Читать интересную книгу Порнограф - Сергей Валяев

Когда прибыла карета «скорой помощи», мы уехали. Ничего нельзя было изменить, и мы уехали. Время уходило как в песок, и мы уехали.

Меня не оставляло чувство, что мы находимся под наблюдением мощной и грозной силы, способной сплющить до состояния алюминиевой монетки любую жизнь. Следовательно, чтобы выжить в обстановке, приближенной к боевой, необходимо вспомнить основы диверсионной работы. И действовать, пусть это и звучит смешно, как диверсанты в тылу врага. Остается только определить этого врага, который нанес жестокий и предупреждающий удар.

По возвращению в родной клоповник нас ожидали две новости. Первая нас заставила нервничать: Софочка сообщила, что в последних телевизионных новостях сообщили, что на директора банка «Дельта» совершено покушение. И что? Ничего, пожала плечами честная девушка, шоферу ноги оторвало и хранителю чегось там…

— А банкиру? — заорали мы не своими голосами.

— Он-то вроде живехонький, опалился маленько.

О, Бог мой! «Опалился» — этого нам ещё не хватало? Как я и предполагал, Театр военных действий открыл свой сезон. И премьера с треском провалилась? Или так все было задумано? Так-так. Общая картинка начинает проявляться: господин Лиськин ответил ударом на удар. За утреннее беспокойство. В этом есть своя, я бы сказал, железная логика. И это правильно: тот, кто мешает принимать большое джакузи, подлежит уничтожению. И подобный ход событий вполне бы устроил нас, да вот проблема: в заложниках Александра. И нет ответа: кто и зачем ликвидировал Костьку Славича?

— А что еще? — вспомнил я.

— Так это… какая-то Исидора искала по телефону, — получил ответ. Ненормальная… кричала, что её убивают.

О, господи, что такое? Мало нам своих проблем. Или это касается и нас? Теперь не знаешь, где что найдешь, а кого потеряешь. И я, обнаружив свою расплющенную записную книжку под кактусом, утопил кнопочки на сотовом телефончике: плюм-плюм-ц — плюм!..

После минуты разговора с истерической дамочкой у меня появилось желание прибить её. Как это хотели сделать неизвестные. Вчера в театре имени Ленинского комсомола. На премьере спектакля по эпилептическим фантазиям великого Ф. М. Достоевского «Игрок».

Но ведь не убили, заметил я справедливо. Я убежала, Ванечка, рыдала девушка, а вот Шустрикова выбросили в окно, я сама видела… Ф-ф-фырк!.. И улетел в окно, как птица. В антракте. Может, прошел без билета, позволил себе пошутить, чем привел собеседницу в бешенство и отчаяние. Она обозвала меня идиотом и стала утверждать, что все неприятности начались после того, как связала меня с Осей Трахбергом — угнали машину, хотели поджечь квартиру и вот вчера…

— А что с Осей? — насторожился я.

— Не знаю. Он как сквозь землю провалился… Ванечка, приезжай, мне страшно-о-о!

Проклятье! Ситуация сбивается в беспорядочный клубок ниток, укатившийся в репейник. И, даже найдя этот клубок, распутать его невозможно. Не-воз-мож-но!

Да делать нечего, Ваня. Делать-то нечего, Ёхан Палыч! Нечего делать, блядский порнограф, вскарабкавшийся не на ту крышу!.. И здесь я, направляющийся на выход для встречи с импульсивной Исидорой, задержал шаг история, похожая на анекдот? Конечно, я разгильдяй и телефонная связь отвратная, но не до такой степени, чтобы перепутать город Сочи, где темные теплые ночи, с Воркутой, где тоже темные, но холодные ночи. Я хорошо помню сообщение господина Гамбургера, (что за, блядь, Ф.И.О.): встреча двух поп-звезд пройдет именно в «Метрополе». Не здесь ли нам искать ниточку? Не дернуть ли господина Гамбургера за его обрезанный поц, предварительно, разумеется натянув на руки, резиновые перчатки. Этим не слишком гигиеническим действом я попросил заняться Сосо и Софочку, обвыкший к подобным медицинским процедурам.

— Ты что имеешь ввиду, папарацци? — обиделся князь.

— Не бери в голову, — отмахнулся. — Будьте проще, ребята. Я на вас надеюсь.

Мой щепетильный товарищ пообещал в следующий раз оборвать мне яйца за такое неуважение к даме сердца, и я удалился, громыхая по лестнице и ощупывая на ходу вышеупомянутые предметы первой мужской необходимости, словно не веря своему счастью и благополучному исходу дела.

Дурная привычка: сначала влепить красным словцом, а после по агрессивной реакции окружающих думать: что ж ты, милай, такое зазвездил? Думаю, по этой уважительной причине моя личная, скажем так, жизнь пока не сложилась. С точки зрения мещанского обывателя. Встретив честную девушку, я долго терплю её приятные глупости и слабости, и даже потакаю её желанию, например, совершить культпоход в кинотеатр «Художественный». На премьеру эротического фильма «Сиси-писи с хреном и в кепчуге». И что же? Первые минуты широкоэкранного показа держусь стойко, как оловянный солдатик в бушующем пламени камина, а после прости, родная, не пора ли серьезным делом заняться. Чем, родной? Чем-чем, этим самым, и расстегиваю ширинку, как будто открываю ворота рая. Для себя. Однако девица подвернулась бестолковая, все не может взять в толк, что надо брать в роток. Приходиться переходить на доступный язык трудящихся масс. И что же? Искренность слова оскорбляет эстетическую натуру и во мраке кинозала возникает неизбежный конфликт, кончающийся соплями, слезами и спертомозоидной слизью на проплешине впереди сидящего зрителя. А ещё утверждают, что публика не ходит в кино. Ходит и получает полное удовольствие. Правда, любовь между двумя любящими сердцами после такого просмотра увядает, как вишневые сады на Марсе, но здесь, как говорится, раз на раз не приходится.

… Родной город плавился под солнцем, как прокисшая пицца, кинутая на столик капризным сицилийцем Марио, неосторожно посетившим азиатскую столицу. Тяжелая, отливающая радужными цветами угарная муть висела над Садовым кольцом. Подозреваю, что на далекой планете, где человечество собиралось разбивать цветущие сады, атмосфера куда более приятная. Такое впечатление, что мы живем на огромной, дымящейся свалке. Ау, где вы, сказочные острова в синем океанском приволье? С каким бы я удовольствием плескался на теплом мелководье с Машкой, да сшибал на головы прокопченных аборигенов бомбовые кокосы. Увы, пока не судьба. Прости, дочурка, твой папа должен заниматься черт знает чем, чтобы осуществить мечту. Как говорится, «мы будем пить и смеяться, как дети».

… В тихом летнем дворике, защищенным от солнца деревьями, играли дети, на лавочках сидели бабульки с дешевыми личиками ударниц первых пятилеток, «собачники» в спортивных костюмах выгуливали своих любимых цац, обожравшихся рекламированной химии. Тишь да гладь, да божья благодать.

Выключив мотор, я стал выбираться из колымаги. И услышал душераздирающий, иначе не сказать, крик. Так человек не может кричать. Но это был именно он, находящийся в свободном полете. Точнее, она — Исидора. То есть развитие событий происходило самым банальным образом, что можно было заскучать зрителю, вскормленному киногамбургерами производства США. Я же был участником действа, и скучать мне не приходилось — скорым шагом спешил к подъезду. Меж тем, проломив тополиную крону, несчастная мешком плюхнулась на асфальт. Тополиный пух вспух над ней, точно новогодний снежок. Дворик содрогнулся от ужаса — тявкали собаки, плакали дети, бабульки поднялись на ревматические ноги… Впрочем, это уже не имело никакого значения. Ни для меня, ни для изуродованной куклы, покрывающейся пухом, похожим на саван.

Я ныряю в прохладную глубину подъезда, рву из-под полы пиджака «Стечкин». И вовремя — по лестничным пролетам кружат легкие шаги. Боевиков двое — вверху мельтешат ноги в кроссовках и джинсах. Исполнители чужой воли не могут заметить меня, они слишком молоды, чтобы прочитать конкретную ситуацию, они совершили ошибку, оставив путь ухода без прикрытия. А за ошибки, мальчики, надо платить. И часто — собственными жизнями.

У меня нет времени на проведение педагогических бесед и выяснение причин их преступного промысла, и поэтому делаю глубокий вздох и, когда на фоне решеток старой лифтной шахты проявляются ломкие фигуры…

Первому повезло больше — неожиданная пуля влепилась в лоб, и счастливчик ушел в маловразумительное для живых небытию, так и не осознав до конца печального события в своей молодой жизни. Второй был остановлен двумя выстрелами по быстрым ногам. Чтобы меньше бегал и думал о смысле жизни. Боец был слишком юн, чтобы отвечать за свои поступки; я приставил к его виску ствол и задал несколько вопросов. И получил на них ответ. Он корчился от боли, но с испугом отвечал. Возможно, он был отличником в средней школе № 793 и радовал маму прилежным поведением и хорошими отметками. Я не запомнил его искаженного от страха лица, оно было потным и серым, как сырая больничная простынь, застиранная до дыр.

— Забудь меня, как страшный сон, — и нанес спецназовский удар в висок: исключил на время из нашей обрыдлой реальности.