Читать интересную книгу Охота на Сталина, охота на Гитлера. Тайная борьба спецслужб - Борис Соколов

Совсем иная ситуация, чем в середине 1942-го, сложилась два года спустя, в середине 1944-го, после высадки союзников в Нормандии и новых сокрушительных поражений немецких войск на Восточном фронте. Теперь, если верить Шелленбергу, Гитлер, пусть не без колебаний, как говорится, скрепя сердце, был готов санкционировать покушение на советского вождя в призрачной надежде, что успех теракта может вывести растерянную, дестабилизированную Россию из войны. Эти расчеты конечно же никакого под собой серьезного основания не имели, да и вероятный преемник Сталина – упрямый Молотов никакой склонности к сепаратному миру не проявлял. И вообще, непонятно, как это советские руководители могли упустить ставшую уже верной победу ради каких угодно договоренностей со столь одиозной, дикой фигурой, как Гитлер.

Очевидно, в то время Шелленберг уже нисколько не сомневался в поражении Германии и не хотел связывать свое имя с таким черным в ту пору делом, как покушение на Сталина, чтобы не усугублять свою вину перед победителями. Из его мемуаров видно, как упорно он уходил от этого поручения, стремясь переложить его на Риббентропа или Гиммлера. Да и понимал шеф германской разведки, опытный профессионал, что сущую ерунду предлагает почтенный рейхсминистр иностранных дел. Не такой Сталин человек, чтобы доверчиво отправляться в какую-то нейтральную страну для встречи с высокими немецкими представителями.

Возможен и такой вариант. Шелленберг не испытывал особо теплых чувств к Риббентропу. Рейхсминистр иностранных дел был сторонником соглашения со Сталиным, тогда как шеф внешней разведки выступал за заключение сепаратного мира с западными державами. После казни Риббентропа Шелленберг мог его, поверженного, попросту дискредитировать, выдумав историю со стреляющей авторучкой, с намерением рейхсминистра убить Сталина. Вот и выходило, что все слова Риббентропа о необходимости достичь договоренности с Россией были не более чем хитрой уловкой, с целью заманить советского лидера в смертельную ловушку, ну а он, Шелленберг, представал как горячий сторонник достижения взаимопонимания с Англией и США в историческом деле противостояния коммунизму.

Наводит на сомнения и то обстоятельство, что в этой истории с несостоявшимся покушением все, кто участвовал в его обсуждении – Риббентроп, Гиммлер и Гитлер, – ко времени работы Шелленберга над мемуарами были уже мертвы и не могли ни подтвердить, ни опровергнуть им написанного. Так что, по сути, полету шелленберговской фантазии уже ничто не препятствовало.

Существовал ли план Риббентропа в действительности или нет, ясно одно; в 1944-м любому здравомыслящему человеку должна уже была быть очевидна его полная несостоятельность и неосуществимость. За все время пребывания у власти Иосиф Виссарионович за границу выезжал только дважды: в Тегеран и в Потсдам, на встречи с главами союзных государств. Однако «заграница» эта была тогда чисто условная, географическая, поскольку в обоих случаях вождь пребывал на территориях, оккупированных советскими войсками.

Сталин рисковать без нужды не любил, а после убийства Кирова очень опасался за свою жизнь. Тот же Судоплатов свидетельствует: «До убийства Кирова Сталина нередко можно было встретить на Арбате в сопровождении Власика – начальника личной охраны и двух телохранителей. Он часто заходил к поэту Демьяну Бедному (тоже жившему в Кремле. – Б. С.), иногда посещал своих знакомых, живших в коммунальных квартирах. Сотрудники НКВД и ветераны, имевшие знак «Почетный чекист», на котором изображен щит и меч, и удостоверение к нему, могли беспрепятственно пройти на Лубянку; они имели право прохода всюду, кроме тюрем. Вся эта система была немедленно изменена: убийство Кирова явилось предлогом для ужесточения контроля, который никогда уже больше не ослабевал». И немецкие агенты в Москве наверняка знали, как сильно охраняется Кремль и что Сталин и другие члены Политбюро передвигаются по улицам только в бронированных машинах и под сильной охраной. Да что агенты – и немецкие дипломаты в предвоенной Москве не могли не заметить, сколь жестко поддерживается режим безопасности в Кремле.

Несмотря на это, по утверждению Шелленберга, руководители Рейха все давили на него, и, когда осенью 1944 года появился-таки вариант покушения, имевший какой-то шанс на успех, конечно минимальный, он решил рискнуть. Одно дело – посылать агентов на верную смерть, без какой-либо надежды на успех и совсем другое – когда на задание идет человек, лично знакомый с механиком, обслуживающим сталинские лимузины. Тут не исключено, что террорист сумеет проникнуть в окружение Сталина и, чем черт не шутит, организовать его убийство. И вот в расчете на знакомство агента с сотрудником кремлевского гаража и был разработан план покушения с использованием специально изобретенной для этого теракта глины-взрывчатки.

Как сообщается в американской версии мемуаров Шелленберга, самолет с двумя террористами благополучно приземлился, но потом никаких сообщений от них не поступило, хотя у них и были коротковолновые передатчики. Этому обстоятельству бывший начальник немецкой разведки дает следующее объяснение: «Лично я не верю, что они пытались предпринять попытку покушения на Сталина. Скорее всего, они были схвачены на месте приземления или добровольно сдались». Видимо, Шелленберг не вполне верил двум пленным советским офицерам, подозревая, что они или сразу сдадутся контрразведке и выложат все в расчете на помилование, или скроются – благо документы и деньги есть, затерявшись на бескрайних просторах Советов, чтобы постараться начать новую жизнь, забыть и сибирские лагеря и немецкий плен.

В СССР первые публикации о попытке немецкой разведки организовать покушение на Сталина появились в начале 1970-х. В 1971 году в журнале «Смена» был напечатан очерк Андрея Соловьева «Сентябрь сорок четвертого…». В нем сообщалось, что 5 сентября 1944 года вблизи райцентра Карманово Смоленской области патруль задержал немецких агентов, имевших документы на имя заместителя начальника отдела контрразведки СМЕРШ 39-й армии 1-го Прибалтийского фронта майора Петра Ивановича Таврина и секретаря того же отдела младшего лейтенанта Лидии Яковлевны Шиловой. Они, как говорилось далее, были высажены с тяжелого десантного самолета «Арадо-332», обладавшего большой дальностью и высотой полета и приспособленного к посадке на необорудованные площадки. Таврин и Шилова на немецком мотоцикле направлялись в Москву с заданием осуществить покушение на Сталина, но были арестованы и во всем сознались.

Соловьев приводит подробности биографии Таврина. По его словам, подлинное имя агента – Петр Иванович Шило. Он родился в 1909 году в Черниговской области в крестьянской семье. В1932 году в Саратове его арестовали за растрату крупной денежной суммы, однако Шило из-под ареста бежал и скрывался под фамилиями Серкова, Гаврина и Таврина. В 1935 году его арестовали вторично, но Петр Иванович опять бежал. В 1941 году Шило под фамилией Таврин призвали в армию, а 30 мая 1942 года на Северо-Западном фронте он добровольно сдался в плен. У немцев Петр Иванович Таврин будто бы стал агентом гестапо, работал в качестве провокатора в лагерях для военнопленных и даже почему-то в Венской тюрьме, а затем, в июле 1943 года, его будто бы вторично вербуют сотрудники РСХА (хотя гестапо как раз и было одним из отделов имперского Главного управления безопасности). Тогда же, в июле, Таврина направляют в Берлин, где начальник восточного отдела РСХА обер-штурмбанфюрер Грейфе предложил ему «осуществить важнейший террористический акт в Москве». С конца сентября 1943 года в течение двух месяцев будущий террорист проходил усиленную подготовку, затем в декабре вернулся в Берлин, где встретился с Отто Скорцени и генералом Власовым. Ему якобы еще не сказали, кого именно придется убить (хотя с самого начала знали, что речь идет о Сталине). С января 1944 года Таврина готовили к заброске в советский тыл, сшили форму, изготовили документы, а также снабдили высшими советскими орденами и Золотой Звездой (по легенде он – Герой Советского Союза). В апреле 1944 года агента опять вызвали в Берлин, где наконец назвали имя объекта покушения, а потом снова повезли на встречу с Власовым. В начале августа 1944-го подготовка Таврина была закончена. Его вооружили пистолетами различных систем с отравленными пулями, ручным бронебойным гранатометом «панцеркнаке», умещающимся в рукаве шинели, магнитными минами, а также снабдили рацией и 500 тысячами рублей советских денег. В качестве радистки летела сожительница Таврина Л. Я. Шилова. 4 сентября агента с радисткой самолетом забрасывают в район между Ржевом и Вязьмой, причем при посадке «Арадо» потерпел аварию и взлететь уже не смог.

Андрей Соловьев полагал, что при втором посещении Власова Таврин попал в поле зрения советской разведки. В Москву ушло предупреждение, когда именно и где ждать террористов, собирающихся убить Верховного Главнокомандующего. Автор очерка опубликовал также фотографию Таврина в форме советского офицера вместе с оберштурмбанфюрером Грейфе. Правда, при внимательном рассмотрении ракурсов, в которых оба они изображены на этом фото, создается впечатление, что оно смонтировано из двух разных снимков. И действительно, как мы увидим дальше, сфотографироваться с Тавриным перед отправкой его на задание Грейфе попросту никак не мог. Интересно другое: на фотографии на груди Таврина отчетливо видны советские награды: Золотая Звезда Героя, орден Ленина, орден Александра Невского, два ордена Красного Знамени и один Красной Звезды (этот перечень орденов нам еще пригодится).