Тайлер оставался сидеть в кресле, пока зал не опустел. Он был изнурен своими поездками, и его клонило в сон. Осматриваясь в пустом зале, он внезапно осознал опасность, которую до сих пор не замечал. Ему нужно было найти врача или психолога, а также специалиста по расстройствам сна.
Ему нужно было найти кого-нибудь, кто излечил бы его от привычки говорить во сне.
* * *
В десять часов вечера Ло Цзи и Чжуан Янь шли к главному входу в Лувр. Кент посоветовал ночную экскурсию, чтобы их было удобнее охранять.
Первым, что они увидели, была стеклянная пирамида, скрытая зданием дворца от шума ночного Парижа. Она стояла неприметно, залитая бледным лунным светом, как будто отлитая из серебра.
— Господин Ло, вам не кажется, что она прилетела из космоса? — спросила Чжуан Янь, указывая на пирамиду.
— Так всем кажется, — ответил Ло Цзи.
— Поначалу она выглядит немного чуждо, но чем больше к ней присматриваешься, тем больше она врастает в пейзаж.
«Как встреча двух совершенно разных миров», подумал про себя Ло Цзи.
В этот момент вся пирамида осветилась, перекрашиваясь из лунного серебра в яркое золото. Заработали фонтаны в близлежащих бассейнах, посылая к небу струи воды и света. Чжуан Янь в тревоге бросила взгляд на Ло Цзи; ее взволновало пробуждение Лувра при их появлении. Под шум воды они проследовали вглубь пирамиды в зал Наполеона и дальше, во дворец.
Сначала они направились в самый большой выставочный зал. Он был двести метров длиной и освещен мягким светом. Их шаги гулко раздавались в пустоте зала. Ло Цзи скоро понял, что слышит эхо только своих шагов. Чжуан Янь шагала легко, как кошка, как ребенок в сказке, который попадает в волшебный замок и боится разбудить то, что там дремлет. Он пошел медленнее — не ради картин, которые его нисколько не интересовали, но чтобы любоваться Чжуан Янь с расстояния, на фоне всей этой красоты. Прекрасная восточная женщина была на удивление к месту среди статуй греческих богов, среди ангелов и ликов Богоматери, взирающих на нее со старинных масляных полотен. Как и стеклянная пирамида во дворе, она вскоре слилась с окружением и стала частью священного мира искусства. Без нее здесь чего-то бы не хватало. Завороженный, он не замечал хода времени.
Через некоторое время Чжуан Янь вспомнила о Ло Цзи и послала ему улыбку. Его сердце дрогнуло, как будто его ударила молния, брошенная в мир смертных с вершины Олимпа на картине.
— Я слышал, что человеку с натренированным глазом понадобится целый год, чтобы осмотреть всю коллекцию, — заметил он.
— Я знаю, — просто ответила она. Но ее глаза спрашивали: «Что тут поделаешь?» Потом она перенесла свое внимание обратно на картины. За все это время она осмотрела только пять из них.
— Не беда, Яньянь. Я могу каждую ночь рассматривать картины вместе с вами, целый год. — Слова вырвались сами.
Она повернулась к нему, явно в волнении:
— В самом деле?
— В самом деле.
— Вот как… Господин Ло, вы бывали здесь раньше?
— Нет. Но я был в центре Помпиду, когда приезжал в Париж три года назад. Поначалу я думал, что вам будет интереснее сходить туда.
Она покачала головой:
— Я не люблю современное искусство.
— Тогда, все это… — Ло Цзи посмотрел вокруг, на богов, ангелов и Богоматерь. — Вы не считаете, что это устарело?
— Я не люблю слишком старых работ. Я люблю картины Ренессанса.
— Они тоже довольно старые.
— Но для меня они не выглядят старыми. Художники Ренессанса были первыми, кто обнаружил, что человек прекрасен. Они изображали бога красивым и добрым человеком. Глядя на эти работы, можно почувствовать радость создавшего их художника — такую же, какую почувствовала я, впервые увидев озеро и гору, всю в снегу.
— Это, конечно, хорошо, но дух гуманизма, созданный мастерами Ренессанса, стал теперь камнем преткновения.
— Вы имеете в виду Трисолярианский кризис?
— Да. Вы наверняка заметили, что происходит в последнее время. Через четыре столетия мир постигнет катастрофа, и он вернется в средневековье; гуманизм будет растоптан.
— И искусство погрузится во мрак долгой зимней ночи?
Глядя в невинные глаза Чжуан Янь, он криво усмехнулся в душе. «Глупышка, ты говоришь об искусстве, но если человечеству суждено выжить, откат к примитивному средневековью будет невысокой ценой». Вслух же он сказал:
— Когда придет пора, может случиться второй Ренессанс. Тогда вы заново откроете забытую красоту и нарисуете ее.
Она улыбнулась слегка грустной улыбкой, явно понимая скрытый смысл утешительных слов Ло Цзи.
— Я просто думаю: когда придет конец света, что будет с этими картинами и скульптурами?
— Вас это беспокоит? — спросил Ло Цзи. Когда она упомянула конец света, он почувствовал душевную боль. Ему не удалось утешить ее, но он попробует еще раз, и теперь у него все получится. Он взял ее за руку и предложил:
— Пойдемте в выставочный зал азиатского искусства.
До того как построили вход в виде пирамиды, Лувр был гигантским лабиринтом. Чтобы попасть в любую из галерей, требовалось долго идти по многочисленным путаным коридорам. Но теперь из зала Наполеона, расположенного под пирамидой, можно было пройти в любую точку музея. Ло Цзи и Чжуан Янь вернулись ко входу. Оттуда указатели повели их к выставкам искусства Африки, Азии, Океании и Америк. Они оказались в совершенно другом мире, разительно отличающемся от галерей классических европейских шедевров.
Ло Цзи указал на скульптуры, картины и манускрипты Азии и Африки:
— Все это было взято передовой цивилизацией у отсталой. Что-то было отнято на войне, что-то украдено, что-то получено обманом, но посмотрите — они все в отличном состоянии. Даже во время Второй мировой войны эти предметы вывезли в безопасное место. — Они остановились перед фреской из Дуньхуана в стеклянной витрине. — Подумайте, через сколько потрясений и войн прошла наша страна с тех пор, когда аббат Ван передал это чудо французу[24]? Если бы фреска оставалась на месте, сохранилась бы она настолько хорошо?
— Но сберегут ли трисоляриане наше культурное наследие? Они ведь нас совсем не ценят.
— Потому что они сказали, что мы для них клопы? Но именно поэтому все и сохранится. Яньянь, вы знаете, что является проявлением высочайшего уважения к расе или цивилизации?
— Нет. Что?
— Полное ее уничтожение. Это высшая форма уважения к цивилизации. Они будут опасаться только той цивилизации, которую глубоко уважают. Потому что знают: однажды эта цивилизация разовьется настолько, что окажется способна уничтожить противника.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});