Читать интересную книгу Охота на Сталина, охота на Гитлера. Тайная борьба спецслужб - Борис Соколов

Когда я прибыл в Фушль, Риббентроп сначала завел разговор о США, о возможности повторного избрания Рузвельта на пост президента и о прочих вещах. Я поддерживал разговор и уже собирался откланяться, как вдруг Риббентроп переменил тон и с серьезным выражением лица попросил меня задержаться. Ему нужно, сказал он, обсудить со мной одно очень важное дело, в которое никто не посвящен, кроме Гитлера, Гиммлера и Бормана. Он тщательно ознакомился с моей информацией о России и считает, что для нас нет более опасного врага, чем Советы. Сам Сталин намного превосходит Рузвельта и Черчилля по своим военным и государственным способностям; он единственный, кто действительно заслуживает уважения. Но все это заставляет рассматривать его как опасного противника, которого необходимо устранить. Без него русский народ не сможет продолжать войну. Риббентроп сообщил, что он уже беседовал с Гитлером на эту тему и заявил ему, что готов пожертвовать в случае необходимости собственной жизнью, чтобы осуществить этот план и тем самым спасти Германию. И Риббентроп начал излагать свой план. Необходимо попытаться, сказал он, привлечь Сталина к участию в переговорах, чтобы в удобный момент застрелить его. Правда, Гитлер заметил, сказал Риббентроп, что провидение отомстит за это, но все же поинтересовался, кто мог бы взяться за проведение этого плана в жизнь или кого можно наметить хотя бы в сопровождающие. Тут Риббентроп уставился на меня своим неподвижным взглядом и сказал: «Я назвал фюреру ваше имя». После этого, добавил он, Гитлер поручил ему еще раз как следует обсудить это дело со мной. «Вот почему, – заключил он, – я попросил вас приехать». Думаю, что лицо мое во время этого монолога не дышало интеллектом, так как план показался мне более чем сумбурным. Но хоть какой-то ответ дать было необходимо. Однако не успел я раскрыть рта, как Риббентроп сказал, что продумал до малейших деталей практическое выполнение плана. Разумеется, сказал он, следует ожидать, что советская охрана будет крайне бдительной, поэтому вряд ли удастся пронести в зал заседаний ручную гранату или пистолет. Но он знает, что наш технический отдел разработал модель авторучки, в корпус которой вмонтирован револьверный ствол. Пуля обычного калибра, выпущенная из этой «ручки» на расстоянии от шести до восьми метров, попадает точно в цель. Поскольку такая авторучка вряд ли вызовет подозрения охраны, этот план, считал Риббентроп, можно успешно осуществить, лишь бы рука не дрогнула.

Рассказывая, Риббентроп воодушевился до самозабвения и стал похож на подростка, начитавшегося «индейских» романов о похождениях Винету. Но отвечать ему было нужно, лишь тщательно взвешивая каждое слово: ведь он обо всем доложил бы Гитлеру. Я сказал, что хотя план представляется мне осуществимым с технической точки зрения, но главная проблема заключается в том, как вообще усадить Сталина за стол переговоров. Опираясь на опыт в делах с русскими, накопленный мной в Стокгольме, я полагал, что это будет очень нелегким делом. (Через своего сотрудника д-ра Лангбена я попробовал установить контакты с Россией, чтобы обсудить вопрос о возможности сближения между Германией и Советским Союзом. Тем самым я хотел оказать давление на западных союзников, распространяя информацию о таких переговорах с помощью третьей стороны. Но мои попытки не дали результатов, так как Сталин – явно не доверявший нам, чему способствовало неуклюжее вмешательство Риббентропа, резко изменил курс. Могло быть и так, что Сталин намеревался провести всего лишь тактический маневр, чтобы со своей стороны оказать давление на западных союзников.) Я не утаил также, что вряд ли имеет смысл устанавливать контакты с русскими через меня, так как я уже подорвал свою репутацию в их глазах. Поэтому я предложил Риббентропу попробовать самому установить эти контакты. Если ему это удастся, я всегда готов помочь ему и советом, и делом.

«Я подумаю, – сказал Риббентроп, – поговорю с Гитлером и вновь вернусь к этому вопросу». Этим, видимо, и закончился план о ликвидации Сталина, ибо Риббентроп впоследствии в разговорах со мной ни разу не затрагивал этой темы.

Гиммлер, которого обрадовал мой ответ Риббентропу, считал, однако, что определенные шаги в этом направлении необходимо предпринять. Уступая непрерывному давлению сверху, наши специалисты в конце концов разработали специальную аппаратуру, принцип действия которой был таков.

Наш агент должен был прикрепить к одному из автомобилей Сталина небольшой комок клейкого вещества, внешне напоминающего пригоршню глины. Это была высокоэффективная взрывчатка, легко пристающая к любому предмету под нажатием руки. В ней было вмонтировано регулируемое по радио взрывное устройство.

Входивший в состав оборудования передатчик распространял ультракороткие волны на расстояние до семи километров, которые автоматически включали взрыватель, в результате чего происходил взрыв. Это задание было поручено двум военнопленным офицерам Красной Армии, которые долгое время провели в заключении в Сибири и ненавидели Сталина. На большом транспортном самолете, на борту которого находился русский милицейский автомобиль, агентов доставили в окрестности Москвы. Под видом патруля они должны были успешно проникнуть в центр русской столицы, так как не только затратили несколько месяцев на подготовку, но и были снабжены всеми необходимыми документами. Но план все же провалился. Так никогда мы и не узнали, что сталось с этими людьми».

В варианте мемуаров Шелленберга, изданных в английском переводе, более подробно объясняется, почему был избран столь экзотический способ покушения: с глиной – взрывчаткой и камуфляжем взрывного устройства. Оказывается, два упомянутых советских офицера сами предложили немцам свои услуги по осуществлению убийства Сталина. При этом один из них утверждал, что хорошо знаком с механиком кремлевского гаража, который может помочь им в исполнении задуманного.

О своем плане устранить Сталина во время возможной мирной конференции в нейтральной стране с помощью стреляющей «авторучки» сам рейхсминистр Риббентроп в мемуарах не говорит ни слова. Однако надо принять во внимание условия, в которых Риббентроп писал свои воспоминания: в Нюрнбергской тюрьме, в ожидании суда и жесточайшего приговора. Мемуары ведь должны были помочь ему в ведении защиты на процессе. Признание же в намерении лично убить, и ценою собственной жизни, одного из трех лидеров антигитлеровской коалиции могло только приблизить виселицу, от которой Риббентроп все равно не ушел. Поэтому не исключено, что в этом случае Шелленберг говорит правду. Другое дело, что план устранения Сталина во время гипотетической советско-германской мирной конференции казался шефу разведки, как он прямо признается в американском варианте своих мемуаров, бредовым.

Действительно, если уж прогнозировать возможность личного участия Сталина в каких-либо переговорах, то это могло произойти только в переговорах с Гитлером, а никак не с Риббентропом, который слишком уступал советскому диктатору по месту в правящей иерархии и реальному политическому весу. Фюрер же совершать ценою своей жизни покушение на Сталина во спасение Германии явно не собирался. Вообще Гитлер относился к Сталину с определенным пиететом, сознавая сродство их тоталитарных режимов и диктаторских душ. В 1942 году, в период наибольших побед вермахта, он называл Сталина «одной из самых необычных фигур в мировой истории», а в самом начале войны выражал надежду, что Сталин примирится с Германией, уступив европейскую часть СССР, но оставив себе обширные владения в Азии. 22 июля 1942 года в предназначенной «для истории» застольной беседе фюрер предупреждал:

«Было бы глупостью пренебрежительно относиться к стахановской системе. Вооружение и снаряжение русских армий являются лучшим доказательством ее эффективности в использовании промышленной рабочей силы. Сталин также заслуживает нашего безусловного уважения. По-своему он чертовски хороший парень! Он знает свои образцы, Чингисхана и других, очень хорошо, а масштаб его индустриального планирования превзойден лишь нашим Четырехлетним планом. И нет сомнений, что он очень решительно выступает за то, чтобы в СССР не было безработицы, обычного явления в капиталистических государствах вроде Соединенных Штатов Америки…»

А месяц спустя, 22 августа, Гитлер утверждал, что не имел бы ничего против того, чтобы Сталин сбежал куда-нибудь в Китай.

Словом, «друг Адольф» с тяжелым сердцем вел войну против «друга Иосифа». Но что тут поделаешь? Рейху нужно было «жизненное пространство», а оно открывалось только на Востоке. СССР как политическая и экономическая, во многом мистифицированная сила, стоял на пути Германии к мировому господству, а расовая теория немцев требовала порабощения славянских «недочеловеков», способных лишь прислуживать арийской «расе господ».