– Сам я не слыхал, Эра Игнатьевна. Сослуживец мой слышал – Дашков Андрей. Он к архару знакомому выпить зашел, там еще двое были. В общем, один спрашивает: «Куда жидка, мол, очкатого дели?» А другой ему: «Который жидок? Драчун? Ну, ясно куда, к психам!» Это как раз на следующий день было после того…
– На Сабурку ездили?
– Так точно. Нет там его и отродясь не было.
Оставалось поразмыслить. Где еще у нас водятся психи, кроме как на Сабуровой даче, она же психиатрическая храм-лечебница N 15? Водятся они, конечно, везде, но, главным образом, законом не признанные. А вот, так сказать, легальные…
– Районные храм-лечебницы? Центральная неврологическая?
Петров пожал плечами:
– В центральной был, районные сейчас ребята шерстят. Без толку это. Храм-лечебницы тетя Марта, мамка Фимкина, сразу обзвонила… Нема Фимки. И Алика нема!
Вид у бравого жорика был настолько кислый, что я его мысленно пожалела – без всякого на то хотения. Видать, страдает – друзья все-таки! Бедный сержант!
…Я спросила как-то у Петрова: ты зачем надел на шею провод? Ничего Петров не отвечает…
– Ладно, Ричард Родионович. Поднимемся в квартиру к вашему Залесскому.
II. Andante
Голосистый звонок надрывался долго и безнадежно, но за дверью было тихо, будто мы пытались ломиться в склеп. Я поглядела на сержанта, тот в очередной раз пожал плечами.
– Идка должна быть там. Я звонил недавно, она дома была…
Выходит, сексапильная лимитчица решила поселиться тут всерьез и надолго. Так гражданину Залесскому и надо! Скоро пропишется, затем явится куча рогатых родичей из деревни с большим деревянным метром – квартиру делить. Чего это я на нее взъелась? Может, завидую? Тьфу, глупость!
– Ключи у вас есть?
Хлопок по карманам, знакомая «ментовская» ухмылка.
– Ключи нам без надобности! Отмычка у меня – фирмовая. Замок только жалко…
– Сейчас! Сейчас!
У замка сегодня удачный день. А гражданка Бах-Целевская таки дома, поскольку именно ее голос доносится из-за двери.
– Иду! Я в ванной была! Сейчас халат накину!
Успокоившись по поводу замка, я, решив не тратить времени даром, достала записную книжку. Из-за двери донесся странный шум, словно рухнуло что-то тяжелое. Уж не гражданка ли Бах-Целевская на мыле поскользнулась?
– Вы адрес той бабушки знаете? Что с нами тогда в квартире была? Ее Лоттой зовут.
– Тети Лотты?
Уточнять, кому она бабушка, кому – тетя, не пришлось. Вопль – дикий, отчаянный, – на миг лишил меня дара речи. Записная книжка дрогнула, выпала из рук.
– А-а-а-а! Мамочка-а-а-а! Ой, убили-и-и! Ой, спасите-е-е!
Петров опомнился первым – ноблес оближ, жорик все-таки. Тускло сверкнула полоска стали, вонзилась в замок.
– Помогите-е-е! Помогите-е-е!
– Дверь открой, дура! – крикнула я, без всякой надежды быть услышанной.
Вопли не стихали. Сержант, негромко матерясь, копался в замке, а я начала приходить в себя. Если вопит – значит, еще не убили. Успеем!
– Есть!
Изнасилованный замок жалко клацнул – и дверь под натиском Петрова покорно распахнулась. Я дернулась вперед, но лапа жорика без всякого почтения к сединам и чинам, схватила меня за ворот пальто и отшвырнула в сторону, словно котенка.
– Стоять! Я первый!
В руке его уже был пистолет, и я беззвучно поклялась: выживу, отправлю наглеца в изолятор. Пустую кобуру показывал, ширмач! Ну, я ему!
III. Presto
…На полу в прихожей – сиротливая лужица; чуть дальше – мокрые следы. Похоже, гражданка Бах-Целевская шла к двери, шла и…
– Сюда! Сюда! Ой, лышенько!
Ага! Прямо! Стеклянная дверь, за ней – комната с диваном, на котором Алик-алкаш возлегать изволили. Сержант уже там. Сейчас выстрелит… Нет, обошлось!
– Эра Игнатьевна! Скорее!
Если «скорее», значит, стрельбы не будет. Я автоматически расстегиваю пальто, перешагиваю порог.
Батюшки светы!
На этот раз действительно «батюшки» и вполне «светы». Знакомый до омерзения запах. Его ни с чем не спутаешь – кровь. Да, кровь – на полу, на диване, на расстегнутом японском халате гражданки Идочки. У меня под ногами – тоже кровь. Хорошо еще туфельки на шпильках не успела надеть, как в прошлый раз. Теперь ни к чему. Сержант Петров не оценит, и дурочка-Идочка не оценит – и гражданин Залесский Олег Авраамович тоже.
Гражданин Залесский Олег Авраамович бревном лежит на ковре, и, судя по обилию крови, в помощи едва ли нуждается. Лица не узнать – даже веки измазаны красным. Где же рана? Впрочем, это пока не важно, в морге разберутся. Артерию перебили? Да, похоже.
Растерянный (таким я его еще не видела) Петров что-то бормочет, склонившись над телом; гражданка Бах-Целевская, устав вопить, сползает в кресло. Все ясно, единственный уцелевший мужик – это я.
– Гражданка Бах-Целевская, проверьте пульс!
– Я? – в круглых коровьих глазах плавает ужас.
– Ты же медсестра, дура гребаная!
Кажется, помогло. Идочка, подергивая нижней губой, вступает в лужу крови, наклоняется. Бесполезно, но надо установить факт. Я гляжу на часы – 13.30. Ровно. Пригодится для протокола.
– Жив! Он жив! Жив!!!
Теперь гражданка Бах-Целевская вопит втрое громче прежнего. Петров бросается вперед, склоняется над тем страшным, что лежит на ковре.
– Алик! Алька! Это я, Ритка! Не помирай! Я сейчас! Сейчас!
Он – сейчас! По-моему, телефон в соседней комнате. Я поворачиваюсь…
Грохот – точно по подъездной лестнице пустили каток. Огромный каток – и совсем близко. Совсем близко, за входной дверью. Черт, дьявол, мы же ее не закрыли!
Я бросаюсь вперед, дверь распахивается, в проем лезет бородатая рожа кента.
– Падай, дура! Падай! – доносится сзади рев Петрова. – Падай! Стреляю!
Дура – это я.
Часть третья
Шаман из шалмана
или
разве я сторож брату своему?
Воскресенье, пятнадцатое февраля
Двадцать три Насреддина, не считая чукчи * Литургия Валька-матюгальника * Субъективный идеализм папуасов-киваи * Крупный рогатый скот * У меня зазвонил телефон 1
– Здесь ты будешь жить, – Фол легонько толкнул меня в спину, вынудив переступить низкий порожек. – Пока не прояснится.
И добавил менторским тоном, который шел Фолу меньше, чем Фолова попона – мне:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});