Даже с Живкой не успел словом перекинутся — увидела меня, закрыла рот ладошкой и убежала. Вот и думай, что тут стряслось, пока я в Бари отлеживался.
Еле-еле оторвался от Папо, в наглую спер у него с вешалки халат и пошел искать Альбину. Девчонки-больничарки при виде меня реагировали как Живка — ойкали и тут же растворялись в пространстве, отчего я все больше и больше дергался.
Ну в самом деле, что случилось-то?
Альбину я нашел только в общежитии санитарок, она лежала в одежде на кровати в дальнем углу, накрыв голову подушкой и плакала.
— Аля, — погладил я плечо. — Аля… я вернулся…
Но она только всхлипывала.
— Ты не хочешь со мной поздороваться?
И тут ее затрясло в рыданиях.
В полном трансе я убрал подушку — ну как убрал, пришлось побороться, не хотела отдавать — и увидел, что к левой щеке прибинтован большой тампон.
— Что стряслось? Почему ты плачешь?
Но вместо Али ответила старшая медсестра, дама-гренадер, которую я помнил еще по Жабляку:
— При бомбежке осколком порвало щеку.
— Я теперь некрасивая, — завыла Аля. — Ты меня любить не бу-у-удешь…
У меня прямо к горлу подкатило. Вот кто я — сволочь или нет, брошу или нет? А потом вспомнил — «в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии» и все терзания потревоженной совести утихли.
— Эй, выходи за меня замуж.
Аля затихла, повернулась, поднялась и снова зарыдала, но уже у меня на плече.
В несколько ошалевшем от всего состоянии я вывалился на улицу и попал прямиком в лапы Луки:
— Владо, вот ты где, а я тебя по всему городу ищу! Пошли быстрее!
— Куда?
— В «Сокольский дом»!
— Да объясни ты толком, не тащи как муравей муху!
— Там съезд, вече, Тито будет говорить!
— На ночь глядя?
— Ну да, специально, чтобы бомбардировщики не налетели.
При входе на галерею знакомые патрульные проверили документы, потребовали сдать оружие и тщательно обыскали — береглись, чтобы никто не протащил в зал гранату или пистолет, а то мало ли. Причем опять не проверили рукава, правда, я пистолетик не взял.
В небольшой зал набилось человек двести делегатов, на галерею, наверное, еще столько же зрителей. Пока я разглядывал украшенную флагами Югославии и союзников сцену, Лука нашептывал последние новости:
— В Албании было большое совещание, партизаны со всех Балкан, наши, греки, местные, даже болгары были…
— Болгары?
— Да, их совсем немного, но за них Димитров в Москве. Теперь все действия координировать будем. А еще Джилас и Кардель написали проект демократической республики.
— Республики или республик?
— Унитарной.
— Тише, другови, тише! — раздалось снизу и в зал под аплодисменты вошли члены Верховного штаба.
Выстроенный вдоль сцены хор партизанского театра грянул «Эй, славяне!», Тито устроился в роскошном кресле в первом ряду.
Речей я практически не слушал, да и все речи у коммунистов одинаковые, кто слышал одну — слышал и все остальные, взвейся да развейся, ничего нового. Я больше разглядывал висевший на сцене даже не герб, а скорее эскиз герба: венок, звезда, все по мотивам советских. И портреты — на полотнах шкодливая рука местного художника изобразила Сталина, Черчилля и Рузвельта, но густые усы, бульдожьи брыли и болезненная худоба позволяли опознать каждого.
Потом в уважительной тишине говорил Тито, а я нагляделся на декор и прикидывал, много ли успел сделать. Сколько обучил, сколько спас, сколько нациков прикончил… По всему выходило — правильно я в Аргентину не удрал, умылись фашики кровью. Да и то, что Красная армия на Днепре на два месяца раньше заняла плацдармы, само за себя говорило, уж что Киев брали к седьмому ноября, я помнил. И в этом хоть маленькая, но моя заслуга есть, не говоря уж про кирдык Гиммлеру и захват Лёра. Интересно, икается ли Адику при имени Сабурова, или он обо мне ничего не знает? Завлекательно было бы закончить войну не только с «Партизанской звездой», но и с титулом личного врага Гитлера, там хорошая компания.
После Тито говорили и другие. Что меня сильно удивило — кроме коммунистов и давно примкнувшего к ним попа Зечевича, выступали и члены Хорватской крестьянской партии, и мусульманских организаций и какие-то «независимые демократы». То есть у нас тут не чисто коммунистический междусобойчик, а настоящее широкое движение.
Зал оживился, когда зачитывали проект создания Демократической республики Югославии — с признанием национальных прав всех народов страны, но без национальных республик. Льстила, конечно мысль, что это мои любительские выкладки поколебали марксистские догмы, но вряд ли. Скорее, сами товарищи коммунисты доперли, что маловат у них масштаб играться в «балканский СССР». Или из Москвы подсказали, но это вряд ли.
Далеко заполночь проголосовали за создание Национального комитета освобождения и выбрали «министров» — а что, четников нет, правительство в изгнании своей опоры лишилось, можно не стесняться. Фигу лондонским малость скрасили разрешением вернуться в страну после войны и подтверждением права частной собственности.
Уже под утро, часика в четыре, на трибуну поднялся незнакомый мне член словенской делегации, солидно откашлялся и предложил, наконец, присвоить товарищу Тито звание маршала Югославии.
Зал мгновенно утонул в овациях.
Ну что же, здесь все без изменений и теперь Иосип Францевич получит такую привычную мне приставку перед фамилией.
Сразу же после единогласного голосования перед сценой снова выстроился хор театра и грянул заготовленное:
Уз маршала Тита,
Jуначкога сина,
нас неће ни пакао смест'!
Ми дижемо чело,
Ми крочимо смјело
и чврсто стискамо пест!
С маршалом Тито,
Земли нашей сыном,
Не страшен ни черт и ни враг!
Нам сердце велело
Вперед идти смело
Крепко сжимая кулак!
Историческая справка №4
Bandenvernichtungstruppe (группы по уничтожению банд) немцы создавали с лета 1943 года из добровольцев, служивших в хорватских дивизиях Вермахта и фольксдойче дивизии «Принц Ойген».
Бойцов, помимо тактики и владения оружием, обучали действиям в ночное время, ориентированию, медицинской помощи, методам сбора информации. Особое внимание уделялось маскировке под партизан, для чего специально собирали трофейную форму, одежду, знаки различия, нашивки и пилотки. Также бойцы должны были знать местные обычаи, песни, звания НОАЮ и внутренние традиции партизан, а также персональный состав командиров и комиссаров в районе действия.
После первых относительно успешных акций (в основном, атак на слабозащищенные штабы и госпиталя), командование НОАЮ создало подразделения по охране тыла — Bataljona protiv pete kolone в Хорватии, подразделения Службы разведки и безопасности в Словакии, особые и тыловые части в Черногории и Санджаке.
В целом, при постоянно растущих численности НОАЮ и поддержке населения, деятельность немецких групп особого эффекта не имела.
Николай Васильевич Корнеев (1900–1976) — генерал, военный дипломат и разведчик. В РККА с 1919 года, службу начал командиром взвода связи. Закончил Высшую военную школу связи и Военную академию имени Фрунзе, служил советником в Китае, с 1929 года — на должностях в различных штабах и Разведупре, преподавал в Академии Генштаба.
Участвовал в советско-финской и Великой Отечественной войне начальником штабов и командующим ряда армий. С декабря 1943 года — глава советской военной миссии при НОАЮ, занимался организацией взаимодействия с партизанами, английской и американской миссиями. Ранен при бомбардировке Верховного штаба.
После Войны служил в Разведупре, преподавал в академии имени Ворошилова. Награжден двумя орденами Ленина, тремя Красного знамени и другими наградами.
Векослав Любурич (1914–1969) — хорватский националист, усташ, офицер Независимого Государства Хорватия.