— Алора рассказала Маргарет, что Эльдора заставила её сделать. Рассказала всё, что сделала её мать, она этого стыдилась. Ей было жаль Кристину.
Сжимаю Фаолу в руках, такую легкую, но это не останавливает меня от того, чтобы развернуться и заорать:
— Заткни свою вонючую пасть! — аж трясет от прожигающей нутро злости. — Ещё раз я услышу, как ты произносишь любое из этих имен и я откушу тебе башку!
Урсула вздрогнув, упирается в перила, но опять, зараза такая, смело смотрит мне в глаза, не отводит взгляд, не дрожит. Фаола вдруг шумно выдыхает, и я удивленно смотрю на неё. Поднимаю взгляд на Урсулу - она тоже смотрит пораженно.
— Твоя маленькая, слабая Фаола, не такая слабая, какой ты её считаешь, недо-мать, — ядовито проговариваю я и пинаю дверь в её комнату. Урсула за мной не идет, слышу её удаляющиеся шаги. Вали, правильно, пока не пришиб.
В этой просторной комнате всё темное, бордовое и белое. Есть ещё одна дверь - хоть бы ванная, хочу смыть с лица ошметки демонов. Укладываю Фаолу на кровать, вся в крови хаоса. Даже руки. Сказал ведь не трогать.
Позади покашливает Урсула, поворачиваюсь, чтобы очень грубо её выпроводить и хмурюсь. Она протягивает мне серую рубашку.
— Моего мужа, может в пору будет. А то выглядишь как дерьмо, — на последнем слове она делает особый акцент. И я понимаю в кого Фаола такая мерзко упертая и наглая. Беру рубашку и резко шагаю вбок, когда Урсула пытается обойти меня.
— Ты к ней не подойдешь. Не заслужила, — цежу я.
— Если она шевелится - значит может слышать… — начинает Урсула, но вдруг её прерывает тихий шепот Фаолы.
— Рафаэль…
Мы оба смотрим на неё. Я кривлюсь словно от боли. Глупая, ну почему я? Я же последний, о ком ты в своей жизни должна вспомнить. Я даже простил бы тебе, если бы ты позвала другого...
— Вот за это тебе должно быть стыдно, Урсула, — холодно смотрю в серо-голубые глаза фон Стредос.
— Зови её, понял? К черту мой стыд, верни мне дочь, Асэрра, — она прожигает меня твердым взглядом.
Иду на неё, выдавливая из комнаты - Урсула не сокращает между нами дистанцию, отходит будто я прокаженный. И я закрываю дверь.
Вспоминаю внезапно. Катана. Мой клинок. Я оставил его в замке. Забыл… Смотрю на свои пустые руки. Я забыл свой клинок, своё оружие, бросил его, когда стала мешать демону. А замок обрушился, я погреб её в земле. Ещё одну часть себя оставил позади. Становится так до боли тоскливо и мерзко на душе. От меня ничего не осталось. Ничего нет.
Срываю с себя остатки ткани, которые уже ничего из себя не представляют. Та рубашка, что дала недо-мать, коротковата в рукавах, закатываю их. И постоянно прислушиваюсь к Фаоле, вглядываюсь в лицо… дышит? Шевелится?
Дышит. Но не шевелится. Ни единого движения.
В ванной, в которую из комнаты свой вход, умываюсь, смываю с себя всё, что вижу - стираю брезгливо.
Она десять раз повторила мне, что ей тяжело и плохо, а я не послушал. Как я не слушал раньше стенания уставших и истощенных магов на войне. Продолжал посылать их в бой.
Я мог оставить малую часть силы себе, вдруг бы ей это помогло. Да, демон был бы погребен под двойным древом, ну и пусть. Остался бы я там, в недрах замка. Не велика потеря для этого мира.
Возвращаюсь обратно к Фаоле и стираю мокрым полотенцем всю кровь с её лица и рук. Снимаю с неё свой пиджак, её руки безвольно падают на кровать. Бросаю всё в ванную. Надо будет потом сжечь.
Потом залезаю на кровать, беру её на руки и прижимаю к себе. Не двигается, пульс едва прощупываю на шее. Холодная. Согреть я тебя сумею.
Едва спиной откидываюсь на подушку, как чувствую приближение такой страшной усталости, что даже демоническая сущность сама начинает отползать, давая волю человеку, чтобы я мог уснуть. Обычно загнать демона в угол сознания очень тяжело. Но нет, черта с два. Не буду спать, пока она не проснется. Буду здесь столько сколько надо.
Умирать одному плохо. Так же, как и возвращаться…
— Проснись, Фаола.
Чувствую, как едва-едва сжимаются её пальцы с острыми ноготками на моей рубашке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я знаю, что сучка Геррия тебя не удержит.
Вернись, только ты меня тут держишь. Всё остальное - прах.
Глава 17.3
Души некромантов не попадают Колодец. Мы все становимся частью Древа. Нас можно вызвать, призвать из места смерти. Но мы не растворяемся в покое, не утекаем в бесконечность. Мы становимся пищей нашей богини, её плодородной почвой, кислородом.
И тянет меня обратно образ Рафаэля. Я испытываю из-за этого смешанные чувства. Настолько, насколько может эти чувства вообще испытывать живая душа. Я тоскую из-за того, что тянуться, кроме Рафаэля, мне больше не к кому. Я переполнена сожалением о том, скольких людей я потеряла за эти недели. Близких людей. Или уже не очень.
Ветви Геррии обнимают меня, проникают шипами в самое нутро моей души. В сознание, в эмоции, в прошлое. В основном в прошлое. Ведь смерть - она всегда позади.
Всё прошлое сейчас доступно мне. И я хочу увидеть почему он так зол. Увидеть через смерть, по другому никак. А смерть… это всегда боль.
Я уже была в этом поле. Сейчас там холодно, промозгло. Трава покрыта инеем. И я смотрю глазами Эльдоры фон Стредос. Глазами души, которую Геррия уже переварила, не оставив ничего кроме прошлого. Хотя я одно время надеялась, что ещё смогу её призвать. Нет. Уже не смогу.
Эльдора толкает вперед белокурую женщину. Её волосы ещё блестят на солнце, но я уже знаю, что она мертва. Перед ними чуть дальше стоит Рафаэль. У него темные волосы, темные глаза, истертая шинель, знакомая мне катана. Он устал, он разбит. Его лицо выражает столько невысказанной боли…
Мне хочется заплакать от этого, но Эльдора усмехается. И я усмехаюсь. Ей нравится, что он, наконец, ослаб. Она торжествует, видя, что он сломлен. Она рада, что бесконечный бой с ним, наконец, скоро подойдет к концу. Она переживает, что Рафаэль не притронется к этой мертвой женщине. Не отравится и придется искать другие способы.
Рядом стоит Вердер Браун. С того времени почти не изменился. Он выглядит отдохнувшим, но так же напряжен. И не вижу я в нем того безумия, в котором он находился в наше время. Видимо, хаос, пожирал его медленно. Или магистр поистине искусен в сокрытии такой страшной силы от посторонних глаз.
Волосы Кристины блестят на солнце словно золото, слегка развеваются на ветру. На ней только легкое темное платье. Ей не холодно, она уже мертва. Она ко мне спиной, но я отчетливо вижу лицо Рафаэля.
Отвернись, отвернись, твержу я Эльдоре.
— Раз уж ты влезла в мою голову, родная кровь, так смотри, — говорит вдруг она. Не могу отвернуться. Я всё поняла, хватит.
Не хочу смотреть, как он падает перед ней на колени. Не хочу видеть, как бросает меч, как обнимает её, мертвую, дрожащими руками. Эльдора смотрит только туда, упивается этим зрелищем. А я мечусь словно в клетке. Хватит!
Рафаэль целует её. Свою любовь. То, ради чего он, как оказалось, жил - мертво. Потому что если бы он не жил ради неё - он бы встал и ушел. Он бы не попался так легко. Не жил он войной.
Я вижу по его губам, что он ей говорит. Тоже самое, что и тогда, во сне. Неужели, засыпая, он возвращается сюда? Это так ужасно…
Он прижимает её и сжигает в сильном красно-рыжем огне. Эльдора спокойно разглядывает языки пламени. А потом Рафаэль и сам бессильно падает на черную траву.
Хватит. Делаю какое-то невероятное усилие, и образ исчезает. Смотреть глазами той, что породила меня, мою маму и бабушку — противно.
У меня перед глазами ничего нет. Только серое блекло безжизненное ничто. Я рассеиваюсь, утекаю… Но я столько пережила, не чтобы оставаться здесь.
Тепло.
Мне тепло. Почему? Я чувствую его руки…
Я даже не узнала его поближе, я даже ничего не успела сказать.
Я не хочу, не хочу умирать. Не хочу.
Я слышу его, не могу осознать, что он говорит, но слышу. Хочу позвать его по имени. Хочу произнести его имя.