Он потерял нить разговора.
– Что я неправильно понимал? – Он снисходительно улыбнулся.
– По-моему, все. – Она опустила черные ресницы. – Ничего удивительного, что я сделала неправильный вывод.
– И поэтому не могла держаться в стороне? Потому что неправильно меня оценила?
Она покачала головой:
– Нет, и не потому, что у меня каша в голове. Не думай, что я сумасшедшая. Я знаю, что так выгляжу, но этому есть вполне резонное объяснение. Ты лучше других мужчин должен знать, что интеллект никак не соотносится с интенсивностью животной страсти. Я испытывала похоть к тебе с того момента, как увидела.
Он скорчился у ее ног, ухватившись за матрас.
– Ты не знал, нет?
Притворяться не было сил. Он помотал головой. Она взяла в ладони его лицо:
– Должно быть, ты ослеп и оглох. Или до ужаса смутился. Весь Париж знал, бедняга! Не хочу даже воображать, что творилось у тебя в голове.
Он засмеялся:
– Я думал, это они про меня знают. Что я… опьянен тобой. Я и был. Я говорил тебе.
– Но, дорогой, тебя охватывает похоть при виде любой фемины, – сказала она с подчеркнутым терпением. – С чего бы Парижу из-за этого неистовствовать? Это из-за моего поведения, как ты не понимаешь? Они видели, что я влюблена до безумия и не могу держаться в стороне, как подобает разумной, высокоморальной леди. Вот что представляло для них интерес.
Дорогой! Комната весело завертелась вокруг него.
– Я хотела быть разумной, не хотела тебе досаждать. Понимала, что это приведет к беде, но ничего не могла с собой поделать. Ты такой… мужественный. Настоящий мужчина. Большой, сильный, можешь одной рукой меня поднять. Сказать не могу, какие необычайные чувства ты во мне вызываешь.
Мужественный – это он понимал. Он такой. Он также понимал, что о вкусах не спорят. Пока не появилась она, он любил пышных женщин. Ну и ладно. А ей нравятся большие, сильные мужчины. Он как раз такой.
– Я все про тебя слышала, – сказала она. – И думала, что подготовилась, но никто толком тебя не описал. Я ожидала увидеть гориллу. – Она ткнула пальцем в его нос. – Я и не думала, что у тебя лицо принца Медичи. Я не думала, что у тебя фигура римского божества. К этому я была не готова. И не могла защититься. – Джессика со вздохом положила руки ему на плечи. – Я и сейчас не могу. Физически я совсем не могу перед тобой устоять.
Он попробовал осмыслить принца Медичи и римское божество, но они никак не вписывались в его представление о себе.
– Не беспокойся, Джесс, Похоть – не проблема, с ней я хорошо справляюсь.
– Я знаю. – Джессика обежала его взглядом с головы до ног.
– Я готов справиться с ней сию же минуту. – Он начал взбивать подушки в изголовье.
– Какой ты понятливый. – Взгляд метнулся от подушки к нему.
Он похлопал рукой по горе подушек:
– Хочу, чтобы ты легла сюда.
– Голая?
– Голая.
Без малейших колебаний Джессика встала и развязала пояс халата. Он смотрел, как халат упал на пол. Она лениво потянулась.
Femme fatale, подумал он, зачарованно глядя, как тяжелый черный шелк упал с покатых плеч, скользнул по округлостям белого тела и с шелестом скатился к ногам.
Он смотрел на изящные движения гибкого тела, когда она забралась на кровать и улеглась на подушки, не стыдясь, не прячась, не боясь.
– Я почти желаю всегда быть голой, – нежно сказала она. – Мне нравится, как ты на меня смотришь.
– Имеешь в виду, пыхчу и пускаю слюни? – Дейн развязал пояс халата.
– Имею в виду, ты становишься сонным и угрюмым. – Джессика положила руку на живот. – От этого внутри горячо.
Дейн отшвырнул свой халат. Она задохнулась.
Его вздыбившееся копье подскочило, как будто она его окликнула. Дейн посмотрел вниз и засмеялся.
– Ты хотела мужественности – ты ее получишь.
– Большой и сильный. – Размягченный взгляд пробежался по всей фигуре. – И прекрасный. Какого черта я стала бы сопротивляться? Как ты мог такое подумать?
– Я не подозревал, что ты такая пустышка. – Дейн забрался на кровать и раздвинул ей ноги.
– Это тоже, – сказала она. – А то бы… – Ее рука скользнула вверх по его ноге. – О, Дейн, если бы ты знал, что было у меня в голове, когда я тебя встретила…
Он нежно, но твердо убрал ее руку и прижал к матрасу.
– Расскажи.
– Мысленно я тебя раздевала, не могла с собой справиться несколько мучительных секунд. Я с ужасом думала, что здравый смысл откажет, и я это сделаю прямо в магазине. На глазах у Шантуа. На глазах у Берти.
– Ты меня раздевала, – сказал он. – Мысленно.
– Да, точнее, срывала с тебя одежду.
Он наклонился над ней:
– Хочешь, скажу, что было у меня в голове, сага?
– Надеюсь, что-нибудь столь же развратное. – Джессика погладила его по груди, и он опять убрал ее руку.
– Я хотел… облизать тебя, с головы до пальчиков ног.
Она закрыла глаза:
– Да, развратно.
– Хотел лизать, целовать, трогать тебя… везде. – Дейн поцеловал ее в лоб. – Везде, где белое, где розовое. И все остальное. – Он провел языком по гладкой брови. – Что я сейчас и сделаю. А ты лежи!
– Ладно. – По телу ее пробежала дрожь, видимо, удовольствия, потому что изогнулись уголки мягких сочных губ.
Он больше ничего не говорил, отдался своей фантазии. На деле она оказалась еще слаще, чем он думал, и пахла опьяняюще.
Дейн поцеловал ее в носик, насладился атласом щечки. Вздохнул и заново открыл для себя ее немыслимую красоту: безупречный овал лица, изгиб ключицы; прекрасная кожа настолько тонкая, что хочется плакать.
Ее совершенство разбивало ему сердце, потому что он не мог ее иметь.
И все-таки мог, по крайней мере, сейчас. Мог трогать эти губы… лицо… ухо… стройную шею.
Он вспомнил, как стоял в тени и мечтал о ее белой коже, освещенной фонарем. Он провел губами по плечу, на которое тогда смотрел из укрытия, от него вниз по руке до кончиков пальцев и обратно. Потом проделал то же с другой рукой. У нее сжались пальцы, послышался легкий вздох, который отозвался в его сердце пением виолончели.
Он осыпал поцелуями твердые круглые груди, лизнул соски и насладился ее тихим стоном, потом заставил себя двигаться дальше, потому что было еще много всего, а он ничего не принимал на веру, потому что, насколько он знал, завтра мир может рухнуть, и ад разверзнется и поглотит его.
Влажные поцелуи сместились на живот, прошлись по изгибу бедра, спустились на нежные, стройные ноги, донизу, до кончиков пальцев, как он обещал. А потом медленно вернулись по внутренней стороне ноги.
Там было влажно и горячо, она была более чем готова, но Дейн не поддался. Он мог доверять только настоящему, может, этот момент – все, что ему дано, и он опять проделал путь до пальчиков другой ноги и обратно. Потом язык коснулся бархатной кожи над гнездышком завитков между ногами.