такой же деятельный и равнодушный, как она сама.
В комнате стояла кушетка, стол, два стула, шкаф с документами, стеклянный шкаф с лекарствами и перевязочными материалами и ванна. Как только они вошли, сестра сняла с Лиры меховую одежду и кинула на блестящий пол.
– Снимай остальное, милая, – сказала она. – Быстренько осмотрим тебя – здоровенькая ли, складненькая, нет ли обморожений и сопелек, а потом найдем тебе хорошую чистую одежду. И в душ, – добавила она, потому что Лира уже много дней не мылась и не переодевалась, и в тепле это стало особенно ощутимо.
Пантелеймон негодующе захлопал крыльями, Лира остановила его грозным взглядом, и он сел на кушетку. Лира возмущалась, снимая с себя одежду, это было стыдно, но у нее хватило ума скрыть свои чувства и прикинуться тупой и послушной.
– Пояс с деньгами тоже, Лиззи, – сказала сестра и сама расстегнула его сильными пальцами. Она хотела бросить его на кучу одежды, но нащупала алетиометр и остановилась.
– Что это? – Она расстегнула клеенку.
– Просто такая игрушка, – сказала Лира. – Она моя.
– Мы ее не отнимем, не бойся, – сказала сестра Клара, разворачивая черный бархат. – Миленькая. Как компас. А теперь марш в ванную. – Она положила алетиометр и отодвинула шелковую занавеску в углу.
Лира неохотно влезла в теплую воду и намылилась, а Пантелеймон в это время сидел на карнизе. Оба помнили, что ему нельзя быть чересчур шустрым, потому что деймоны вялых людей сами вялые. Когда она помылась и вытерлась, сестра измерила ей температуру, проверила глаза, уши и горло, потом измерила рост, поставила на весы и сделала запись в большом блокноте. Потом выдала Лире пижаму и халат. Они были чистые и добротные, как анорак Тони Макариоса, но тоже ношеные. Лире это было очень неприятно.
– Это не мое, – сказала она.
– Да, милая. Твою одежду надо как следует постирать.
– А мне ее вернут?
– Я надеюсь. Конечно.
– Что это за место?
– Оно называется Экспериментальной Станцией.
Это был не ответ. Лира так бы и сказала и потребовала бы более подробного, но Лиззи Брукс полагалось вести себя по-другому, поэтому она промолчала и равнодушно стала одеваться.
– Я хочу мою игрушку, – упрямо сказала она, когда оделась.
– Возьми ее, милая. А не лучше ли плюшевого медведика? Или хорошенькую куклу?
Она выдвинула ящик, где лежали, как мертвые, какие-то мягкие игрушки. Лира постояла, сделав вид, будто разглядывает их, и взяла тряпичную куклу с бессмысленными глазами. У нее никогда не было куклы, но она знала, что с ними надо делать, и рассеянно прижала ее к груди.
– А мой пояс с деньгами? – сказала она. – Я люблю держать игрушку в нем.
– Так бери, – сказала сестра Клара, продолжая заполнять розовый бланк.
Лира натянула чужую пижаму и застегнула пояс с клеенчатой сумкой.
– А шубу и сапоги? И варежки, и остальное?
– Мы их тебе почистим, – не отрываясь от бумаги, сказала сестра.
Тут зазвенел телефон, и, пока сестра говорила, Лира быстро нагнулась, подобрала жестянку с жуком-шпионом и сунула в сумку с алетиометром.
Она прошла за сестрой в столовую, где стоял десяток круглых столов, все в крошках и липких кружках от стаканов. Грязные тарелки и приборы лежали на стальной тележке. Окон не было, и, чтобы создать иллюзию света и пространства, одну стену обклеили огромной фотограммой тропического берега с ярко-голубым небом, белым песком и кокосовыми пальмами.
Человек, который привел ее, взял поднос из окошка кухни.
– Ешь, – сказал он.
Морить себя голодом не имело смысла, и Лира с удовольствием съела жаркое и пюре. На десерт была чашка консервированных персиков и мороженое. Пока она ела, человек тихо разговаривал с сестрой за другим столом, а когда кончила, сестра принесла ей стакан теплого молока и забрала поднос.
Мужчина подошел и сел напротив. Его деймон, сурок, не был безразличным и нелюбопытным, как собачка сестры, но смирно сидел у него на плече и слушал.
– Ну что, Лиззи, – сказал он. – Наелась?
– Да, спасибо.
– Я попросил бы тебя рассказать, откуда ты прибыла. Можешь?
– Из Лондона.
– И что ты делала так далеко на севере?
– С папой, – промямлила она. Она сидела потупясь, пряча глаза от сурка, и делала вид, что вот-вот расплачется.
– С папой? Понятно. А что он делает в этой части света?
– Торгует. Мы приехали с грузом новодатского курительного листа, и он покупал меха.
– Твой папа был один?
– Нет. Там были мои дяди и разные другие люди, – неопределенно сказала она, поскольку не знала, что рассказал ему охотник-самоед.
– Зачем же он потащил тебя в такое путешествие, Лиззи?
– Потому что два года назад он возил моего брата и сказал, что в следующий раз возьмет меня, а сам не брал. Я его просила, просила, и он взял.
– А сколько тебе лет?
– Одиннадцать.
– Славно, славно. Ну что ж, Лиззи, тебе посчастливилось. Охотники, что нашли тебя, привезли тебя в самое лучшее место.
– Они меня не находили, – с сомнением сказала Лира. – Там был бой. Их было много, и у них были стрелы…
– Ну, не думаю. Я думаю, ты, наверное, отошла в сторону и заблудилась. Эти охотники нашли тебя одну и привезли прямо сюда. Вот как это было, Лиззи.
– Я видела бой, – сказала она. – Они стреляли стрелами и… Я к папе хочу, – сказала она громче и почувствовала, что в самом деле плачет.
– Тут ты будешь в полной безопасности, пока он не приедет, – сказал доктор.
– Но я видела, они стреляли стрелами!
– Ах, это тебе показалось. Так часто бывает на сильном морозе. Ты уснула, тебе приснился плохой сон, и ты не можешь вспомнить, что было во сне, а что наяву. Там боя не было, не волнуйся. Твой папа жив и здоров, сейчас он тебя ищет и скоро приедет сюда, потому что на сотни километров вокруг нет других мест. Представляешь, какой это будет сюрприз для него, когда он найдет тебя целой и невредимой! А сейчас сестра Клара отведет тебя в спальню, там ты познакомишься с другими девочками и мальчиками, которые заблудились в снегах так же, как ты. Ступай. Утром мы еще немного поговорим.
Лира встала, прижимая к себе куклу, Пантелеймон вскочил к ней на плечо, сестра открыла дверь и вывела их из столовой.
Новые коридоры; Лира и впрямь уже устала, она начала зевать, и ее так клонило в сон, что она еле тащила ноги в шерстяных шлепанцах. Пантелеймон понурился и вынужден был стать мышью, чтобы устроиться в кармане ее пижамы. Лира смутно увидела ряд кроватей, детские лица, подушку – и провалилась в сон.
* * *
Кто-то тряс ее. Первым делом она нащупала пояс – обе вещи были на месте; тогда она попробовала открыть глаза, но с каким же трудом ей это далось! Так тяжело она еще никогда не просыпалась.
– Проснись! Проснись!
Шептал не один голос. С огромным усилием, словно вкатывая камень на гору, Лира заставила себя