Клавиши вспыхнули под пальцами Алемида, умелыми движениями работающего с устройством, и мужчина защелкнул на левой руке браслет, от которого к аппарату шли едва заметные золотистые нити. Он чуть прикрыл серые глаза, мысленно обращаясь к своему мастеру и посылая в Подпространство свое сознание.
Мастер откликнулся сразу. Спокойно выслушал, задал несколько вопросов и отключился. Алемид снял браслет, положив его в специальное углубление. Повернулся к своему отцу и Мьоллену, застывшим неподвижными изваяниями с наполненными тревогой глазами, и едва улыбнулся, когда сгустевший воздух трансформировался в мастера, появившегося ровно посреди комнаты.
— Как вы думаете, что это может быть, мастер? — спросил Алемид, глядя на мужчину. Тот призадумался на несколько секунд, но затем твердо сказал:
— Я должен ее увидеть, хотя у меня есть одно предположение. Смелое… и неутешительное, поэтому я остерегусь оглашать его сейчас.
Три синхронных кивка. Приглашающий жест князя, совсем не смутивший Артола. Мастер только кивнул, глядя в спину Эрвинду и по дороге к покоям княжны думая о чем-то своем.
Они отсутствовали минуты две, а показалось — несколько часов. Лицо Каисы изменилось, она стало еще более бледным. Резко наметились скулы, черные брови ярко выделялись на белой, как мел, коже двумя стремительными росчерками. Эрвинд еле слышно охнул, Алемид стиснул зубы, отчего его лицо стало еще более напряженным. Мьоллен остался внешне спокойным, но в глазах его можно было прочесть многое. Слишком многое.
Быстрым шагом мастер подошел к кровати, взял руку девушки, как недавно Алемид. Закрыл глаза, и спокойное было лицо исказила гримаса ужаса.
— Что случилось? — Алемид за долю секунды пересек комнату. — Все серьезнее, чем я предполагал?
— Гораздо. Кстати, я не знаю, сказала ли она тебе… Скажи, ты знал о том, что твоя сестра во время вызывания Илешада встала на место руны Лунной Стихии? — Алемид молча качнул головой, показывая тем самым, что даже не подозревал об этом. — И теперь нам приходится расхлебывать последствия той опрометчивой выходки. Впрочем, я понимаю ее действия.
— Понимаете?
— Понимаешь, твоя сестра такой человек… думаю, что ты и сам это понял. Она скорее создаст неприятности себе, чем выполнит свою работу недобросовестно. И это не трудоголизм, не желание трудиться и только трудиться, а вполне разумное осознание опасности своей работы. Каиса прекрасно понимала, чем грозит ближайшим селениям с мирными жителями неудача обряда, и понимает это каждый раз, когда призывает. И она знала, что если что-то, даже немного, выйдет из-под контроля, большой беды не миновать. У всех Серебряных детей вырабатывают такую психологию. По сути, каждое Серебряное Дитя — своеобразная жертва обстоятельств. И ни одно Серебряное Дитя даже не задумается, что принести в жертву, если обряд будет проваливаться. Так и Каиса. Рассудив, что лучше она, чем ближайшие деревни, она встала на руну, тем самым прочно связав себя с Той Стороной. Неосознанно и даже не давая клятв, что не помешало Той Стороне спокойно пить ее силы, а сейчас, когда они закончились, позвать к себе. И у девушки уже практически не осталось сил, чтобы противиться этому зову.
— Это я понял и так. Меня волнует другое — этому можно как-то воспрепятствовать?
— Не уверен, хотя я попробую. Главное сейчас — вернуть ее в сознание, тогда она сможет сама решить, где ей нравится больше. И у нее будет право на это решение.
— Какие гарантии, что моя сестра останется жить? — голос Алемида стал ледяным. Мастер развел руками, заставив беспокойство в трех парах глаз вскипеть бурной волной.
— Гарантий нет. Я не могу ручаться за ее решение. И я не уверен, что мне удастся вернуть ее в сознание, хотя пару раз уже проделывал подобное. К сожалению, те личности не были Серебряными детьми, и их связь с Той Стороной не была так сильна.
— Можем ли мы как-то помочь? — спросил молчавший до этого Мьоллен. Мастер кивнул.
— Если сейчас уйдете отсюда. Мне нужны тишина и одиночество.
Алемид кивнул, жестом показывая всем, что нужно выйти. Естественно, что спорить никто не стал. Князь мигом удалился в свой кабинет, и Алемид проводил его сочувственным взглядом, прекрасно зная, что отец корит себя за то, что воспитал в дочери страсть к порой необдуманным и рискованным поступкам. Мужчина сам много раз ругал себя за то, что позволяет сестре слишком многое.
— Пойдем, — он хлопнул аледа по плечу. — Я найду тебе сухую одежду.
Мьоллен кивнул, судя по всему, чисто машинально. Он весь был в своих мыслях, каких-то очень отстраненных и глубоких.
— Если бы мой народ сейчас не вымирал так глобально… — проговорил он, и зелено-золотые глаза наполнились тоской о чем-то былом. — Если бы ситуация сейчас была такой же, как хотя бы пару веков назад… лекари аледов вытащили бы ее с той стороны, даже не задумавшись о том, что делают.
— У твоего народа была такая власть над Той Стороной?
— Не совсем. Мне довольно сложно объяснить религию нашего народа, но в данной ситуации сила богов помогла бы. К сожалению, боги моего народа ушли с его остатками.
— Возможно, былое величие еще возродится? — Алемид чуть приподнял кончик губы. Мьоллен грустно усмехнулся.
— Я уже не верю в это. Нас осталось слишком мало.
— Пойдем, мастер сделает все, как нужно, — маг не позволил вырваться наружу даже нотке неуверенности. Нельзя думать о том, что все может сорваться, слишком многое зависит от этого. — Во всяком случае, я на это надеюсь. Пойдем, пойдем, я налью тебе вина. К тому же просто необходимо найти сухую одежду. Ты же не хочешь, чтобы вслед за Каисой в горячке слегли уже мы? — он улыбнулся, в серых глазах промелькнула веселая искорка.
И только сам наследный князь знал, сколько сил пришлось вложить в эту улыбку, чтобы не дать ей перетечь в болезненную гримасу. Впрочем, если бы Каиса была в сознании, она бы, наверное, безошибочно угадала настоящее настроение брата.
Да алед и сам уже догадался. Но не сказал по этому поводу ни слова, лишь снова кивнул и пошел вслед за Алемидом, на ходу вновь погружаясь в свои мысли.
Жарко, и вновь под сапогами перекатываются камешки. Я снова иду, но иду не на пляж, а прочь с него. Прочь от моря, расстилающегося вдалеке под вечным небом, прочь от свободы и грозы, которая звала меня.
Я слышу другой Зов. И он куда сильнее, чем тоска о прошлой жизни, которой я-человек не помню. Вдалеке возвышается Сумеречный Чертог, оплетенный бледно-голубыми цветами… неизменная женская фигура на ступенях. Она стоит, и я вижу ее лицо, оно серьезно, как и обычно. Впрочем, нет. Сейчас оно… печально, на лице лежит печать какой-то скорби и искреннего сожаления. Интересно, чем же оно вызвано?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});