– Как я мог не обращать на Лидочку внимания, как я мог полностью доверить ребенка твоей матери… Это я во всем виноват, – сказал отец. – Лиза, ты ведь это хотела мне сказать? Я полностью с тобой согласен.
– Да, я это хотела сказать… Нет, я совсем не это хотела сказать, – поправилась я и подвинула отцу чашку с чаем. – Я хотела сказать, что ты… самый умный, талантливый, благородный… И что никто не виноват.
– Самое главное в этой истории – не где и с кем Лидочка была, это уже не имеет значения, – рассуждал отец, – и не куда она отправится в следующий раз. Самое главное – не почему она лишена хотя бы начатков разума и простейших понятий о нравственности. Самое главное – не как с ней поступить. Мы бессильны что-либо изменить в ее судьбе.
– Что ты говоришь? Как это бессильны? – испугалась я. – Пожалуйста, не говори так!
Мама ведет себя с Лидочкой как ни в чем не бывало, отец говорит, что мы бессильны…
Мамина стратегия – быстро замазать дырку в тонущей лодке пластилином, сделать вид, что дырки нет, и плыть дальше, а стратегия отца – сидеть на берегу, печально провожая тонущую лодку глазами. Почему они не хотят быстро-быстро грести в надежде спасти тонущую лодку?
– Ты должен, ты обязан… – испуганно повторяла я.
Отец печально покачал головой:
– Что я могу сделать?
– Пойди сейчас вниз. Крикни. Стукни кулаком, – предложила я.
– Ты думаешь? – с сомнением спросил отец. – Боюсь, что это будет выглядеть… неубедительно. Я никогда не стучал кулаком, и мне уже поздно начинать. Что ты предлагаешь? Не выпускать Лидочку из дома, держать ее дома, как дурную козу на привязи?.. Нет, пусть все идет, как идет… я к ней не выйду, и не проси…
Я взяла с письменного стола льва – этот бронзовый лев был подарен отцу одним английским ученым, и, спросив «можно стукнуть?», несильно ударила львом по батарее.
– Слышишь, какой звук? А если сильно стукнуть, звук будет очень громкий.
– Лиза, – удивился отец, – с тобой все в порядке? Я понимаю, что ты расстроена, но при чем здесь мои памятные подарки?
Я спустилась вниз с видом официального посла.
– Отец просил передать, что он не желает видеть Лидочку. Отец также просил передать… – тихо сказала я и вдруг взревела, как страшный зверь: – Не выпускать из дома!
В этот момент раздался страшный грохот – отец изо всех сил стучал бронзовым львом по батарее.
Лидочка прижалась к маме, мама, обняв Лидочку, растерянно глядела наверх, Женя с Марией замерли, – все испугались, что рушится дом.
– Это отец стучит кулаком по столу, – объяснила я.
– Как это страшно – отец, всегда такой тихий, стучит кулаком так, что стены дрожат, – испуганно сказала Женя.
– Хорошо, что я ни в чем не виновата, – поддержала Мария. – Ну что, Лидочка, допрыгалась?
Сверху раздавался грохот – отец стучал львом по батарее, Лидочка дрожала.
– Отец просил передать, – продолжала я в паузах между ударами, – держать дома, как дурную козу на привязи!
– Мама, за что, что я сделала? Я же не виновата! Я не виновата, что у меня разрядился телефон! – изумленно сказала Лидочка и заплакала – наконец-то.
Страшные звуки наверху прекратились, послышались шаги, и отец вошел в комнату.
– Не выпускать, держать дома, – подсказывала я отцу, стоя у него за спиной.
– Не выпускать, – подтвердил отец, – держать дома.
– Отец сказал «не выпускать», «держать дома», – поддакнула я, очень довольная всем – Лидочкиными слезами, маминой растерянностью и бронзовым львом.
Отец повернулся и пошел к себе наверх, и я, как его полномочный представитель, проследовала за ним.
Мы с отцом сидели друг напротив друга, он в своем кресле по одну сторону письменного стола, я на стуле, по другую, а между нами лежали книги и бумаги, исписанные отцовским почерком.
– Ну вот, – удовлетворенно сказала я, – надеюсь, это пошло ей на пользу.
– Ей да, но не льву, – грустно улыбнулся отец, рассматривая вмятины на львиной спине. – Лиза, все это было очень изобретательно, но абсолютно бессмысленно. Я понимаю, тебе невыносимо считать, что поделать ничего нельзя, и ты скачешь, как энергичный щенок. Но поверь, иногда действовать – не самое главное. Так же, впрочем, как рассуждать, почему все не так, как хочется.
– Но что же тогда главное? – Я немного обиделась за щенка.
– Самое главное – научиться с этим жить…
Мне кажется, есть темы, которые отец не должен обсуждать с дочерью. Конечно, отец был под действием сильного стресса, иначе он не был бы со мной таким ненужно откровенным…
В тот вечер отец сказал мне, что не доволен собой, – он сказал это таким же тоном, каким обычно рассказывал мне о Византии, словно о неком научном факте. Поэтому сначала я восприняла это как неожиданное приглашение впервые в жизни поговорить не о Византии, а о чем-то простом. Например, о том, что такое счастье: для отца – творчество, для Лидочки – новое платье, для Жени – Вадик, для мамы – выдать нас замуж…
– Твоя мать, вероятно, тоже недовольна мной, – печально добавил отец.
А я и забыла, что отец «неудовлетворен жизнью», забыла о них, о своих маленьких родителях, а ведь они переживают кризис среднего возраста…
Отец сказал, что мужчине обязательно нужна близкая женщина, и это – не мама. Что у него есть такая женщина – давно.
– Не мама?.. Давно не мама? – удивленно сказала я. Зачем-то подгребла к себе бумаги со стола и, уткнувшись лицом в бумаги, прошептала: – Нет, не надо, я не хочу, я еще маленькая… Она красивая? Молодая, моложе мамы? Может быть, теперь у тебя будут другие дети, лучше нас?.. – враждебно сказала я.
Не знаю, как ведут себя другие дети, чьи отцы сообщают им, что собираются их оставить, но я мгновенно превратилась в злобно клацающего зубами крокодила.
Я испытывала такое острое чувство ужаса, как будто меня бросили в темном лесу, такую обиду, растерянность, стыд, злость, как будто это меня бросили, меня, а не маму! Как будто это я недостаточно хорошая!.. Может быть, это извиняет мое превращение в неинтеллигентного неврастеничного крокодила, а может быть, и нет.
– Я никогда вам, тебе этого не прощу, никогда! – зло сказала я.
– Лиза… – отец укоризненно покачал головой, – я думал, ты умнее…
– А я глупее. Ты хочешь сказать мне, что я все равно останусь твоей дочерью, ты будешь приходить? Я знаю, ты будешь приходить – все реже и реже, и все равно я уже не буду по-настоящему твоим ребенком, а потом ты вообще про меня забудешь, как будто меня и не было – я точно знаю!.. Ты уже сказал маме, что ты хочешь от нас уйти?
– Как я мог бы уйти, когда у вас здесь такое творится, – рассудительным голосом произнес отец. – Но я сказал твоей матери самое главное. А все остальное она поняла без слов.