Читать интересную книгу Комендантский час (сборник) - Эдуард Хруцкий

– Зачем это, зачем?! – Голос ее сорвался, и она, отступая, подняла лампу выше. Пятна света прыгали по прихожей, выхватывая из мрака отдельные предметы. Прихожая была маленькая, заставленная какими-то старыми картонками, обои на стене пузырились и отставали. Все это Степан уловил краем глаза. И понял, что здесь никто спрятаться не может и дверь из комнаты в прихожую выходит всего одна.

– Климов, – позвал он и услышал, как тот вошел в прихожую. – Вы, гражданка, засветите-ка лампу как следует и еще что-нибудь зажгите. Только быстренько.

Дробышева выкрутила фитиль и вошла в комнату. Сразу же в маленькой столовой, обставленной старой, потемневшей от времени мебелью, стало светло и уютно. На столе стояли остатки ужина, бутылка вина и недопитая бутылка водки. Но главное, что увидел Степан, было два прибора.

– Вы одна в доме?

– Конечно. – Дробышева пожала плечами.

– А это? – Степан кивнул на стол.

– Вечером заходил мой знакомый, мы закусывали.

Полесов быстро оглядел комнату. Вот дверь закрытая, стол с закуской, этажерка с патефоном, тяжелый, резной буфет, на нем какие-то безделушки: собачка, поднявшая лапу, мальчик со свирелью, охотник; маленький Наполеон, поблескивая серебряным сюртуком и шляпкой, стоял между бронзовым охотником и чугунной собачкой. Сложив на груди руки, он спокойно глядел на человеческую суету, словно осуждая ее.

И тут Степан совершил ошибку. Подойдя к буфету, чтобы взять серебряную фигурку, он на секунду оказался спиной к двери, ведущей в другую комнату.

– Откуда она у вас? – Степан повернулся и сразу увидел открытую дверь. Пытаясь выхватить из кармана наган, он понял, что уже опоздал.

Его сначала обожгло и отбросило к стене, он упал, потянув за собой стул. Падая, все же поднял наган, но выстрелить не успел: вторая пуля словно припечатала его к полу. Умирая, он услышал голос Климова, хотя слов уже не мог разобрать. А потом увидел фонтан, который все увеличивался в размерах, и вода в нем падала бесшумно, постепенно темнея.

– Ложись, гадина! – крикнул Климов Дробышевой.

Из темноты спальни ударил еще выстрел, и пуля отбила от косяка двери большую щепку. Климов присел и выстрелил из нагана трижды, потом одним броском пересек комнату и опрокинул стол, загородившись его дубовым телом.

Он прислушался. Тихо. Только, забившись в угол, всхлипывала Дробышева. Что делать дальше, Климов не знал. И потому приказ охранять выход он принял как единственную для себя возможность что-то предпринять в сложившейся ситуации. Бывший лейтенант Климов знал, что приказ надо выполнять точно. Он вынул из кармана три патрона и засунул их в пустые гнезда барабана. Теперь он был готов.

На крыльце послышался топот. Бежало несколько человек, но это не смутило Климова. Он поднял наган. В комнату ворвался сержант с автоматом, за ним два бойца.

– Кто?.. Кто стрелял?

И вдруг сержант увидел Полесова, лежавшего на полу. Он сделал шаг к нему, вглядываясь.

– Степа! Полесов! – Сержант наклонился к убитому.

Когда они проникли в спальню, то увидели маленькую дверь, ведущую в кладовку. Прямо посередине кладовки виднелась поднятая крышка люка погреба.

– Выходи! – крикнул сержант. – Выходи, сволочь!

Он вскинул автомат, и гулкая очередь разорвала тишину. На пол со звоном посыпались гильзы.

– Прикройте меня! – крикнул сержант и спрыгнул вниз.

Через несколько минут в глубине подвала вспыхнул свет фонаря.

– Ну что, Миша? – Один из бойцов наклонился к люку.

– Ход здесь, видно, во двор. – Голос сержанта звучал глухо.

Данилов

Он не верил своим глазам. Не мог смириться с тем, что в углу комнаты лежал, разбросав руки, убитый Полесов, что две пули, выпущенные бандитом, оборвали его жизнь и она ушла из этого большого и сильного тела.

Данилов изо всех сил пытался справиться с тяжелой волной ненависти, захлестнувшей его. Будто зачумленный, он посмотрел на забившуюся в угол Дробышеву и против своей воли тихо заскреб пальцами по крышке кобуры, еще не решаясь расстегнуть ее и вынуть оружие.

– Не надо, Иван Александрович, не надо, – сказал сержант и встал рядом с ним. – Незачем вам из-за этой суки под трибунал идти.

– Это ты прав, Миша, прав, не наступило время трибунала, – сказал Данилов и только тут понял, что рядом с ним стоит Костров, Мишка Костров, о котором думал последние несколько дней. – Это ты, Мишка?

– Я, Иван Александрович.

– Видишь, горе у нас какое. Ах, черт возьми…

Дом заполнялся народом. Приехали люди из райотдела и из госбезопасности. Уже протокол писали, и Климов кому-то давал показания. И все они занимались его, Данилова, делом.

– Белов, – спокойно позвал Иван Александрович.

– Здесь, товарищ начальник.

– Немедленно прикажи посторонним оставить помещение.

– Есть!

– Сержант Костров, задержитесь, – добавил Данилов.

Теперь в нем словно сработала какая-то система: ушла ненависть и жалость тоже, остался только профессионализм.

Иван Александрович наклонился над убитым, провел рукой по его лицу, закрывая глаза, внимательно рассмотрел пол рядом с телом Степана. Рядом с правой рукой лежал наган, левая крепко сжимала какой-то блестящий предмет. Данилов с трудом разжал пальцы и высвободил из них фигурку Наполеона. Он перевернул ее печаткой к свету, посмотрел инициалы.

– Где врач? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Здесь, – ответил Белов.

– Пусть увозит тело.

Он сказал и сам удивился. Как он мог сказать это слово: тело. А чье оно?! Это же Степа Полесов, спокойный, рассудительный, справедливый и добрый Степа Полесов. Один из самых лучших его, Данилова, друзей. Но он опять сжал внутри себя какую-то, одному ему известную пружину. Начиналась работа, сыск, и у него не должно быть эмоций и переживаний – только объективная реальность.

Прибывшая оперативная группа райотдела НКВД внимательно осматривала каждый уголок дома, подвал, чердак. На стол ложились пачки писем, обрывки бумажек с надписями, деньги, ценности. Данилов бегло осматривал все это, но пока ничего интересного не было. Правда, нашли несколько ящиков водки, муку, сахар, консервы. Иван Александрович посмотрел на задержанную, она все сидела в углу, сцепив на коленях руки, уставившись взглядом куда-то в одну точку.

– Гражданка Дробышева! – громко позвал Данилов.

Она не шевельнулась, даже глазами не повела в его сторону. Стоявший рядом милиционер потряс Дробышеву за плечо.

– Да, да… Что?.. Это не я… Это все он, он!..

– Кто – он? – Данилов шагнул к ней.

Дробышева вскочила и прижалась к стене, закрыв лицо руками.

– Кто – он? – повторил Данилов.

– Я скажу, я все скажу, я не хотела!.. – И она заплакала, почти закричала.

– Дайте ей чего-нибудь, пусть успокоится, – приказал Данилов милиционеру.

И пока Дробышева пила воду, стуча зубами о край стакана, он уже для себя решил твердо, что начнет допрос немедленно, пока она находится в состоянии нервного шока.

– Я предлагаю вам, – наклонился он к Дробышевой, – добровольно указать место, где ваши сообщники прячут ценности, оружие и боеприпасы.

– У меня нет ценностей… Нет… В сарае они что-то закапывали под дровами, а что именно, я не знаю. Только запишите, я добровольно, я сама… Чего же вы не пишете? Почему?

– Пожалуйста, без истерики. Все запишем и дадим подписать вам. Смотрите за ней, – сказал Данилов милиционеру и пошел к двери.

На дворе, кажется, начинало светать. Уже проступали очертания ближайших строений. Из-за закрытых дверей сарая пробивался желтый свет фонарей.

– Они там копают, – тронул Данилова за рукав Быков. – Как же так, Иван Александрович, а?..

– Не надо об этом сейчас… Потом, Быков, потом.

Дверь сарая распахнулась, и вышел Плетнев.

– Есть, – устало сказал он, – нашли.

– Что там?

– Патроны в цинках, два автомата, пулемет и еще золото – небольшой такой ящичек, но полный.

– Надо оформить как добровольную выдачу.

– Какая разница. Дробышевой уже не поможет. По нынешним временам все равно стенка.

– Это трибуналу решать, а не нам с тобой. Наше дело – написать все, как было на самом деле.

– Вы какой-то странный, товарищ Данилов, – Плетнев пожал плечами, – она вашего опера заманила в засаду, а вы…

– Его никто не заманивал, он сам шел, и, между прочим, шел за правдой и погиб за нее. Поэтому мы, живые, с этой правдой обращаться как со шлюхой не имеем права.

– Ну как хотите, я, конечно, распоряжусь.

– Давайте и все документы мне.

– А нам?

– Вы себе копии оставите, а я бумагу соответственную сегодня же напишу.

Плетнев ушел в сарай, а Данилов достал папиросу, размял табак. Его уже не интересовало, что нашли в сарае, главное было зажато в холодной руке Степана. Та самая печать, серебряная фигурка Наполеона, похищенная из дома Ивановского. Значит, человек, убивший Ерохина, находится здесь, где-то совсем недалеко, может быть в нескольких километрах. Теперь надо было допросить Дробышеву.