Сергей вытащил из папки пачку каких-то своих документов. Директриса потянулась за ними, но Сергей держал документы в отдалении от директрисы, показывал издали, но не давал в руки.
– Основание для вчинения иска: унижение чести и достоинства, моральная травма, нанесенная непрофессиональным поведением учителя, обнародование частного письма, повлекшие за собой суицидные настроения подростка… – нудным голосом перечислял он. – Ну и, конечно, денежное возмещение морального ущерба. Подпишите, что вы ознакомлены… Впрочем, это не обязательно.
Директриса с отвращением взглянула на бумаги и на нас и сделала отгоняющий жест, как будто мы были случайно залетевшие в ее кабинет мухи.
– Но, может быть, это слишком? Это такая неприятность для гимназии… Может быть, не нужно? – растерянно возразила я. Мы не договаривались с Сергеем заранее, что я буду добрым следователем, а он злым, но он понял меня с полуслова.
– Нужно, – сказал Сергей, – как ваш юрист я настаиваю.
– Ну хорошо, раз вы настаиваете… Но, может быть, не нужно разворачивать кампанию в прессе, дискуссию на телевидении о правах ребенка? – попросила я.
– Нужно, – твердо ответил Сергей и сделал энергичный жест, словно оттолкнув меня с моим предложением. – Я уже дал редактору программы… э-э… «Откровенный разговор» ваш номер телефона.
Сергей засунул руку к себе в карман, и у меня зазвонил телефон.
– Это пятый канал, программа «Откровенный разговор», – удивленно сказала я, послушав молчание в телефоне, – просят подробности. Имена, фамилии.
– Может получиться громкое дело, – удовлетворенно сказал Сергей.
Мы с Сергеем встали и направились к выходу. Директриса печально смотрела нам вслед, на ее лице было написано «все что угодно, только не кампания в прессе».
– Мы не хотели, но наш семейный юрист настаивает… – улыбнулась я от двери.
Директриса махнула рукой – останьтесь.
– Вам нужен скандал на весь город? – холодно спросила она Лидочкину Учительницу. – Вам нужен районный отдел образования, пресса, телевидение? Вам нужен суд?
– Я? – Лидочкина Учительница ошеломленно смотрела на директрису. – Но вы же сами!
– Вы должны принести девочке свои извинения, – твердо сказала директриса. – Да, девочка была грубовата в выражениях, но ведь это частное письмо. Ее выражения в частных письмах – это дело не наше, а семьи.
– Но вы же сами сказали, что ее нужно гнать поганой метлой, что она позорит…
– Я вот о чем думаю в течение нашей беседы с уважаемым юристом, – мягко сказала директриса. – Как же вам не стыдно читать чужие письма перед всем классом!.. Неинтеллигентно. Нетактично. Нехорошо. Мне за вас неловко.
На выходе из школы нас догнала Лидочкина Учительница и молча, не глядя на нас, протянула мне Лидочкину тетрадь с зайчиком на обложке.
– Возьмите. Это оригинал, – сквозь зубы сказала она.
Мы хохотали, как школьники, как два прогульщика, согнувшись пополам и постанывая, приговаривая «нет, ну как директриса красиво ее сдала», «а как ты сказала про кампанию в прессе», «а как мы перезванивались»… и вдруг я замерла и деревянным голосом сказала «спасибо».
Все это время, что мы играли и притворялись, мне было весело и легко, как будто Сергей мой приятель, однокурсник, мальчик, но сейчас у меня вдруг сделались чугунные руки и ноги, я не могла поднять глаза, – какая стыдная вся эта история с Лидочкой!
– У тебя встреча, – напомнила я.
– У меня встреча, – эхом отозвался Сергей.
– Мне так стыдно, – призналась я, – мне очень стыдно, что ты это прочитал. Я не знаю, почему одна моя сестра выросла такой гадкой, а другая, Женя… Ее можно просветить и выставить на всеобщее обозрение, и в ней не нашлось бы ни одной стыдной мысли, ни одного грубого слова!..
Сергей рассеянно кивнул:
– Да, она милая девушка… Вадик немного ею увлекся…
– Немного увлекся? – осторожно сказала я.
– Вадик очень влюбчив. Я познакомился с Вадиком через Алину, он милый добрый мальчик, и я как-то привык его опекать. Я не первый раз спасаю его от совершенно неподходящей девицы. Мне пришлось объяснить ему, что к чему.
– Очень благородно с твоей стороны так заботиться о друге… – похвалила я.
Мне очень хотелось узнать, что же произошло, – конечно, не выдавая Женю, не поставив ее в смешное положение брошенной. Поэтому я небрежно улыбнулась, как будто мы говорим не о моей сестре, а просто сплетничаем, как бывает между приятелями, – о чужих романах, о том, кто кого любил и разлюбил, кто кому подходит.
– Я и сама думаю, что они очень разные, – согласилась я. – Но мне очень интересно твое мнение – почему они друг другу не подходят? Ты такой умный и так хорошо разбираешься в психологии людей.
Это было беззастенчивое вранье – откуда мне было знать, как Сергей разбирается в психологии людей? Я просто действовала по старинной книге «Искусство обольщения» – льстила и восхищалась. Восхищалась, а сама ожидала, что он скажет в ответ какую-нибудь глупость, из тех, что говорят психологи в семейной консультации: разные темпераменты, характеры… или… неужели он скажет «деньги»? Тогда все сразу встанет на свои места, и я больше не буду о нем думать, не буду вглядываться в лица прохожих…
Оказалось, что старое прабабушкино средство действует и на таких уверенных в себе мужчин, потому что Сергей взглянул на часы и с сомнением спросил:
– Ты действительно хочешь это услышать?.. Ну, хорошо, но у меня только пять минут, так что слушай внимательно. Ты умная девочка, я видел, как ты корчилась от стыда за глупость и распущенность твоей сестры и отсутствие такта у твоей матери… Каждый из нас представляет собой только то, чем является его семья. Не обижайся, ты и твоя старшая сестра – красавицы и умницы, – Сергей улыбнулся, – но разве можно пожелать своим детям иметь такую родню, как эта ваша Лидочка? Да и твой отец… Я видел его лишь однажды, и он вел себя, мягко говоря, странно… кажется, он решил, что мы прибыли из Африки… Ну, неважно… В общем, тут ничего не поделаешь, происхождение – это диагноз, это неисправимо. Я, например, никогда не допущу, чтобы мать моих детей была из простой семьи, я просто не имею на это права. Настоящий мезальянс – это не деньги, это разность воспитания, образования…
Я промолчала, и это может показаться странным. Сергей с потрясающей наивностью расставил нас с ним на разные ступеньки и с верхней ступени небрежно сообщил мне, что я – ниже. Но он так доброжелательно улыбался, был таким милым и мягким, что весь этот разговор был как будто теоретическим, словно Сергей читал лекцию, старательно наделяя меня каким-то новым знанием.
Я молчала, да и что я могла сказать в ответ? Убеждать его, что мама не всегда бывает нетактичной, Лидочка еще ребенок, отец знаменитый ученый, а не сумасшедший, и Африка – это его форма сопротивления пошлостям жизни? Зачем? Глупо уверять человека, который считает вас ниже себя, что на самом-то деле вы ничуть не ниже.