Читать интересную книгу Алексей Яковлев - Кира Куликова

«Мертвая чаша» становилась его постоянным уделом. Изредка, не всегда протрезвевший, с осипшим голосом, он пытался порой гальванизировать игру «прежнего Яковлева». Чаще всего это была жалкая имитация, иногда прорывались в нем «восхитительные» порывы гения. Его вызывали на сцепу после спектакля вместе с имевшей постоянный головокружительный успех Семеновой. Но вызовы эти были скорее данью любви к прошлому большого артиста, чем поощрением его теперешних достоинств.

8 января 1817 года он, никогда не любивший носить седые парики, попытался сыграть на своем бенефисе беспечно раздавшего свое королевство старого Леара. Гнедичевский «Леар», в котором имел когда-то такой успех Яков Емельянович Шушерин, не принес ему новых побед. Он сам был раздавшим свои богатства «Леаром». И не ощущать этого повседневно не мог.

Начальство, понимая, что не имеет достойной Яковлеву замены, попробовало было его поощрить. В том же январе «во уважение долговременной ревностной службы актера Алексея Яковлева, который, будучи руководим всегдашним усердием, и ныне посвящает отличный талант свой на службу дирекции, и в несомненной надежде, что он поведением своим приносить будет театру желаемую пользу», было приказано Тюфякиным выдавать ему дополнительно к пенсии по 1200 рублей ассигнациями в год жалованья (с сохранением 500 рублей квартирных денег и 20 сажен дров). Но поощрение начальства не спасло его ни на сцене, ни в жизни, где он кругом был в долгах.

Все той же щедрой рукой раздавая деньги направо и налево, не зная удержу в мрачных кутежах, он доставлял немало бедствий своей семье. Его не остановило даже рождение 26 августа 1816 года сына, которого когда-то он страстно хотел иметь. Оставаясь все тем же добрым, честным, справедливым, прямодушным человеком, он не мог не терзать себя, когда приходили минуты отрезвления. И «пробуждения» его действительно были «ужасны». Все, что пророчил он себе до женитьбы, сбылось. Из замкнутого им самим круга выйти ему не удалось.

В начале нового сезона, 23 апреля 1817 года, Яковлев, обычно выбиравший для спектаклей в свою пользу пьесы, близкие собственному душевному состоянию, на последний в своей жизни бенефис выбрал «Эдипа царя» Грузинцева. Образом влекомого волей безжалостных богов Эдипа к преступной любви и противным человеческому разуму поступкам он как бы сам подводил итог собственной жизни.

После «Эдипа царя» он сыграл еще с Каратыгиной и Семеновой несколько старых ролей. Но их воссоздания принадлежали к тем, за которые «просил извинения» у театральных ценителей Жихарев, призывая потомков не судить по ним, каков был истинный Яковлев…

А между тем жизнь еще была исчерпана не до конца.

17 сентября 1817 года, согласно церковной записи, «у придворного актера Алексея Яковлева родилась дочь Екатерина. Молебствована и крещена священником Петром Успенским. Воспреемники: подполковник Василий Михайлович Федоров; действительного статского советника г. Титова жена Елизавета. Крещение происходило 23 сентября 1817 года в Троице-дирекционной церкви».

4 октября того же года нелюбимой ролью царя Тезея в трагедии любимого им Владислава Озерова «Эдип в Афинах» «чрезвычайно больной», по словам Андрея Васильевича Каратыгина, Алексей Семенович Яковлев закончил свое сценическое поприще.

Около месяца находился он в беспамятстве. 3 ноября, по рассказу Петра Петровича Каратыгина, его посетил почти не выходивший из дому восьмидесятитрехлетний и все еще сохранивший живой разум Иван Афанасьевич Дмитревский. «Но больной не узнал своего учителя и благодетеля: он был в бреду и тревожно метался в постели…»

— Алексей, — произнес Иван Афанасьевич, рыдая. — Кто же нам останется, когда и ты идешь в лучший мир?.. Кто поддержит нашу трагедию?..

И умирающий Яковлев будто бы ответил словами, столько раз сказанными им со сцены: «Языки ведайте: велик российский бог!» Эти слова биографы считают последними в устах великого русского трагика.

Дед Петра Петровича Каратыгина, Андрей Васильевич, запечатлел описываемый его внуком день куда менее романтично и более лаконично: «1817… 3 ноября. Кончина Первого трагического актера Алексея Семеновича на 44-м году; оставил по себе сына и дочь, малолетних…» Не менее лаконичной была и запись об умерших, сделанная при отпевании его в «Троице-дирекционной церкви», находившейся на третьем этаже театральной школы: «3 ноября 1817 года. Придворный актер Алексей Яковлев. Погребение совершал священник Петр Успенский. 44. Простудою. В Волновом». (Последняя фраза обозначает место захоронения: на кладбище, где покоился прах родителей Яковлева и его родных). Такой же достоверно лаконичной явилась и сохранившаяся в журнале распоряжений театральной дирекции запись, сделанная 5 ноября 1817 года, с резолюцией на ней Тюфякина: «Об исключении из списков умершего 3 числа сего ноября российского актера Алексея Яковлева и о прекращении производства с того числа жалованья по 1200 рублей и квартирных денег по 500 рублей в год». «Исключить, а о прекращении производства бухгалтеру объявить».

О «прекращении производства» денег бухгалтерии было тотчас объявлено. И в бумагах театральной дирекции перестал фигурировать действующий актер Яковлев. А фамилия его начала упоминаться с присовокуплением слова «умерший».

ПОСМЕРТНЫЙ БЕНЕФИС

«О прибавке Яковлевой квартирных по 100 рублей, по производстве по 10 саженей дров в год, оставя при ней выданные на сей год умершему мужу ее актеру Яковлеву 20 сажен дров». «О выдаче ей же, Яковлевой, на погребение тела умершего актера Алексея Яковлева 100 рублей». Приказы вице-директора Тюфякина, подписанные 5 ноября, следовали один за другим.

На растерянную же, поникшую в горе двадцатидвухлетнюю Екатерину Ивановну Яковлеву с двумя детьми (из коих одному только что исполнился год, а другой чуть больше месяца) со всех сторон набросились кредиторы. После мужа по расчетам бухгалтерии ей полагалось всего 9 рублей 44 копейки недополученного им при жизни жалованья, включая сюда и квартирные. Ста рублей, выданных ей на погребение, не могло хватить даже на приличествующие положению Первого российского актера похороны. Накоплений у нее после него не осталось никаких. Данные в долг деньги Яковлев не записывал. Сам же при жизни брал в долг так же легко, как и давал.

«Вдова г-на Яковлева, — сообщалось в биографии актера, появившейся в журнале „Северный наблюдатель“ в конце 1817 года, — находилась после смерти своего мужа в весьма затруднительном положении: она не имела даже довольно денег, чтоб похоронить его приличным образом. Богатые купцы, которые говорили беспрестанно о своей искренней дружбе к покойному, отказались помочь ей в нужде; огорченная вдова, получая везде отказы, пришла было в отчаяние».

Не отказал в помощи лишь цирюльник Иван Степанович Донеличенко, издавна ходивший брить знаменитого актера: предложив Екатерине Ивановне весь свой капитал, состоявший из девятисот рублей, он не попросил у нее не только векселя, но и простой расписки. Да свой брат актер: горько оплакивающий друга юности Григорий Иванович Жебелев и обычно замкнутый, творящий добро не словами, а делом Андрей Васильевич Каратыгин. Они-то и взяли на себя всю тяжесть похорон и улаживания материальных дел беспомощной вдовы Яковлева.

Прежде всего прибегнули к содействию бывшего у вице-директора в фаворе Рафаила Зотова (когда-то не без помощи Яковлева поступившего на службу в театральную дирекцию). Было составлено и подписано Тюфякиным 8 ноября прошение на высочайшее имя следующего содержания: «Санкт-петербургская российская императорского театра трагическая сцена лишилась лучшего своего украшения смертию известного отличными своими дарованиями актера Яковлева… Всей службы его составляет 23 года. Столь потеря сия чувствительна для всей публики и для театра, которого он был поистине лучшим украшением и коего едва ли когда-либо можно будет достойно заменить, столь она горестна оставшейся во вдовстве в молодости лет жене с двумя малолетними сиротами, — обременены долгами, которые по смерти его остались, — тем более что она, по не столь давнему выпуску ее из Театрального училища и по неразвившемуся еще ее таланту, получает весьма малое жалованье. Повергая судьбу вдовы актрисы Яковлевой и двух малолетних сирот его во всемилостивейшее внимание Вашего императорского величества, я осмеливаюсь всеподданнейше испрашивать о выдаче ей единовременного награждения, какое Вам, всемилостивейший государь, благоугодно будет».

Одновременно был выговорен у дирекции в пользу Яковлевой с детьми бенефис, который со всей присущей ему энергией стал организовывать Александр Александрович Шаховской. Подготовка к посмертному бенефису премьера русской драматической труппы началась немедленно. Времени, данного дирекцией, было в обрез. Решили показать второе представление трагедии Корнеля «Горации», переведенной сразу четырьмя драматургами: Чепяговым, Жандром, Шаховским и Катениным.