очень курьёзная ночная сцена.
Кнут Торсен, который, опасаясь преследований Реймара, укрылся было в блокгаузе, оставшись в нём один, вдруг пришёл в ужас... Он увидел, что Реймар, пользуясь отсутствием стражи, прямо вошёл в блокгауз и с возгласом: «Наконец-то ты попался мне, негодяй!» — устремился на своего трепещущего врага. Но тот, не теряя ни минуты, распахнул окно, выскочил из него на берег и скрылся из глаз Реймара среди мрака. Однако же Реймар пустился за ним в погоню. Благодаря своему острому зрению он различил вдали фигуру Кнута, который поспешно отвязывал от берега одну из шлюпок, чтобы избегнуть погони. С тем проворством, которое придаёт человеку только отчаяние и угрожающая опасность, Торсен вскочил в утлый чёлн и направил его к острову Амагеру. Но тотчас после того он уже придал своему челну другое направление, увидав, что и Реймар также последовал его примеру и гонится за ним на челноке. Вследствие этого датчанину ничего не оставалось более, как пуститься наудачу в Норезунд в надежде на то, что там окажется возможность ускользнуть от врага, пользуясь темнотой ночи.
Но осеннее небо, как на беду, было безоблачно, звёзды мерцали на нём ярко, а из-за берега показался краешек месяца.
— Врёшь, не уйдёшь! — кричал Реймар громовым голосом вслед Торсену, который грёб изо всех сил.
Но все его усилия к тому, чтобы скрыться от настигавшего врага, были тщетны. Уйти у него из виду он никак не мог, потому что вскоре месяц совсем поднялся над берегом и облил весь Норезунд своим серебристым светом.
Остроносые челноки быстро скользили, разрезая волны, и Реймар радовался, видя, как расстояние между ними всё более и более уменьшается; но радость его была несколько преждевременна. Торсен грёб ровнее, нежели Реймар, а потому и силы Торсена не так быстро истощались. Большим счастьем для Реймара было уже и то, что на море не было большого ветра; а то он, пожалуй, недалеко бы уплыл по Норезунду.
Оба челнока приближались к небольшой бухте, когда поперёк их пути двинулся от берега купеческий корабль. Судя по флагу, по мачте, судно было английское. Торсен стал подавать отчаянные знаки экипажу судна и направил свой челнок прямо к нему.
— Не примете ли вы меня на борт? — крикнул он кормчему. — За мною гонится какой-то негодяй.
— Мы идём прямым курсом, нигде не останавливаясь, через Каттегат, прямо в Лондон, — отвечали ему с борта.
— Всё равно! — крикнул Торсен. — Хоть на край света готов с вами ехать! Что возьмёте с меня за переезд?
И он с ужасом ожидал ответа, цепляясь за судно, так как чёлн Реймара был уже очень недалеко. Капитан корабля назначил какую-то ничтожную сумму, и вскоре после того Торсен уже вскарабкался на борт судна, которое быстро двинулось по волнам мимо Реймара, напрасно просившего принять и его также пассажиром на корабль. Словно в насмешку Реймару, на корме корабля блеснула крупными буквами надпись: «Надежда».
Да, надеждой окрылял этот корабль убегавшего врага! Но каково было положение, в котором очутился Реймар, об этом мы предоставляем судить читателю...
XXVII
Радость и горе
Наступили рождественские праздники. И в Любеке, и в других ганзейских городах святки в этом году встречены были очень тихо, так как всюду были заняты приготовлениями к новой войне с королём-аттердагом и его союзником, норвежским королём Ганоном.
В день святого Мартина ганзейцы собрались в Кельне для заключения общего оборонительного и наступательного союза и для совещания обо всём необходимом. Если уже и при первой войне с Вольдемаром ганзейский военный флот был весьма значителен, то ныне собранный ими флот как по численности судов, так и по численности экипажей далеко превосходил тот прежний. Совещания привели к тому, что решено было: вестерлингам выйти в море в Вербное воскресенье и собраться у входа в Норезунд, при Марстранде, одном из островков в шведских шхерах, против норвежского берега; остерлингам — выйти в море тотчас после Пасхи и собраться близ Геннека, узкого пролива, отделяющего Рюген от небольших островов, лежащих на западе. Оттуда уже вестерлинги должны были вступить в Норезунд на соединение с вестерлингами. На покрытие военных издержек открыта была общая подписка.
Союз вестерлингов и остерлингов побудил и многие из приморских городов, не ганзейских и притом не занимавшихся морской торговлей, увлечься общим течением и пристать к ганзейцам. Не имей возможности оказать им в войне с аттердагом поддержку своими кораблями, эти города обязались доставить известное количество ратников. Союзниками ганзейцев, сверх того, явились: граф Голштинский, герцоги Мекленбургские и многие, недовольные Вольдемаром, ютландские бароны.
Король Вольдемар через своих шпионов (среди которых Нильс по-прежнему занимал видное место) узнал о приготовлениях ганзейцев к войне, и, хотя ему даже в голову не приходило, что ему одновременно объявят войну семьдесят семь городов, в союзе с нижненемецкими купцами, однако же он ясно видел, что готовится что-то недоброе... Поэтому он отправил своего рейхсмаршала Геннинга фон Падебуска с двумя советниками в Любек, чтобы пригласить ганзейцев на съезд в Копенгаген, где он собирался уладить свои отношения с приморскими городами.
Но переговоры не состоялись уже потому, что аттердаг отказался уплатить вознаграждение за все те ганзейские корабли, которые были захвачены по его приказу, несмотря на перемирие и на полное прекращение всяких военных действий со стороны Ганзы. Впрочем, даже и выказанное королём действительное миролюбие едва ли привело бы к каким-нибудь положительным результатам, так как воинственный пыл ганзейцев был возбуждён в высшей степени. Когда Вольдемар узнал, что предполагаемый им съезд не состоится, то он пригрозил ганзейским городам, что будет на них жаловаться и папе, и императору германскому, и князьям, и баронам. Но и это ни к чему не привело, так как представители ганзейских городов отвечали ему: «И мы то же самое думаем сделать, да к жалобе нашей думаем ещё добавить, что датский король захватывает у нас корабли и похищает наше имущество, несмотря на то что он клялся нам соблюдать мир».
Аттердаг давно впал в большое заблуждение: он не умел оценить по достоинству возрастающее могущество Ганзейского союза. И вдруг он увидел себя вынужденным признать эту силу, так как известия, отовсюду доставляемые ему Нильсом и его сотоварищами, становились всё более и более грозными. Он струсил, тем более что и недовольство готландской знати стало высказываться довольно резко. И вот, собрав все свои сокровища, он назначил своего маршала правителем королевства, снабдил его и остальных членов королевского совета полномочиями