Дзержинский, возвращаясь из поездки по Донбассу, решил дня на два остановиться в комсомольском общежитии, известном в городе под названием «Комсомольская коммуна».
Петерсон и Медведев отправились туда пешком. Коммуна размещалась в небольшом одноэтажном здании бывшей духовной семинарии — от губчека ходьбы минут пятнадцать. Всю дорогу Петерсон угрюмо молчал, а у входа остановился и торжественно произнес:
— Прошу только тебя помнить, товарищ Медведев, перед тобой Дзержинский! Его перебивать нельзя, как ты это делал в моем кабинете, буквально не давая мне рта раскрыть. Ты опять что-то хочешь сказать?!
Феликса Эдмундовича они нашли в столовой. Его плотно окружили комсомольцы. На другой конец стола были сдвинуты тщательно вылизанные и вытертые хлебом тарелки — очевидно, только что кончили обедать.
Поверх голов Дзержинский увидел вошедших, кивнул им и продолжал кому-то отвечать:
— Ростки коммунизма повсюду. И в том, что вы, комсомольцы, создали свою коммуну, живете сообща.
— Да, но ведь мы — это не масса, это всего только аппарат губкома! — воскликнул худощавый юноша с африканской шевелюрой. Медведев узнал в нем секретаря губкома комсомола Сережу Горского.
Дзержинский поднялся и, радостно смеясь, воскликнул:
— Вот что вас огорчает! Да это же чудесно, что вы, руководители, не зажирели, не думаете о пайках и прочих благах для себя лично! Что все у вас здесь, в коммуне, распределяется поровну. Живите так всегда! Никогда не стремитесь к тому, чтобы иметь больше, чем имеет народ. Я утверждаю: пойдет молодежь восстанавливать шахты. Без сапог пойдет, раз их нет, товарищ Горский. За вами следом пойдет. Потому что ростки коммунизма живут в вас, в каждом из них. И трудностей не бойтесь — без них жить не стоит. Каждый из нас должен жить так, чтобы остаться в памяти поколений рыцарем революции.
Он остановился возле тщедушного всклокоченного паренька, неожиданно мягко спросил:
— Вот вы, например, пойдете в шахту?
— Пойду! — ответил паренек.
Но тут девичий озорной голосок предательски выкрикнул:
— Борька знаете, почему пойдет? Он писателем хочет быть. Он для того только и пойдет, чтоб потом нас описать. Писатель!
Раздался смех. Паренек покраснел мучительно, до слез.
— Ну что ж, — серьезно сказал Дзержинский, — и это тоже чудесно! — И ободряюще кивнул будущему знаменитому писателю, которого тогда еще все в Бахмуте называли просто Борькой Горбатовым.
Все вокруг зашумели, разгорелся спор.
Дзержинский простился с комсомольцами и быстро зашагал по коридору в отведенную ему комнату. Петерсон и Медведев едва поспевали за ним.
Разговор был недолгим, Дзержинский куда-то торопился. Он присел на застеленную серым колючим одеялом кровать, оперся руками, остро приподняв плечи, — и стало заметно, как он устал.
— Жалуется на вас товарищ Петерсон, — тихо сказал Дзержинский, — не выполняете указаний. Действовали самовольно, поручили операцию человеку, которого вы же сами характеризовали отрицательно...
— Мурзину! — буркнул Петерсон, — которого мы давно решили выгнать.
— И в результате главаря банды упустили.
Медведев смотрел в глаза Дзержинскому и молчал.
— Мурзин уволен? — обернулся тот к Петерсону.
— Я прошу Мурзина оставить, — глухо сказал Медведев.
Петерсон удивленно хмыкнул.
— Да. Он ранен... Он действовал смело... Он будет настоящим человеком, Феликс Эдмундович!
Петерсон укоризненно покачал головой, но глаза его ласково смеялись.
— Эх, Дмитрий Николаевич, чекист не должен так быстро менять мнение о человеке.
— А Каменюку я возьму! — воскликнул Медведев. — Разрешите только мне действовать в Шахтинском уезде. Он там.
— Оперативные данные? — поинтересовался Дзержинский.
— Да, мне сегодня сообщили.
— Я думаю, мы можем поручить это Шахтинской чека, — полувопросительно проговорил Петерсон.
— Я очень прошу поручить мне!
— Вопрос самолюбия? — щурясь, спросил Дзержинский.
— Нет, Феликс Эдмундович. С Каменюкой ушел мой уполномоченный. Почти мальчик. Я... я тревожусь за него... — совсем тихо закончил Медведев, чувствуя, как неубедительно звучат его доводы.
Дзержинский вопросительно поглядел на Петерсона.
— На вашем месте я бы разрешил. — Быстро добавил: — Однако председатель губчека не я, а вы, решайте сами. — И, прощаясь с Медведевым, сказал весело: — А все же банду взяли, уезд очистили — хорошо! Теперь новые задачи и у страны, и у нас, чекистов. Пора думать об этом. Пора! — Взглянув на часы, заторопился к выходу, уже в коридоре на ходу надевая шинель. Петерсон поспешил за ним.
Задержавшись в комнате Дзержинского, Медведев задумался. Какие новые задачи имел он в виду? Страна переходит к мирному строительству — нужно восстанавливать хозяйство, повышать культуру народа. Но какое место должны занять чекисты, к чему и как готовиться? Эх, если б Дзержинский не торопился!
Неожиданно дверь отворилась и заглянул Горский.
— Ребята, здесь Медведев! — с удивлением воскликнул он, и в следующее мгновение в комнату, почтительно ступая, ввалился чуть ли не полный состав комсомольского губкома. Оказывается, раздираемые любопытством, ребята решились посмотреть, как живет легендарный председатель грозной ВЧК. Комсомольцы несмело топтались среди комнаты, вертя головами по сторонам. Это была та же прямоугольная выбеленная комната, в которой они столько раз бывали без всякого трепета. В углу стояла кровать, такая же, как та, на которой спал каждый из них. Только стол и два мягких стула были принесены сюда специально для Дзержинского. Никаких вещей, кроме мыльницы и зубной щетки в стакане на подоконнике, аккуратно прикрытых полотенцем. Ребята были разочарованы.
— Ну, я думал тут... — протянул кто-то.
— Что? Вся комната пулеметами заставлена? — пошутил Медведев.
— Пулеметами не пулеметами, но...
— Ребята, подушка! Глядите!
И тут все заметили, что действительно подушка на кровати лежит слишком высоко — под ней что-то спрятано. Один из комсомольцев с любопытством потянул за угол подушки.
— Осторожно! — выдохнули за его спиной. — Там мина!
Все засмеялись.
Медведев заглянул через плечи ребят.
Под подушкой председателя ВЧК лежали два толстых тома в черных коленкоровых переплетах. Золотая тисненая надпись внушительно сообщала:
«Полный курс двойной итальянской бухгалтерии. В двух частях. Санкт-Петербург».
Так вот почему до двух часов ночи не гас свет в комнате председателя ВЧК! Дзержинский изучал бухгалтерию.