Впрочем, пусть читатель не думает, будто на беспалубных судах вовсе не было никаких укрытий для груза и команды. На морских каравеллах тоже имелись кормовые и носовые надстройки, соединявшиеся переходами, а груз, чтобы предохранить его от воды, закрывали парусиной.
После всего сказанного даже неискушенному «сухопутному» читателю должно быть ясно, с какими скудными средствами собирался Колумб осуществить свое великое предприятие. А опытного моряка их ничтожность и полное несоответствие с целью и возможными опасностями должны просто поразить!
Однако не следует думать, будто моряки тех времен считали эти средства совершенно недостаточными. Если бы такие старые морские волки, как Пинсоны, не рассчитывали на благополучный исход плавания, они не стали бы добровольно рисковать собственным судном, деньгами и жизнью.
Глава XIV
Там, где безбрежна моря синева,
Свободен разум и душа жива;
Где ветер свищет, пену с волн срывая,
Владенья наши без конца и края.
Байрон
Едва вступив на палубу «Санта-Марии», Колумб ушел к себе, и в тот вечер Луису больше не довелось с ним поговорить. Правда, в качестве адмиральского секретаря юный граф занимал часть той же самой каюты, однако великий мореплаватель был так занят последними приготовлениями к отплытию, что ему нельзя было мешать. Почти до полуночи Луис расхаживал по палубе, мечтая о Мерседес, а когда вернулся к своей койке, то увидел, что Колумб уже спит крепким сном.
Назавтра была пятница. Не мешает заметить, что самое великое и успешное плавание в истории человечества началось в пятницу, хотя моряки давно уже считают ее несчастливым днем и даже часто откладывают отплытие, опасаясь каких-то неведомых роковых последствий.
Утром Луис вышел на палубу одним из первых, однако, подняв глаза, увидел, что адмирал уже стоит на полуюте, который играл роль запретного для всех остальных капитанского мостика. Отсюда адмирал наблюдал за ходом своей эскадры, управляя движением судов и отдавая приказы, здесь же он производил астрономические наблюдения или просто прогуливался в часы досуга. Капитанский мостик «Санта-Марии» был невелик, всего футов одиннадцать в ширину и чуть поменьше в длину, зато он был обособлен и оттуда открывался хороший обзор.
Как только адмирал — или дон Христофор, как его отныне называли, ибо назначение на эту высокую должность давало ему права и привилегии дворянина, — как только дон Христофор заметил Луиса, он кивком пригласил юношу подняться наверх и стать рядом с ним.
Хотя все силы малочисленной экспедиции в общей сложности уступали мощи одного небольшого современного военного корабля, покровительство королевы, серьезность и до стоинство самого Колумба и большинства его соратников, а также таинственность неведомой цели с самого начала придали всему предприятию характер особой значительности, никак не отвечавшей его весьма скромным средствам. Чтобы усилить свое влияние на склонных к недовольству матросов и внушить им уважение к своему высокому званию, Колумб не допускал малейшей близости между собой и экипажем. Он предвидел, что настанет день и ему понадобится весь его авторитет, а потому уже сейчас отдавал приказы только через Пинсонов или своих кормчих. Опыт подсказывал Колумбу, что, когда люди на долгие месяцы заключены в тесное пространство корабля, заставить их выполнять свой долг и удерживать в повиновении можно, только строго соблюдая субординацию. Поэтому он придавал особое значение тому, как к нему обращаются и как исполняют его приказы, зная, что от этого зависит его власть.
В этом и заключается один из секретов корабельной дисциплины. Даже мятежникам можно внушить к себе уважение, а когда оно завоевано, никто уже не решится ослушаться человека, который на голову выше остальных на борту. Мы знаем множество случаев, когда просьба или поручение такого человека выполнялись безоговорочно, в то время как даже приказ капитана, не обладающего столь высоким авторитетом, ни на кого не действовал.
— Сеньор Гутьерес, постарайтесь быть поблизости от меня! — громко сказал Колумб, называя Луиса тем именем, которое тот якобы скрывал как свое настоящее, называясь просто Педро де Муньосом.
Колумб знал, что на корабле всегда найдутся любители подслушивать чужие разговоры, и хотел, чтобы юношу считали одним из приближенных короля.
— Ваше место здесь! — продолжал он. — И здесь мы оба будем проводить большую часть времени, пока не доплывем до Катая и не проникнем во владения великого хана. Отныне наш путь лежит только вперед, через океанский простор, и мы с него не свернем!
С этими словами Колумб показал на развернутую на оружейном ящике карту и уверенно провел пальцем по проложенному курсу. note 49
На карте были изображены очертания Европы со всеми известными тогда географическими подробностями и часть Африки примерно до берегов Гвинеи, за которой начинались неведомые земли — terra incognita для ученых того времени.
Открытые несколькими поколениями ранее Канарские и Азорские острова тоже находились на своих местах. Зато вся западная часть Атлантического океана была украшена совершенно фантастическими контурами, которые должны были изображать восточное побережье Индии, а может быть, и Катая. Тут же был остров Сипанго, или Япония, и еще групна каких-то островов, начертанных главным образом по описаниям Марко Поло и его спутников.
Благодаря любопытной случайности остров Сипанго и на этой карте оказался примерно на той же долготе, что город Вашингтон, то есть тысячи на две лиг восточнее, чем на самом деле. Но может быть, именно этот просчет Колумба, неправильно определившего земную окружность, и спас смелую экспедицию от неминуемого провала.
Впервые с тех пор, как Луис решил отправиться вместе с Колумбом, в нем пробудился настоящий интерес к великому предприятию. Он живо склонился над незнакомой картой. Только сейчас предстала перед ним вся грандиозность цели генуэзца, только сейчас он понял, сколько тайн природы может быть раскрыто и какие огромные результаты могут быть достигнуты в случае успеха.
— Клянусь святым Дженнаро Неаполитанским, — вскричал он (одним из недостатков графа Луиса была привычка к месту и не к месту поминать иноземных святых, словно для того, чтобы показать людям, где он побывал и чему научился в своих странствиях), — клянусь святым Дженнаро, дон Христофор, будет великой заслугой, если мы найдем дорогу через столь обширное водное пространство, но еще большей — если мы когда-нибудь сумеем вернуться!