Читать интересную книгу Любовь небесного цвета - Игорь Кон

Особенно деликатная проблема гомоэротики — так называемый «авторитарный», «кожаный секс» (Leather sex) или «связывание и дисциплина» (bondage and discipline); психиатры называют это садомазохизмом (СМ). Существуют по крайней мере три разных сексуальных сценария, которые лишь с натяжкой можно считать разными степенями «одного и того же».

1. Господство и подчинение не требует от участников ни боли, ни унижения, оно только жестко инсценирует разные степени и формы властных отношений: учителя и ученика, отца и сына, тюремщика и заключенного, начальника и подчиненного. Господствующий партнер («Хозяин» или «Верх») обладает властью и инициирует все сексуальные действия, а подчиненный («Низ», «Мальчик», «Раб») несвободен и подвергается танталовым мукам: его наказывают задержкой или лишением удовольствия, сексуально возбуждают, дразнят, не позволяя получить желаемую разрядку.

2. Связывание и дисциплина усугубляет ролевое неравенство безусловной физической зависимостью одного партнера от другого, включая связывание, специальные упражнения и наказания. Беспомощность освобождает человека от ответственности за участие в сексуальных действиях: не я делаю, а со мной делают. Это позволяет проигрывать и такие фантазии, в которых он сам себе не признается (не он мастурбирует, а его мастурбируют, не он сосет, а его заставляют сосать).

3. Собственно садомазохизм прибавляет к этому чувство унижения и физической боли. Хотя границы допустимого устанавливаются в самом процессе сексуальной игры — иначе она была бы неинтересна — она является добровольной. Как только «низ» или «раб» подаст заранее оговоренный сигнал, «пытка» прекращается.

Склонность к «авторитарному» сексу распространена среди гетеро-, гомо- и бисексуалов приблизительно одинаково. Однако геи, в отличие от «натуральных» мужчин, чаще предпочитают подчиненные, зависимые роли, мазохизм им ближе садизма. Например, в компьютерных объявлениях, авторы которых выражали желание «поиграть» в связывание, доминантную роль хотели играть 71 % гетеросексуальных мужчин, 11 % гетеросексуальных женщин и только 12 % гомосексуальных мужчин, тогда как подчиненно-рецептивную роль предпочитали 29 % «натуральных» мужчин, 89 % женщин и 88 % геев. Так же выглядят надписи и рисунки в мужских туалетах: 71 % гомосексуалов предпочитают подчиненно-рецептивную роль, 21 % — доминантно-активную и 2 % хотели бы меняться позициями.

Психиатры долго и безуспешно пытались найти «этиологию» садомазохизма или единый тип «садомазохистской перверсии». На самом деле какие-то элементы ее присутствуют во всех эротических фантазиях и действиях. Добровольные садомазохисты, в отличие от психотиков, в своей эротической игре не пытают и не унижают, а дразнят, тантализируют и затем удовлетворяют друг друга. Их странное поведение — театр, игра как психологическая самозащита против импульсов враждебности, жестокости или вины. С настоящими насильниками и террористами эти люди предпочитают дела не иметь и считают их сумасшедшими.

Сущность мазохизма, по определению французского философа Жиля Делеза, переживание ожидания и подвешенности:

«Форма мазохизма — это ожидание. Мазохист — это тот, кто переживает ожидание в чистом виде. Чистому ожиданию свойственно раздваиваться на два одновременных потока: один представляет то, чего ожидают и что по сути своей запаздывает, всегда задерживаясь и всегда оказываясь отложенным; другой же представляет то, чего ждут, чего поджидают и что одно только и могло бы ускорить пришествие того, чего ожидают. Само собой разумеется, что подобную форму, подобный ритм времени с двумя его потоками, заполняют те или иные сочетания удовольствия-боли. Боль осуществляет то, чего ждут, удовольствие — то, чего ожидают. мазохист ожидает удовольствия как чего-то такого, что по сути своей всегда задерживается, и ждет боли как условия, делающего, в конце концов, возможным (физически и морально) пришествие удовольствия».

Авторитарная сексуальная практика уходит своими историческими корнями в древние обряды мужских инициаций, пережитки которых до сих пор сохраняются в некоторых закрытых мужских сообществах. Эти ритуалы имеют три главных этапа: 1) отделение — инициируемый изымается из привычной среды и лишается своих обычных атрибутов; 2) переход — период испытаний, трудностей и пыток, когда мальчик сам себе не принадлежит, освобождается от прежней идентичности и обретает новую; 3) инкорпорацию — включение в новую общность и обретение новых прав и обязанностей.

Ритуал вступления в сообщество включает связывание посвящаемого, раздевание его догола, привязывание или подвешивание к чему-то, осмотр и ощупывание его гениталий, шлепанье или настоящую порку, иногда символическое или реальное изнасилование. Социальный смысл этих ритуалов — безоговорочное подчинение группе и ее лидерам, готовность принять ради членства в ней боль и унижение. Посвящаемый/испытуемый не знает, что его ждет. Необычное состояние вызывает у него сильное сексуальное возбуждение, которое разряжается столь же непривычным и не зависящим от его воли способом, и только тогда, когда захотят и позволят «братья». За этой добровольно-вынужденной потерей маскулинности следует ее новое обретение в виде признания со стороны мужского братства, новая мужская идентичность, не данная от рождения, а полученная от старших мужчин.

Когда одного специалиста по связыванию спросили, «Что ты скажешь мужчине, которого ты только что связал?» тот ответил: «Мужчину не связывают. Связывают мальчика. Младшего брата. Сына. Мужчины — те, которые связывают». Раздетый и связанный мужчина низводится до положения маленького мальчика (сходство иногда усугубляют сбриванием волос на теле), который отдается во власть другого, «настоящего» мужчины, каким он может стать лишь после того, как на следующем витке своей карьеры он сам «превратит в мальчика» другого. Такова психодинамика многих жутковатых вещей, вплоть до армейской дедовщины.

Хотя практикующие такие ритуалы мужские сообщества отличаются публичной мизогинией (женоненавистничество) и крайней гомофобией, в них всегда присутствует сильный латентный гомоэротизм. Недаром ритуалы (большей частью выдуманные) посвящения в мужские студенческие или воинские братства широко представлены в гомосексуальной эротической литературе и порнографии.

Некоторые геевские теоретики возмущаются поэтизацией насилия и отношений господства и подчинения, считая, что в основе ее лежит ненависть гомосексуалов к самим себе и потребность воспроизводить собственное прошлое унижение: евреи не играют в Освенцим, черные не играют в невольничий рынок, а геям зачем-то нужно пороть друг друга или строить игрушечные камеры пыток! Но мазохистская эротика не обязательно связана с опытом реального унижения и рабства, разве что в мальчишеских играх в казаки-разбойники, она большей частью компенсаторна: «низом» хотят быть образованные, состоятельные и высокопоставленные мужчины, которые в реальной жизни находятся как раз «наверху».

«Перевертывание» отношений представлено и в гомоэротическом фольлоре. В реальном быту младших подростков нередко унижают и сексуально эксплуатируют старшие братья и сестры. В интернетном же собрании любительских гомоэротических рассказов часто проигрывается противоположная ситуация: с помощью друга-сверстника младший брат раздевает, связывает и подвергает сексуальным унижениям (мастурбация, сбривание волос на лобке, принудительный оральный секс и полное сексуальное рабство) старшего, причем последний не только принимает подчиненный статус, но и получает от этого удовольствие.

Психофизиологически, садомазохистский секс создает стрессовую ситуацию. При больших физических перегрузках, организм выделяет естественные опиоиды, так называемые эндорфины, вызывающие у человека блаженное состояние эйфории и одновременно блокирующие передачу в мозг болевых сигналов, повышая тем самым порог терпимости; человек уже не чувствует боли и не может сказать «довольно». Это очень опасный момент, когда власть и ответственность Господина становятся абсолютными. Но за напряжением и болью наступает легкость, похожая на религиозный или наркотический экстаз эйфория, а между Господином и Рабом возникает особая, почти мистическая, психическая связь.

Вот что рассказал мне учитель математики и физики и одновременно буддийский монах, знаток антропологии и истории религии Норман МакКлелланд. В отношениях со своим нынешним партнером, Норман — Раб, но в других ситуациях он бывает и Господином. Я спросил Нормана, действительно ли ему нравится испытывать боль или это только ее игровая имитация. Нет, сказал он, мне нужна настоящая, сильная, едва выносимая боль. Зачем? Чтобы снять избыточный самоконтроль. Нормана воспитывала мать-алкоголичка и мальчику пришлось очень рано взять на себя ответственность не только за себя, но и за нее. Профессия учителя также требует самоконтроля. И хотя для Нормана это привычно и вполне органично, у него есть также потребность расслабиться, почувствовать себя слабым и маленьким. Это достигается связыванием и поркой. Боль, заставляющая мужчину кричать и плакать, снимает его внутреннее напряжение и приносит не просто семяизвержение, а очищение, освобождение, настоящий оргазм. Это своего рода момент истины, где нет ни стыда, ни самоуважения, ни условностей, все вывернуто наизнанку. После этого можно снова жить и работать. А партнер Нормана получает удовольствие от своей власти над ним и от того, как он преображается от его усилий. Если его и можно назвать садистом, то совсем не в смысле маркиза де Сада.