Читать интересную книгу Ночи Калигулы. Падение в бездну - Ирина Звонок-Сантандер

— Это сандалии Клавдия? — спросил Гай, с неудовольствием оглядывая раба. Паллант был слишком красив. Такими чертами лица ваятели награждают мифических героев, которые одной рукой душат морских драконов, а другой — обнимают спасённых дев. Калигула безотчётно завидовал красавцам и потому недолюбливал их.

— Да, цезарь, — подтвердил Паллант.

— Надень их на руки Клавдию! — высокомерно велел Гай и захихикал, шепча на ухо Цезонии: — Такую шутку покойный Тиберий часто устраивал моему глупому дяде.

— Нет, цезарь! — спокойно ответил Паллант.

— Что?! — опешил Калигула. — Ты отказываешься повиноваться мне?!

— Прости, Гай Цезарь! — раб поспешно опустился на колени и протянул императору истоптанные сандалии Клавдия. — Если хочешь издеваться над моим господином — возьми обувь и сам натяни ему на руки. Но я не сделаю этого. В доме Клавдия я живу с малолетства и ни разу не видел со стороны доминуса дурного отношения. Я обещал ему верность и уважение.

— Уважение! Уважение! — вскакивая с ложа, возмущённо бормотал Калигула. — Да разве глупый Клавдий заслуживает уважения?!

Он заметался по пиршественному залу в поисках оружия, которым можно наказать непокорного раба. Выхватил меч у одного из охранников-преторианцев и замахнулся, намереваясь опустить сверкающее лезвие на голую шею Палланта.

Раб не просил о милости. Он с достоинством ждал удара. Выдавали волнение Палланта только струйки холодного пота, стекающие по лбу и шее.

— Милый брат, не убивай раба! — в зависшей тишине раздался звонкий голос Агриппины. — Он поступил согласно долгу. О, если бы все рабы были подобны Палланту и, не колеблясь, шли бы на смерть ради хозяев!

Гости одобрительно закивали словам Агриппины. Иметь столь преданных рабов желали все. А то, случается, подлые скоты удирают да ещё и хозяев режут…

— Что?.. Что?.. — испуганно спрашивал у соседей по столу разбуженный шумом Клавдий. — Что сделал Гаю мой Паллант?

Калигула, послав сестре злобный взгляд, снова замахнулся мечом. Негодяй Паллант оскорбил его и должен умереть! Хотя… Гай рассмеялся и отбросил в сторону меч, едва не угодив в группку объедающихся матрон. В голову пришла любопытная мысль.

— Ты права, сестра! — кивнул он Агриппине. — Раб достоин снисхождения. Наказать следует его хозяина!

Клавдий побледнел. Полные отвисшие щеки затряслись, словно куски дрожжевого теста в руках неумелой кухарки.

— За что? — пролепетал он. — В чем я провинился?

Калигула радовался, предвкушая новую забаву. Он, загадочно улыбаясь, шептался с Мнестером и отдавал тихие приказы трибуну Кассию Херее. Гости любопытно вытягивали шеи, надеясь уловить хоть слово и уяснить дальнейшую судьбу Клавдия.

Двадцать преторианцев окружили дядю императора. Бесцеремонно стащили его с ложа и увели, жалко плачущего и спотыкающегося.

Спасённый Паллант опустился на колени перед Агриппиной и поцеловал край её туники.

— Спасибо, домина! — искренне благодарил он.

Агриппина легкомысленно улыбнулась и передёрнула плечами. Будь Паллант старым уродом, ей бы и в голову не пришло вступаться за него. Но он так красив!..

— Продолжайте кушать! — громко объявил Гай. — После обеда вас ждёт занятное зрелище: бой гладиаторов!

* * *

Обед подходил к концу. Сенаторы и всадники, наевшись до предобморочного состояния, с трудом добирались до вомитория, где рабы помогали им облегчиться с помощью павлиньих перьев. Матроны, поджидая старых богатых мужей, втихомолку перемигивались с молодыми соседями. Спрятавшись в дальнем углу, Агриппина самозабвенно целовалась с Пассиеном Криспом. Паллант издалека наблюдал за ней с плохо скрываемым восхищением и чувством зависти к счастливому избраннику.

Преторианцы резко задули в трубы, заставив скучающих гостей вздрогнуть и приободриться.

Начинался обещанный бой гладиаторов.

Рабы поспешно убрали столы и расставили ложа вдоль стен. Освободилось место, достаточное для сражения одной гладиаторской пары.

Раздался визг труб и в дверях появился первый гладиатор.

— Мнестер?! — пробежал по залу удивлённый шёпот.

Актёр пробежался перед зрителями, воинственно потрясая деревянным мечом. Обнажённый торс Мнестера зачем-то был разрисован непристойными картинками, похожими на те, которые посетители старательно выцарапывают на стенах лупанаров. Лицо загримировано под рожу разбойника из народной ателланы. Мнестер дико завывал и делал вид, что хочет проткнуть кого-нибудь из зрителей деревянным мечом.

Побесновавшись немного и вызвав рукоплескания, актёр поклонился и отошёл в сторону. Трубы взвизгнули вторично, и в зал втолкнули другого гладиатора.

Это был Клавдий.

Нелепый шлем с султаном из обтрёпанного конского хвоста венчал голову дяди императора. Лицо покрывал слой ржаной муки. Короткая туника местами вымазана дёгтем и обсыпана куриными перьями. Ноги обмотаны узкими кусками полотна. Вместо щита он держал кухонную сковороду. Вместо меча… Зрители умирали от смеха. Вместо меча Клавдий судорожно сжимал короткую палку, обмотанную влажной губкой. Сей предмет используется в римских уборных, чтобы чистить зад после основательного опорожнения кишечника.

— Гладиаторы! Приветствуйте цезаря! — громко произнёс Херея, играющий роль ланисты.

Мнестер, дурачась и корча устрашающую рожу, выставил вперёд правую руку и проблеял:

— Славься, цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!

Клавдий молчал, низко опустив голову. Кассий Херея слегка подтолкнул его мечом, вложенным в ножны.

Не поднимая глаз, Клавдий пугливо шевельнул рукой и пробормотал положенную фразу. Робел и заикался при этом больше, чем всегда.

— Начинайте бой! — Калигула махнул шёлковым платком, позаимствованным у Цезонии. Гай забавно надувал щеки, показывая присутствующим: цезарю смешно, но он пытается сохранять положенную серьёзность.

Комедия боя началась.

Мнестер забегал вокруг пристыженного Клавдия, под всеобщий смех покалывая его деревянным мечом то в спину, то в живот. Клавдий неуклюже вертелся на одном месте, словно укушенный осой. Разозлившись на актёра, издевательски высунувшего язык, Клавдий замахнулся на него палкой, обмотанной губкой. Вызвал этим очередную вспышку хохота.

Сообразив, какой позорный предмет ему выдали в качестве оружия, Клавдий брезгливо отбросил палку. Мнестер, быстро изловчившись, словил её на лету. Актёр издевательски мазнул губкой по лицу Клавдия.

— Правильно! Так ему и надо! — азартно кричал Калигула. И объяснил, обращаясь к гостям: — У моего дядюшки лицо так похоже на задницу, что трудно отличить!

Публика хохотала. Но некоторые, смеясь напоказ, внутренне поёживались. Понимали: любой из них может оказаться на месте Клавдия. Император капризен и непредсказуем.

Пламя светильников слепило Клавдия. Женские украшения, белоснежные тоги мужчин, коричневые панцири преторианцев мельтешили перед его глазами безумным хороводом. Спёртый воздух пропах вином, выпитым и пролитым. Клавдий задыхался.

Мнестер уколол его мечом в зад, понукая, словно заупрямившегося осла. Клавдий побежал, гонимый одним желанием: изчезнуть! Пробегая мимо зрителей, он напрасно искал проход. Там стоят ложа, на которых лежат, хохочут и потешаются матроны и патриции. Там — столы, уставленные золотой и серебрянной посудой. Там — преторианцы, вооружённые пиками и мечами. Клавдий метался по заколдованному кругу, из которого нет выхода. Мнестер бежал за ним, размахивая палкой из уборной и делая вид, что подтирает Клавдию зад.

«После такого позора остаётся одно: умереть!» — растерянно думал Клавдий. Ему отчаянно, до боли в мозгу хотелось жить.

Он вспомнил наставника, который в отроческие годы измучил его розгами и наставлениями. «Для римлянина превыше всего честь!» — поучал строгий учитель и со свистом опускал розгу на пальцы маленького Клавдия: «Не ковыряйся в носу!» Следующий удар приходился по спине: «Не горбись!» Десятилетний Клавдий, одурев от страха и глотая сопли, слушал очередную хрию: «Муций Сцевола положил правую руку на горящую жаровню. Катон Утический разорвал на животе свеженаложенные швы и начал вытаскивать себе внутренности. Порция наглоталась раскалённых углей. Марк Атилий Регул позволил положить себя в ящик, утыканный внутри гвоздями, и спустить с горы». Национальные герои прямо-таки соревновались: как умереть повычурнее, позаковыристее. Так, чтобы у потомков от ужаса волосы на голове зашевелились.

Римляне, рождённые для славной жизни, с детства готовились к смерти. В школах настойчиво преподавали: смерть должна быть достойной; не ждите, пока вас позорно убьют; пересильте страх и умрите сами. Дети учились азбуке, старательно переписывая предложения, повествующие о чужой, непременно ужасной и героической гибели. Эти короткие поучительные истории о деяниях и смерти героев назывались греческим словом «хрия». Каждая хрия заканчивалась моралью: достойная смерть — лучшее завершение достойной жизни.