Читать интересную книгу Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская - Борис Мансуров

Я думала, что по указанию органов уговорить его могли или Леня, или Нина Табидзе. Уже много позже, в 1976 году, после убийства Кости Богатырева, неожиданно позвонил мне Леня и подтвердил мои опасения. 28 мая медсестра передала, что Борис Леонидович ждет меня завтра, чтобы увидеть и что-то передать. Когда я пришла к забору Большой дачи, то все было закрыто, а невдалеке стояла какая-то машина, где сидели молодые люди в одинаковых плащах.

В 1994 году мы говорили с Ольгой Всеволодовной о недавно вышедшей книге воспоминаний Зинаиды Николаевны, а перед тем обсуждали свидетельства, опубликованные в сборнике воспоминаний о Пастернаке, изданном в 1993 году. Ивинская тогда сказала:

— Уже прошло тридцать лет и три года, как в старой сказке, со дня смерти Бори, но никто из родни или завсегдатаев Большой дачи не смог написать так нужную властям фразу: «Борис Пастернак умер внезапно и потому не успел написать завещания»[288].

В биографии Пастернака, сочиненной Евгением Борисовичем, читаем:

Вечером 30 мая он ясным голосом вызвал нас с братом, чтобы проститься. Он сказал, что закон защитит нас как законных наследников, и просил оставаться совершенно безучастными к другой, незаконной части его существования — к его заграничным делам[289].

Что на самом деле говорил Пастернак о советской законности, ясно из его письма к Жаклин во Францию от 30 марта 1959 года: «Скажите, на что реальное, логичное, вообразимое можно рассчитывать, можно ли бороться в этом враждебном мире всеобщего бешенства и озверения?»

Из воспоминаний Зинаиды Николаевны:

Шура (брат Бориса Пастернака. — Б. М.) присутствовал при Бориной смерти и слышал, как он, прощаясь с детьми, сказал, что дал распоряжение за границу, что он обеспечил детей и обо всем знает Лида. Это были его последние слова.

Зинаида Николаевна, видимо, не желала лишаться заграничных гонораров за роман, на которые содержалась дача последние годы и на которые была куплена в апреле 1960 года новая «Волга». В воспоминаниях Александра Леонидовича о предсмертных словах Пастернака не сказано ни слова.

Митя по этому поводу заметил:

— И как же так случилось, что Борис Леонидович и Зинаиде не оставил завещания? Ведь родня и окружение Большой дачи так настойчиво и энергично повсюду распространяли слухи о том, что Пастернак во время болезни не хотел видеть Ольгу Ивинскую, что должно означать: ей он ничего завещать никогда не хотел, все завещает Зинаиде!

Костя передал Ивинской слова Пастернака: «Эта камарилья не дождется от меня перевода гонораров в советский Госбанк»[290].

— Конечно, текст завещания Пастернака, — говорила Ивинская, — не отвечал требованиям ЦК и органов, что и стало причиной его изъятия у поэта путем обмана. Об этом говорит и оскорбление, нанесенное родственниками Пастернака лично Зое Маслениковой.

Сама Масленикова в своих воспоминаниях пишет об этом так:

Возвращаясь с похорон Пастернака, я узнала от Елены Тагер, что надгробие уже заказано Саре Лебедевой[291]. Но ведь Борис Леонидович не раз говорил, что моя работа и будет надгробием!

Застала семью дома за обедом. Объяснила, что Борис Пастернак ясно и неоднократно выражал волю о том, чтобы надгробие ему сделала я. «Ну мало ли что он говорил, — услышала я в ответ. — Не надо придавать значение каждому его слову». Я была так поражена, что тут же ушла, чтобы не расплакаться или не сказать лишнего[292].

Ольга Ивинская полагала, что, выкрав завещание Пастернака, «органы не допускали исполнения ни одного из его положений, чтобы не вызвать вопросов о содержании остальных, важнейших положений завещания. Потому и „забыли“ о скульптуре Маслениковой, которую Боря просил установить на своей могиле».

— Неприятным фактом, — отметил Митя, — на который обратили внимание участники похорон Пастернака, стал отказ Александра Леонидовича и сыновей, Евгения и Лени, сказать слова прощания над могилой отца. Над гробом пришлось бы сказать о предсмертных заветах поэта и обещать выполнить волю умершего.

Прямым указанием на то, что на Большой даче знали о завещании Пастернака, служат показания Нины Табидзе. Она дала их представителям КГБ в 1960 году. Ирина прочитала их в деле на Лубянке и на странице 177 своей книги воспоминаний написала:

Кроме слов клеветы на нас и заверений об их неведении о больших деньгах, поступавших Пастернаку как гонорары за роман, «которые получала Ивинская в сговоре с Фельтринелли и французами», есть заявление от Нины Табидзе: «Ивинская пыталась проникнуть к умирающему Пастернаку, для чего написала мне письмо, на которое я не ответила, для того, чтобы ПОЛУЧИТЬ нужные ей ЗАВЕЩАТЕЛЬНЫЕ распоряжения» (выделено мною. — Б. М.).

Примечательно, что Табидзе не говорит в показаниях следователям КГБ о том, что Пастернак не хотел видеть Ольгу. Но эта ложь тиражируется в воспоминаниях членов семейства и публикациях советских пастернаковедов.

Я спросил у Ольги Всеволодовны, почему она не рассказала о завещании в своей книге «В плену времени». Ивинская ответила:

После зверского убийства Кости Богатырева в 1976 году я не решилась писать о пропаже завещания Пастернака. Костя надеялся на помощь Генриха Белля, немецкого писателя-антифашиста, лауреата Нобелевской премии, в поиске украденного завещания Пастернака. Белль был вхож к советскому руководству. Костя был одним из лучших в стране переводчиков с немецкого языка и находился в дружеских отношениях с Беллем. Костя говорил с Беллем о Пастернаке, и тот обещал поднять вопрос о завещании на встрече с руководством ЦК КПСС. Костя сообщил, что заручился поддержкой Лени Пастернака, глубоко переживавшего свою вину перед отцом за предательство в 1958 году и перед нами — за наш с Ириной арест и тюрьму.

Накануне приезда Белля в Москву в 1976 году Костю нашли в подъезде его дома с проломленной головой. Подосланный убийца был профессионалом: пролежав несколько месяцев в больнице, Костя скончался не приходя в сознание. Белль отказался приехать в Москву, потребовав найти и наказать убийц Богатырева. Конечно, никаких убийц органы не нашли. После похорон Кости мне неожиданно позвонил Леня Пастернак и сказал, что постарается сделать то, что не успел сделать Богатырев, чтобы завещание отца было найдено. Он просил меня не верить тем, кто называет отца безответственным эгоистом.

— Отец сделал все так, как говорил вам в апреле 1960 года. После смерти отца я запретил матери писать заявление, как требовали органы, чтобы все отнять у вас, — сказал мне Леня.

Я ответила, что никогда не верила наговорам на Бориса Леонидовича, что Костя многое рассказал мне. Усилия Лени по поиску завещания отца остались неизвестны.

В ноябре 1976 года Леня неожиданно умер за рулем своей машины. Ему было всего 37 лет.

Митя в нашем разговоре о завещании Пастернака обратил мое внимание на то, что в книге «Пастернак и власть» сделаны тщательный отбор и зачистка текстов с тем, чтобы не проскочила информация о завещании, однако его уголок показался даже там. В комментариях к разделу «Организовать востребование наследства», п. 4, на странице 303 сотрудники спецархива написали: «Учитывая волю Бориса Леонидовича Пастернака, кроме сыновей Евгения и Леонида в число наследников была включена Ольга Ивинская».

— Где же могли прочитать хранители секретных архивных материалов о последней воле Пастернака, которую не посмели нарушить? — спрашивал Митя.

Непреклонность Фельтринелли, имевшего доверенность от Пастернака на исключительное право Ивинской распоряжаться его наследием, вынудила советскую власть просить «антисоветчицу, морально разложившуюся и происходившую из дворян» (текст из записки КГБ), войти в число наследников Пастернака. Только ее согласие позволило советским властям и членам семейства получить средства от зарубежных гонораров Бориса Леонидовича. Конечно, львиную долю денег забрала себе власть.

Ивинская была уверена:

— О завещании Пастернака знало и руководство ЦГАЛИ, подчиняющееся КГБ, когда в 1970 году выдало мне официальную справку № 11642 от 11 февраля 1970 года о том, что рукопись «Слепой красавицы» принадлежит мне.

В заявлении издательства Фельтринелли и официального представителя Инюрколлегии СССР, опубликованном 1 марта 1970 года в центральной газете правительства Италии «Коррьере делла Сера», говорится: «Сыновья автора и его верная спутница Ольга Ивинская, унаследовавшие во владение авторское право после кончины Бориса Пастернака, заключили с издателем Фельтринелли полноценный договор».

Этим документом, утвержденным Инюрколлегией СССР, завещание Пастернака получило юридическое подтверждение.