— Я напугана, Владыка, напугана больше, чем когда-либо думала, что смогу быть напугана.
— Не бойся меня. Я не могу быть иначе, как нежным с моей Хви. Что до прочих опасностей, мои Рыбословши заслонят тебя от них своими телами. Они не осмелятся допустить, чтобы у тебя хоть волос с головы упал!
Хви, поднявшаяся на ноги, вся дрожала.
Лито увидел, как глубоко подействовали на нее его слова, от этого ему стало больно. В глазах Хви блестели слезы. Она крепко стиснула руки, чтобы унять их дрожь. Он знал, что она по своей воле последует в Твердыню. Неважно, о чем он попросит, ее ответ будет таким же, как ответ Рыбословш:
— Да, Владыка.
И Лито вдруг понял, что, если бы она могла обменяться с ним местами, принять на себя его ношу, то она бы это предложила. То, что она не могла это сделать, делало ее боль еще горше. Ее высокая разумность происходила от проникновенной чуткости, и без гедонистических слабостей Молки. Она была устрашающа в своем совершенстве. Все в ней снова и снова убеждало в том, что она — именно тот тип женщины, которую, если бы ему удалось превратиться в нормального мужчину, он пожелал бы (НЕТ! ПОТРЕБОВАЛ БЫ!) себе в супруги.
И икшианцы это знали.
— Теперь оставь меня, — прошептал он.
~ ~ ~
Я для моих подданных — и отец, и мать. Мне знаком экстаз рождения и экстаз смерти, мне уже ведомо то, что вы еще должны усвоить. Не скитался ли я, одурманенный, через космос очертаний? Да! Я видел ваши четкие силуэты против света. Тот космос, про который вы мните, будто видите и ощущаете его — космос моей грезы. На нем сосредоточена моя энергия, я есмь в каждом царстве и я есмь все царства. Отсюда, вы рождены.
Украденные дневники
— Мои Рыбословши сообщили, что ты сразу же после Сиайнока отправился в Твердыню, — сказал Лито.
Он обвиняюще поглядел на Айдахо, стоявшего рядом с тем местом, где час назад сидела Хви. Так мало прошло времени, а у Лито было чувство, будто между этими двумя событиями пустота столетий.
— Мне нужно было время подумать, — ответил Айдахо. Он поглядел на затемненную яму, где покоилась тележка Лито.
— И поговорить с Сионой?
— Да, — Айдахо поднял свой взор на лицо Лито.
— Но ты искал Монео, — сказал Лито.
— Тебе что, докладывают о каждом моем шаге? — осведомился Айдахо.
— Не о каждом.
— Порой человеку нужно побыть одному.
— Разумеется. Но не обвиняй Рыбословш за то, что они заботятся о тебе.
— Сиона сказала, ей предстоит испытание!
— Вот почему ты искал Монео!
— Что это за испытание?
— Монео знает. Я предположил, что именно поэтому ты и хотел с ним повидаться.
— Ты ничего не предполагаешь! Ты ЗНАЕШЬ!
— Сиайнок выбил тебя из колеи, Данкан. Я сожалею.
— Да имеешь ли ты хоть какое-нибудь понятие, на что это для меня похоже… быть здесь?
— Жребий гхолы нелегок, — сказал Лито. — Некоторые жизни труднее других.
— Мне не нужно никакой философии для малолетних!
— Чего же тебе надо, Данкан?
— Мне надо кое-что знать.
— Например?
— Я не понимаю никого из, окружающих тебя людей! Ничуть не смущаясь, Монео рассказывает мне, что Сиона входит в число мятежников против тебя. Его собственная дочь!
— В свое время Монео тоже был мятежником.
— Ага, понимаешь, что я имею в виду? Ты и его испытывал? — Да.
— Ты и меня испытаешь?
— Я и сейчас тебя испытываю.
Айдахо обдал его жгучим взглядом, затем сказал:
— Я не понимаю твоего управления, твоей Империи, ничего не понимаю. Чем больше мне открывается, тем меньше я понимаю, что происходит.
— Как удачно, что ты открыл для себя дорогу к мудрости, — сказал Лито.
— Что? — ярость оскорбленного, которую Айдахо не мог сдержать, возвысила его голос до боевого рыка, заполнившего небольшое помещение.
Лито улыбнулся.
— Данкан, разве я не говорил тебе, что думать, будто что-то знаешь, — самое идеальное препятствие против того, чтобы учиться чему-нибудь?
— Тогда, объясни мне, что происходит.
— Мой друг Данкан Айдахо приобретает новую привычку. Он учится всегда глядеть за пределы того, что, по его мнению, он знает.
— Ладно, ладно, — Айдахо медленно покачал головой в такт этим словам.
— Так что же скрывается за тем, что мне дозволено было принять участие в этом Сиайноке?
— Я привязываю Рыбословш к командующему моей гвардией.
— Я должен отбиваться от них! Эта свита, что сопровождала меня в Твердыню, хотела сделать привал, устроить оргию. И те, что везли меня сюда, назад, когда ты…
— Они знают, как я радуюсь, когда вижу детей от Данкана Айдахо.
— Черт тебя побери! Я не твой племенной жеребец!
— Кричать нет надобности, Данкан.
Айдахо несколько раз глубоко вздохнул, затем сказал:
— Когда я отвечаю им «нет», они сперва напускают на себя обиженный вид, потом обращаются со мной, как с каким-нибудь чертовым, — он покачал головой, — святым или вроде этого.
— Разве они тебе не повинуются?
— Они не задают никаких вопросов… если только это не противоречит твоим приказам. Я не хотел возвращаться сюда.
— И все же они тебя сюда доставили.
— Ты чертовски хорошо знаешь, что у тебя-то они из повиновения не выйдут!
— Я рад, что ты вернулся, Данкан.
— Мне и заметно!
— Рыбословши знают мое особое отношение к тебе, как я тебя люблю, сколь многим я тебе обязан. Это никогда не вопрос повиновения или неповиновения мне, когда дело касается тебя или меня.
— Вопрос чего же это тогда?
— Верности.
Айдахо погрузился в задумчивое молчание.
— Ты ведь ощутил силу Сиайнока? — спросил Лито.
— Мумба Юмба.
— Тогда почему же тебя это тревожит?
— Твои Рыбословши не армия, это полицейская сила.
— Именем моим заверяю тебя, что это не так. Полиция неизбежно развращена.
— Ты искушал меня силой, — обвинил Айдахо.
— Таковы испытания, Данкан.
— Ты мне не доверяешь?
— Я безоговорочно доверяю твоей верности Атридесам, без всяких вопросов.
— Тогда зачем же этот разговор о развращенности и испытаниях?
— Никто иной, как ты, обвинил меня, что я имею полицию. У полицейского всегда перед глазами, что преступники преуспевают. Только самый тупой полицейский не способен понять, что позиция власти — самая выгодная позиция, достижимая для преступника.
Айдахо облизал губы и с явной озадаченностью поглядел на Лито.
— Но есть же моральная подготовка… я имею в виду, юрисдикция… тюрьмы для…
— Что хорошего в законах и тюрьмах, когда нарушение закона не является грехом? Айдахо чуть склонил голову направо.
— Ты что, пытаешь убедить меня, будто твоя чертова религия…
— Кара за грехи может быть весьма экстравагантной.
Айдахо ткнул большим пальцем через плечо, в сторону двери, за которой находился внешний мир.
— Все эти разговоры о смертных приговорах… эта порка и…
— Где это только возможно, я стараюсь обходиться без временных законов и тюрем.
— Но у тебя ведь должны быть хоть какие-то тюрьмы!
— Неужели? Тюрьмы нужны только для создания иллюзии эффективной работы судов и полиции. Они нечто вроде страховки от безработицы.
Айдахо чуть повернулся и указующе ткнул пальцем в сторону входной двери.
— У тебя целые планеты стали тюрьмами!
— Я так полагаю, любое место можно воспринимать как тюрьму, если именно так сориентированы твои иллюзии.
— Иллюзии! — Айдахо ошарашенно уронил руку.
— Да. Ты говоришь о тюрьмах, полиции, юрисдикции, о чистейших иллюзиях, скрываясь за которыми власть может успешно притворяться — в то же время вполне четко зная, что это ниже ее собственных законов.
— И, по-твоему, с преступлениями можно справиться с помощью…
— Не с преступлениями, Данкан, с грехами.
— Значит, по-твоему, твоя религия способна…
— Обратил ли ты внимание, что у нас является основными грехами?
— Что?
— Попытка развратить члена моего правительства, либо развращение, исходящее от члена моего правительства.
— В чем выражается это развращение?
— По сути своей, это нежелание признавать и поклоняться святости Бога Лито.
— Тебе?
— Мне.
— Но ты говорил мне в самом начале, что…
— По-твоему, я не верю в свою собственную божественность? Осторожней, Данкан.
Голос Айдахо прозвучал с той бесстрастностью, которая является свидетельством гнева.
— Ты говорил мне, одной из моих задач является хранить твой секрет, что ты…
— Ты не знаешь моего секрета.
— Что ты тиран? Это не…
— У богов больше власти, чем у тиранов.
— Мне не нравится то, что я слышу.