Читать интересную книгу Ключи Царства - Арчибальд Кронин

Фрэнсис с трудом оторвался от воспоминаний о милых забытых днях.

— Преподобная мать предпочитает питаться в своем доме.

— Ты просто не приглашал ее как следует, — Мили посмотрел на худощавую фигуру Фрэнсиса с добрым дружеским сожалением. — Бедняга Фрэнсис! Не думаю, чтобы ты понимал женщин. Она придет, будь спокоен, предоставь это мне!

На следующий день Мария-Вероника действительно пришла к обеду. Ансельм был в прекрасном настроении — он великолепно отдохнул за ночь, а утро провел в деятельном осмотре миссии. После посещения школы Мили был настроен благосклонно и приветствовал преподобную мать (хотя расстался с ней пять минут назад) преувеличенно торжественно:

— Это поистине большая честь для нас, преподобная мать. Стаканчик хереса? Нет? А он отличный, уверяю вас… это амонтильядо, — он излучал улыбки. — Может быть, его немного растрясло в дороге, поскольку я привез его из дома… но аромат, подаренный ему Испанией, отрицать не приходится.

Они уселись за стол.

— Ну, Фрэнсис, чем ты нас угостишь? Надеюсь, что никаких тайн китайской кухни, вроде супа из птичьих гнезд или пюре из креветок не будет? Ха-ха-ха!.. — Мили весело расхохотался, беря себе цыпленка. — Хотя должен признаться, что я до некоторой степени увлекаюсь восточной кухней. Когда мы плыли на пароходе, — кстати, это было очень бурное плавание, четыре дня никто не являлся в кают-компанию, кроме вашего покорного слуги, — нам подавали совершенно восхитительное китайское кушанье chow-mein.

Мать Мария-Вероника подняла опущенные на скатерть глаза.

— Разве chow-mein — китайское кушанье? Это скорее американский вариант китайского обычая собирать все остатки и готовить из них.

Мили смотрел на нее, слегка приоткрыв рот.

— Моя дорогая преподобная мать! Chow-mein… Как… — он посмотрел на Фрэнсиса, ища поддержки, не нашел ее и снова рассмеялся.

— Во всяком случае, я сжевал[48] мою порцию, уверяю вас… Ха- ха!

Повернувшись, чтобы дотянуться до блюда с салатом, которое подносил ему Иосиф, он продолжал:

— Нет, оставив в стороне пищу, Восток влечет к себе и чарует непреодолимо. Мы, жители Запада, склонны считать китайцев низшей расой. Но я, например, готов пожать руку любому китайцу, лишь бы он верил в Бога и… карболовое мыло!

Отец Чисхолм бросил быстрый взгляд на Иосифа — его лицо было непроницаемо, только ноздри слегка раздулись.

— А теперь… — Мили вдруг замолчал, и его манеры стали величаво- торжественными. — У нас важные дела на повестке дня. Преподобная мать, наш отец-настоятель миссии, когда был мальчишкой, постоянно устраивал мне какие-нибудь каверзы, а теперь моя задача выручать его из этой переделки!

Никаких определенных результатов их конференция не дала, кроме скромного перечня достижений Ансельма на родине.

Освободившись от работы в приходе, он целиком отдался трудам, посвященным миссиям, помня, что папа Римский особенно предан распространению веры и всегда охотно поощряет самоотверженных работников, посвятивших себя его любимому делу.

Вскоре Мили завоевал признание. Он начал разъезжать по стране и произносить страстные, красноречивые проповеди в крупных английских городах. У него был настоящий талант приобретать друзей, он не пренебрегал ни одним знакомством, хоть сколько- нибудь ценным. По возвращении из Манчестера или Бирмингема Ансельм садился и писал множество очаровательных писем, благодаря одного за восхитительный обед, другого за щедрое пожертвование в Фонд иностранных миссий. Скоро его корреспонденция стала столь обширна, что пришлось брать секретаря.

Вскоре и в Лондоне Мили стали считать незаурядным гостем. Его дебют с кафедры Вестминстерского собора был эффектен. Он всегда был дамским кумиром, теперь же был принят в избранном кругу богатых старых дев, коллекционирующих в своих роскошных домах кошек и священников. У него всегда были обворожительные манеры. В том же году его приняли в члены клуба "Атенеум". А неожиданно быстро раздувшиеся мешки с деньгами Фонда иностранных миссий вызвали чрезвычайно милостивые знаки одобрения из самого Рима.

Когда Ансельм стал самым молодым каноником в Северной Епархии, почти никто не завидовал его успеху. Даже циники, приписывающие бурную карьеру Мили повышенной активности щитовидной железы, признавали его деловую хватку. К тому же он был совсем не глуп. Ансельм отлично разбирался в цифрах и умел обращаться с деньгами. За пять лет он основал две новые миссии в Японии и семинарию для китайцев в Нанкине. Новое отделение Общества иностранных миссий в Тайнкасле было внушительно, деятельно и совершенно свободно от долгов.

Короче говоря, жизнь удалась Ансельму. А теперь, с епископом Тэррентом около него, он вполне мог рассчитывать, что его превосходнейшая работа будет процветать все больше.

Через два дня после официальной встречи Мили с Фрэнсисом и преподобной матерью дождь перестал, и бледное солнце послало своих первых, робких разведчиков к забытой им земле. Настроение Ансельма поднялось. Он, шутя, сказал Фрэнсису:

— Я привез с собой хорошую погоду. Некоторые люди гоняются за солнцем, а солнце гоняется за мной.

Ансельм извлек свою камеру и начал делать бесчисленные снимки. Энергия его была потрясающа. Он вскакивал утром с постели с криком: "Бой, бой", — это он звал Иосифа приготовить ему ванну. Затем Мили служил мессу в классной комнате и после обильного завтрака отправлялся на прогулку в тропическом шлеме, с толстой палкой в руках, с камерой, качающейся у него на бедре. Он совершал много экскурсий и даже рылся осторожно на пепелищах пораженного чумой Байтаня в поисках сувениров. Каждый раз, созерцая мрачные сцены опустошения, Ансельм благочестиво бормотал: "Рука Господня!" Часто он застывал на месте у городских ворот, останавливая своего спутника драматическим жестом: "Подожди! Я должен это снять!"

В воскресенье Мили вышел к завтраку в весьма приподнятом настроении.

— Мне только что пришла в голову мысль, что я все-таки смогу прочитать эту лекцию. Описать Опасности и Трудности, стоящие на пути Миссионера. Работа среди чумы и наводнения. Сегодня утром я сделал великолепный снимок с руин церкви. Какой из него получится слайд! А титр сделать: "Бог наказуег тех, кого любит". Это будет превосходно, не правда ли?

Но накануне отъезда манеры Ансельма изменились, и когда он заговорил с Фрэнсисом, сидя на балконе после ужина, тон его был очень официален.

— Я должен поблагодарить тебя, Фрэнсис, за гостеприимство, оказанное путнику. Но я недоволен твоими делами. Я не могу себе представить, как ты отстроишь церковь. Общество не может дать тебе денег на это.

— Я не просил об этом.

— Напряжение последних двух недель начинало сказываться на Фрэнсисе, и его самообладание почти истощилось.

Мили пронзил собеседника взглядом.

— Если бы только ты имел больше успеха у зажиточных китайцев, у богатых купцов. Если бы только твой друг, господин Чиа, узрел свет.

— Он не узрел, — сказал отец Чисхолм с несвойственной ему резкостью. — И он уже щедро жертвовал нам. Я больше не попрошу у него ни таля.

Ансельм с досадой пожал плечами.

— Это, конечно, твое дело. Но я должен сказать тебе откровенно — я серьезно разочарован твоей работой в миссии. Возьми хотя бы количество обращений. Оно не идет ни в какое сравнение со статистическими данными других миссий. Мы делаем у себя график, и твоя миссия занимает последнее место в диаграмме.

Отец Чисхолм, крепко сжав губы, ответил иронически:

— Я полагаю, что миссионеры обладают различными индивидуальными способностями.

— И различным энтузиазмом, — рассердился Ансельм, почувствовав насмешку. — Почему ты упорно отказываешься от катехизаторов? Это общепринято. Если бы у тебя было хоть три активных человека, которым ты платил бы по сорок талей в месяц, то тысяча обращений обошлась бы тебе в каких-нибудь полторы тысячи китайских долларов!

Фрэнсис ничего не ответил. Он неистово молился о том, чтобы не потерять власти над собой, чтобы снести это унижение, как нечто заслуженное им.

— И ты не поддерживаешь свой декорум, — продолжал Мили. — Ты живешь слишком убого. А ты должен производить впечатление на туземцев, держать носилки, слуг, быть больше на виду.

— Ты заблуждаешься, — сказал Фрэнсис. — Китайцы ненавидят показуху. Они называют ее цимянь. А священников, которые прибегают к ней, презирают.

Ансельм вспыхнул от гнева.

— Я полагаю, что ты имеешь ввиду их собственных низких языческих священников?

— Какое это имеет значение? — отец Чисхолм чуть улыбнулся. — Многие из них хорошие и благородные люди.

Наступило натянутое молчание. Ансельм, окончательно шокированный, натянул пальто.

— После этого говорить уже не о чем. Должен сознаться, что твоя позиция меня глубоко огорчает. Она смущает даже преподобную мать. С самого моего приезда мне совершенно ясно, какие между вами разногласия, — он встал и ушел в свою комнату.