Павел выглянул в коридор. За дверью тамбура стояла томительная тишина. Наконец кто-то застучал кулаком в дверь.
— Девочка! — послышался знакомый голос.— Милиция! Открой дверь! Мы знаем, что ты в квартире!
— Вот.— Маша щелкнула кнопкой, и Павел увидел на крохотном мониторе гостей. У двери стоял Бабич. Его сопровождали трое милиционеров с автоматами на плечах. За ними застыли двое зевающих верзил из «БМВ». В руках у одного из них была болгарка.
— Открывать? — спросила Маша.
— Ни в коем случае! — метнулся в комнату Павел.— Время потянуть можешь?
— Могу,— твердо кивнула девочка.— А вы меня потом спасете от этих дядей?
— Если дверь не откроешь, спасу непременно! — откликнулся Павел.
Ему потребовалось полминуты. Сумки были собраны с вечера, оставалось только выплюнуть зубную пасту, натянуть ботинки, бейсболку и ветровку. Еще полминуты Павел ловил тезку, который вдруг отказался покидать уютную квартирку, но все-таки был пойман и засунут в клетку вместе с куском копченой колбасы, в которую зверь тут же с урчанием и вцепился.
— Прости, брат Дюков, что не убрал за собой постель,— с сожалением вздохнул Павел и вышел в коридор.
— А вы правда дядя милиционер? — попискивала в дверь Маша.— А то папа Дима не велел никому открывать, тем более милиционерам. Они самые опасные!
— Я не опасный милиционер! — надрывался с той стороны Бабич.
— А как я могу проверить, что вы не опасный? — гундосила Маша.
— Ну елки-палки! — с раздражением глотал матюги Бабич.
Павел присел возле одной из соседских дверей. Замок был несложным. Хватило кривого гвоздя и десяти секунд, чтобы дверь открылась.
— Позвонить,— прошептал Павел Маше.
— Я сейчас папе позвоню и спрошу, открывать вам или нет! — пропищала девчонка в дверь.
— Ты ему скажи, что у нас болгарка и через минуту мы будем вскрывать его гнездышко, как консерву! — заорал Бабич.
— Тихо! — процедил Павел, подталкивая девчонку в чужую квартиру.— Что, и вправду папа?
— Нет,— вздохнула Маша,— Но Дюков хороший. Жалко, что слабохарактерный. Из него получился бы папка. Мамка его любит.
— А из меня? — поинтересовался Павел, оглядываясь. Квартира была уже явно куплена, но ремонт еще не начинался, хотя и плитка, и ламинат лежали на бетонной стяжке штабелями. К счастью, на окнах решеток пока не было.
— Из тебя? — Девчонка случайно перешла на «ты», но тут же поправилась, прыснула и прищурилась,— Не-а! Точнее, получится, но не папка. Точнее, для меня не папка!
— Ты что? — нахмурился Павел, ставя на подоконник клетку с урчащим зверем,— Совсем не боишься опасных милиционеров?
— С вами — совсем! — заискрилась в улыбке Маша.
— Ну хоть какая-то от меня польза,— пробурчал Павел и спрыгнул с подоконника в бурьян. Напротив строился следующий дом, мусор и грязь отсекал кривой забор, но парой десятков метров между забором и домом безраздельно владели крапива и лебеда.
— Прыгай! — приказал Павел девчонке, поймав клетку с котом, который продолжал вгрызаться в колбасу даже в полете.
— Сейчас.— Она скорчилась на подоконнике.— Окно закрою за собой.
Миновав два десятка лоджий по бетонной отмостке,
Павел выглянул из-за угла — наряд не был выставлен и здесь. Зато у подъезда Дюкова стояли три милицейских машины и курили с десяток бойцов в шлемах и бронежилетах. Маша коснулась пальцами его запястья:
— Я правда совсем не боюсь, но можно, чтобы мне совсем-совсем-совсем не бояться, я буду вас за руку держать?
32
С девчонками Павлу повезло. Или, точнее, повезло с одной девчонкой, которую звали Мариной и которая оказалась в их институтской группе единственной. На самом деле в мальчиковой команде числились еще две девчонки, но одна из них пробивалась через автомобильные науки, не обращая внимания ни на что и ни на кого, а другая — Лиза — имела крепкие плечи, громовой голос и сама посматривала больше на Марину, а с ребятами предпочитала выпить водки и перекинуться в карты. В свою очередь Марина на Лизу не обращала никакого внимания, отношения с одногруппниками поддерживала ровные, да и училась ровно: прогуливала каждую третью пару — не чаще, зачеты сдавала со стандартной задержкой, задолженностей имела не больше, чем у других. Даже то, что ее, в сущности, мало интересовали машины, тем более — их двигатели и подвески, ничем не выделяло Марину из числа других студентов. Выделялась она лишь двумя особенностями. Во-первых, она была по-настоящему красива, а во-вторых, умна.
Отслужив год в армии и прокатавшись полгода на подготовительные курсы для поступления в институт, Павел все еще оставался девственником, хотя еще в школе имел достаточно возможностей для прощания с этим своим качеством. Другой вопрос, что тогда ему пришлось бы на некоторое время отвлечься или от дзюдо, или от кэндо, да и постоянная возня со всевозможными устройствами требовала его к себе постоянно. Павел посматривал на девчонок с естественным интересом, но ухаживать за ними отказывался, так что волей или неволей постепенно попал в категорию самовлюбленных эгоистов, что хотя и не уменьшало количества его воздыхательниц, но никак не продвигало его к первой возможной близости.
Возможно, природа взяла бы над ним верх и он пустился бы во все тяжкие, но занятия с Алексеем, который научил лучшего ученика справляться с головной болью и неприятными ощущениями в пальцах, неожиданно дали дополнительный эффект. Павел не только вовсе перестал испытывать даже тень дискомфорта от былых ощущений, но и научился контролировать прочие функции своего растущего организма. Хотя некоторое томление все-таки тревожило его время от времени.
В первые месяцы в институте Павел еще не успел пристроиться ни к одной спортивной секции, учеба давалась ему легко, поскольку преподаватели взялись за перелопачивание школьных знаний, которых Павел не растерял и в армии, и вот тут-то его прошлая пубертатность и нереализованная пылкость взяли реванш. Он разглядел Марину.
Нет, конечно, ей далеко было до Томки, которая являлась совершенством вплоть до едва различимой черточки, но Марина явно бы не потерялась на ее фоне. В ней было то, что называется породой, и не было того, что зачастую и привлекает в первую очередь взгляд,— смазливости, внешнего эффекта, вычурной яркости. Яркость проступала позже, когда взгляд внезапно обнаруживал классическую прямизну носа и идеальную закругленность его кончика, высоту бровей и соразмерность подбородка, полноту губ и чистоту кожи, плавность шеи и строгость силуэта груди. Марина поправляла темные, чуть рыжеватые волосы, оборачивалась на Павла, словно чувствовала его взгляд, и он успевал заметить и точную, не широкую, не узкую посаженность глаз, и легкий прищур левого, что придавало лицу едва различимую, очаровательную асимметрию, и его безупречный овал, и заливался краской после того, как Марина грозила ему пальцем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});