, прилетит. Но им было пофиг: выпившие. Загнали экскаватор, раз копнули, другой копнули — тут и мина прилетела, а за ней и вторая. Сразу резко копать расхотелось, пошли укрытие искать.
Дальше они тротилом землю рвали, а потом уже копали: земля-то промерзлая…
Вообще, сепары думали, что тут, на метеостанции, танки стоят — и потому интенсивно нас обваливали. А танков у нас не было вообще — они били по сепарам с соседнего поля! Ну, а рев двигателей с нашей стороны, вот и доставалось нам…
Помню, как после минометного обстрела, продолжавшегося целый час, с позиции «Север» пришел пацан — ОУНовец. Пальцы у него были стерты до крови.
— Ты что ими делал?!
— Пока нас обваливали, я руками ямку в полу выкопал, почти весь в нее уместился, только зад наружу. Ну, думаю, зад пусть отрывает!
Помню сепары интересную тактику применяли: стреляли дымовым зарядом, маркировали нас дымом, а потом уже прилетало тяжелое…
В общем, так и воевали. Держались. Задачу выполнили.
Вечером, 13 января, пришла смена…
13—17 января 2015 г., заместитель командира 2-го взвода роты снайперов 93-й гвОМБр гвардии старший сержант Константин Ходак, «Кос»
Поздним вечером 13 января мы выдвинулись из базового лагеря на метеостанцию Донецкого аэропорта, или, как ее еще называют, РЛС ДАП.
Костя Ходак, Кос
Мы ехали менять предыдущую смену: Калину, Валеру, Бороду и Толстого.
Саня Панда сидел за рулем нашей «Мазды», рядом с ним Ротный, сзади — я и Женька. Медведь и Ромашка ехали в кузове. Женя Позитивчик и Ромаха выходили на Метео уже второй раз. Старшим группы был я.
Панда наконец-то отключил «стопари» в машине, поэтому мы подобрались к метеостанции, ничем себя в темноте не обнаруживая. Что называется, «без выстрела».
Когда выкинули из машины наши пожитки, я бросил взгляд на поле. На него только что упали «Грады». Они что-то там подожгли, хотя чему там, в битом-перебитом поле, гореть?!
На поле встал огненный вихрь. Это было какое-то завораживающее зрелище — пожалуй, самое впечатляющее из всего, что я видел за войну…
Я стоял буквально с открытым ртом, пока Паша Калина не заорал:
— Давайте в здание! «Грады» с перелетом упали, сейчас по нам навалят!
Мы сменили пацанов, и в ту же ночь приступили к обороне. Жека и Ромаха встали на стационарных позициях — на «Кабинке» и на «Севере». Мы с Медведем затихарились во дворе и иногда обходили периметр.
Все дни, что мы провели на Метео, было довольно тепло, но очень сыро и промозгло. По ночам, конечно, примораживало.
Обстрел из минометов был практически постоянным и очень жестоким. Часто насыпали из «Градов».
В основном, били по нам со Спартака.
Полуразваленное здание метеостанции спасало от полного уничтожения только то, что с востока оно было прикрыто бугром. На бугре находились наши окопчики…
Ну что рассказать: несли службу, держали оборону, отстреливались. Из пулемета по монастырю наваливали. Далековато, правда…
По нам с монастыря регулярно бил «Утес». Причем так приноровился, гад, что попадал в трубу метеорологической вышки, чтобы рикошеты шли в периметр. А ведь монастырь был от нас в 1800 метрах, близко к пределу прицельной дальности НСВ…
Однажды Медведь схватил такой рикошет в плечо: пуля 12,7 мм шлепнула его сверху, довольно чувствительно, но не натворила бед. Скорее всего, это был уже двойной рикошет: от трубы и от стены метеостанции.
На мне постоянно висело три рации: местная «метеостанционная», наша ротная, из тех, что Юрист добыл, — для связи с моей группой, и большая радейка-«мамка», командирская, для связи с бригадой. И ходил я с ними, как елка новогодняя — светящийся и мигающий. Залепляй — не залепляй изолентой эти огоньки на рациях, на морозе все равно отвалится.
Было нас всего на метеостанции где-то человек 14. ОУНовцы, корректировщики из 81-й десантной… Единого командования не было.
На третьи сутки, на рассвете, я был на «Кабине» и услышал мотор танчика. Я знал от пацанов, что это сепарский танчик-ас: он выскакивает на летное поле, крутится по нему, как на коньках, обваливает и терминал, и Башню, и даже Пески.
Захотелось как-то помочь.
Я знал, что «метеостанционные» радейки сепары слушают. По нашей ротной рации вышел на Ромаху, сказал, чтобы он дал ее в руки Прокурору — корректировщику из 81-й.
Прокурору, в нашу ротную «моторолу», описал ситуацию, предупредил, что сейчас по «метеостанционной» буду гонять «дезу».
И начал:
— Я Кабина, я Кабина, слышу на 12 часов танчик! Как только увижу, что катается, буду наводить на него арту, будьте в готовности, в готовности передавать поправки, прием!
Прокурор отвечал мне что-то, не менее убедительное.
Так мы с ним очень содержательно поговорили.
Звук танкового двигателя стал удаляться. Танчик ушел…
Обстрелы продолжались. Трубу нашей буржуйки на крыше так покорежило, что печка гореть перестала. В минуту редкого затишья мы с Ромашкой вылезли на крышу. Труба была перекручена и вся издырявлена осколками. Ромаха, как знатный строитель, двумя ударами ноги сломал ее заподлицо с крышей, и печка опять разгорелась.
А так, ну что: сидим на позициях. Жахнет мина — Медведь мне по рации:
— Ты в норме?
Опять жахнет — я ему:
— Ты в порядке?
Так и жили.
Сепары часто подходили к пролому в заборе, к тому, что за кустарником, и наваливали по Кабине из стрелкотни. «Утес» с монастыря тоже прижимал, не давал голову поднять. Но я приноровился. Сидя на дне окопа, накидывал из подствольника несколько «кабанчиков» за забор — туда, к пролому. Мало им не казалось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});