Почти ежедневно нам попадались караваны паломников. Они направлялись в священный город пешком и на лошадях, со знаменами и громко молились.
Мы проехали самый большой караван-сарай Персии — Сеафуруй, превращенный теперь в развалины, город Себзевар, деревни Ривед-Мехр, Сюдхар, Мезинан, в прошлом город, наполовину разрушенный туркменами (из 1000 семей здесь осталось теперь лишь 100), Аббасабад, грузинскую колонию, созданную еще по приказу шаха Аббаса Великого (потомки первых переселенцев, однако, уже давно забыли свой родной язык), караван-сарай Алхак, деревню Меиермей, окруженную садами. Во всех этих местах мы ночевали. В последней деревне был красивый, хорошо сохранившийся караван-сарай, где мы из-за жары остались до вечера. Затем совершили ночной переход в 60 верст (10 фарсангов), на рассвете проехали мимо большой деревни Бедешт, окруженной обширными садами, и 9 октября, рано утром, прибыли в Шахруд, где снова заняли наши мартовские квартиры, здесь мы отдыхали два дня. Весь маршрут из Тегерана в Герат и обратно подробно описан в моей работе о Персии.
Из Шахруда в Астрабад и Мазендеран ведет дорога, пересекающая горную цепь Эльбурса; она служит лишь для пешеходов или мулов. 11 октября мы поехали дальше на запад-северо-запад, оставив справа Эльбурсские горы. Наши борзые взяли след гиены, и мы устроили на нее охоту. Отвратительное животное попыталось спрятаться в старых развалинах, но сын графа смертельно ранил ее, а собаки довершили дело. Мы ночевали в Хадирабаде, Девлетабаде, Ауване, Сернане, Сорхе, знаменитом своими замечательными дынями, Ласджерде, Кешлаке и Айвони-Кеифе. Несмотря на октябрь, стояла жара. По пути мы обогнали многих возвращавшихся на родину сарбазов. Переход от Айвони-Кеифа я до Пелешта мы совершили из-за жары ночью и 19 октября, поздно вечером, прибыли в Тегеран. Мы отсутствовали семь месяцев и десять дней, а я прожил странный и интересный эпизод своей жизни.
27 октября шах вернулся в столицу с остатками войска, большая часть которого прошла мимо нашей квартиры в Арке. Узкая улица, лишь 10–12 футов шириной, была запружена сарбазами, которые продирались через нее со своим оркестром, в то время как прочие фауджи, войдя в город с другой стороны, двигались им навстречу. Толкотня была страшная; толпа не могла двигаться ни вперед, ни назад. Подошла и артиллерия, приблизительно в 50 орудий, которая силой прокладывала себе дорогу. Кроме гвардии и русского батальона, все войска разбили лагерь за городом. Солдаты расходились потом по домам или располагались в казармах. Когда шах перед своим дворцом слез с коня, раздался залп из пушек и фальконетов, возвещавший о том, что его величество благополучно вернулся в столицу. 30 октября мы нанесли визит шаху, чтобы выразить свое удовольствие по случаю его возвращения. Первый министр приказал между тем отлить в большом арсенале Тегерана 40 новых пушек и получил из Амоля в Мазендеране 20 тыс. снарядов и продолжал хвастаться в том же духе.
Тем временем мы получили сообщение, что вновь назначенный русский министр при дворе Тегерана уже выехал из Тавриза. Было решено послать ему навстречу от его величества михмандара (церемониймейстер и одновременно провожатый). Выбор пал на Мирзу Мусси, который отправился навстречу полковнику Дюгамелю с подарками и прекрасным жеребцом в богатой сбруе. Граф для встречи министра послал меня. 1 ноября я выехал из Тегерана, сопровождаемый двумя слугами с двумя нагруженными мулами, а также го-лямом, через Солеймание и Кешлак, где останавливались на ночевку, в Казвин. 3 ноября я приехал в Тише и встретил там министра, прибывшего туда со своей свитой накануне.
Александр Осипович Дюгамель, француз по происхождению, был старшим сыном сенатора того же имени. Он служил в Генеральном штабе, участвовал в войне с Турцией в 1828–1829 гг., попал в плен под Праводи, был выкуплен до заключения Адрианопольского мира и послан графом Дибичем[87] через Трапезунд и Байбурт, чтобы сообщить графу Паскевичу условия мира. В 1830–1831 гг. он участвовал в походе против Польши. В 1833 г. был послан с поручением в лагерь Ибрагим-паши[88] в Малую Азию, а потом назначен российским генеральным консулом в Александрии, где оставался до 1838 г. Здесь он получил сообщение о назначении полномочным министром в Тегеран и поехал через Константинополь и Севастополь в Петербург, чтобы получить инструкции. В Петербурге он женился на мадемуазель Козловской, дочери отставного, очень состоятельного гвардейского генерала, и Юлия Михайловна последовала за своим супругом в Персию. Я, со своей стороны, был рад получить в начальники человека, которого знал лично и которого высоко ценил за характео и образованность.
По приезде в Казвин я представился ему как был в дорожной одежде, познакомился с его молодой супругой, а также с новым врачом миссии, Каппером, наконец, с князем Алексеем Солтыковым, атташе миссии, который прибыл в Персию, чтобы познакомиться со страной и людьми. Солтыков был камер-юнкером и перебывал на службе почти во всех русских посольствах в Европе в качестве атташе, но, как он сказал мне позднее, никогда не брался за перо. Он был богатым, образованным и независимым человеком, занимался живописью, что делал мастерски. Поскольку князь рано познал все стороны жизни, он ко всему относился свысока, был немного скептичен и наводил на всех скуку. Вскоре он покинул Персию, чтобы отправиться в путешествие по Индии, во время которого сделал много замечательных рисунков. В 60-х годах он умер в Париже старым холостяком, оставив после себя очень большую коллекцию редкого и дорогого оружия. Он был джентльмен в полном смысле слова. Одевался как англичанин и следовал английским обычаям. Великолепно владел английским языком, а также немецким, французским и итальянским. Я провел с князем приятные часы в Тегеране и еще долгое время после его отъезда из Персии вел с ним переписку, вплоть до его путешествия в Индию.
4 ноября я отправился с новой миссией в Тегеран. Михмандара, сопровождавшего полковника Дюгамеля из Тавриза, звали Алаир-хан. В его обязанности входило заботиться о подготовке ночлега, подвозе пищи и вообще обо всем, чтобы сделать путешествие по возможности приятным. Мадам Дюгамель, милая и очень образованная женщина, ехала в элегантной берлине,[89] для разнообразия иногда садилась на коня, так что наше путешествие было очень приятным. 6 ноября мы прибыли в Солеймание, где остановились на ночь во дворце шаха. Отсюда я послал в Тегеран чапара (курьера), чтобы предупредить графа Симонича о нашем скором прибытии, дабы он мог все подготовить для встречи (эстекбаль) нового министра. 7 ноября мы добрались до лагеря Кент-Сохиган, красивой большой деревни, расположенной у подножия Эльбурса и удаленной от Тегерана приблизительно на 2 фарсанга, где и заночевали. Здесь новому министру и его супруге представились члены миссии Гутт и Ивановский, с которыми мы провели приятный вечер.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});