– Вы по какому вопросу, товарищи?
Сероглазый, с правильными чертами лица и пронзительным взглядом, он совершенно не походил на деревенского жителя. Справа у виска мужчины виднелся свежий кровоподтек, бровь была рассечена. Щурясь от сочащегося из окон света, Веня с интересом следил за происходящим.
Зверев вплотную подошел к стоящему перед ним мужчине и спросил:
– Шестаков Максим Леонидович?
– Да, это я!
– Работаете фельдшером в спортивном обществе «Локомотив»?
– Я…
– Мы из милиции, моя фамилия Зверев. Максим Леонидович, вы задержаны по подозрению в убийстве футболиста Аркадия Зацепина и покушению на убийство гражданки Колесниковой! Собирайтесь и следуйте за нами.
На лице мужчины не дрогнул ни один мускул.
– Ничего не понимаю, тут, очевидно, какая-то ошибка…
В этот момент Веня услышал за спиной шум и обернулся. В комнату вошел Демченко. Увидев вошедшего, хозяин дома попятился и, сделав несколько мелких шажков назад, буквально вдавился в стену. Веня с удовлетворением отметил, что мужчина хромает на правую ногу. Шестаков скривил лицо, его голова дернулась. Зверев отступил, Демченко вышел вперед и холодно прохрипел:
– Ну, здравствуй, Кирюша! Давненько не виделись…
Глава третья
В кабинете Корнева на этот раз помимо его самого, Зверева и трех его оперов сидели Ткаченко и Ярыгин. Корнев в кои-то веки почти не хватался за живот, ублажая свою язву поглаживанием, а сидел, откинувшись назад, и пил чай из граненого стакана с подстаканником. Вчера вечером московская комиссия, работавшая в управлении, наконец-то отбыла домой, при этом в ходе ее работы серьезных нарушений выявлено не было. Это, разумеется, стало главной причиной хорошего самочувствия и отличного настроения Корнева, равно как и то, что Зверев наконец-то распутал дело Зацепина и поймал его убийцу.
Зверев, скрестив руки на груди, стоял у окна и самодовольно улыбался. Веня, Горохов и Евсеев сидели по обеим сторонам от стола, Ткаченко с Ярыгиным устроились на диване. Сделав очередной глоток чая из стакана, Корнев поставил его на стол и сказал:
– Ладно уж, вижу, тебе не терпится поведать нам о твоих последних похождениях, – Степан Ефимович повернулся к Ткаченко. – Мне сказали, что этот Черных уже во всем сознался.
– Да, сознался. Сейчас он у нас и уже дает показания, – ответил Ткаченко.
– И что же он такое рассказал?
– Нас, товарищ полковник, как вы сами понимаете, в первую очередь интересовала деятельность этого субъекта в годы войны. Так вот, уже выяснилось, что Черных и Зацепин оба уроженцы города Рудни Смоленской области. Они выросли в одном дворе и были помешаны на футболе.
– Этим и объясняется то, что, играя в паре, они понимали друг друга без слов и в буквальном смысле творили чудеса на игровом поле? – уточнил Корнев.
– Разумеется. Когда наши приятели подросли, их дороги разошлись. Зацепин в тридцать седьмом уехал в Смоленск и стал монтажником на радиозаводе. Черных же спустя пару лет уехал в Одессу, где окончил авиационную школу. Потом началась война, оба попали в плен и волею случая встретились в разведшколе в Дюрене. Позже были заброшены в советский тыл под Череповцом, где один тут же сдался нашим органам, а другой исчез.
– И где же он пропадал все это время? – поинтересовался Корнев.
– Как вы все уже знаете со слов Демченко, Черных после высадки группы не явился на сборный пункт…
– Сбежал? – перебил рассказчика Веня.
– Не совсем, – ответил Ткаченко. – По его собственным словам, он все же планировал принять участие в диверсии на железнодорожной станции, но при высадке его из-за сильного ветра унесло в сторону, и он вместо поля опустился на лесной массив. Парашют запутался в ветвях деревьев, в результате чего Черных повис на ветках, а когда перерезал стропы, свалился с большой высоты и сломал себе два ребра и голень.
– Я так понимаю, это падение и объясняет его нынешнюю хромоту, – догадался Веня.
– Так оно и есть. Множественный перелом со смещением, одним словом, так наш диверсант стал хромцом на всю оставшуюся жизнь. Две недели он прятался по лесам, так как после высадки немецких парашютистов весь лес несколько раз прочесывали. После этого Черных добрался до ближайшей деревушки, пробрался в один из сараев и зарылся в сено. Там он потерял сознание. Вскоре его в сарае нашла хозяйка дома Василиса Шестакова…
– Вы говорите о той самой женщине, которая сегодня открыла нам дверь? – снова проявил нетерпение Веня.
– Муж Василисы погиб в результате немецкого налета. Женщина, найдя у себя в сарае раненого диверсанта, выходила его и, когда соседи стали задавать вопросы и грозились сообщить куда следовало о странной находке Василисы, собрала вещички и уехала вместе с ним к тетке в Вологду, выдавая Черныха за своего погибшего мужа. Позже они вместе приехали в Запсковье, где некогда жила бабка Василисы, и поселились у нее в доме. Бабка вскоре умерла, и наша парочка унаследовала дом, в котором мы с вами ее и нашли.
– Так вы же говорите, что Черных бывший летчик, как же он стал тем, кем стал? – осмелился спросить Евсеев.
– Понимая, что больше не сможет играть в футбол, без которого он просто не мог жить, бывший Кирилл Черных, а ныне Максим Шестаков, выучился на фельдшера и устроился работать в «Локомотив» штатным медиком, – Ткаченко закашлялся и посмотрел на Зверева. – Вот, пожалуй, и все, товарищи, что я на данный момент могу вам рассказать, а остальное мы сейчас наверняка услышим от майора Зверева.
Все тут же перевели взгляды на Зверева, Корнев с напускным недовольством проворчал:
– Давай уже, вижу, что тебе невмоготу. Не скрою, нам тоже не терпится услышать, как ты сумел вычислить этого субчика. Столько подозреваемых было, а ты всех отмел, и раз…
– Итак… – Павел Васильевич сделал внушительную паузу. – Если уж мы заговорили о подозреваемых, то их оказалось действительно немало. Сначала Ярушкин, потом еще десять футболистов