Читать интересную книгу Понурый Балтия-джаз - Валериан Скворцов

- Товарищи, - сказал Дубровин. - Вы, наверное, догадываетесь, что означает наш общий сбор.

- Кажется, да, - жеманно откликнулась Воинова.

- Я - нет, - сказал я.

- Вы, господин Шемякин, особое дело, - мягко отметил, как бы снисходя и выводя меня своим обращением в разряд исключения из рядов товарищей, Дубровин. - Так вот... С этой минуты прошу считать оперативное задание, с которым приехал товарищ Шлайн, завершенным. Вячеслав Вячеславович, прошу!

Бородатый, скребанув ножками отодвинутого стула, зашел за спину Дубровина. Сюрреалистическая картина: Дубровин имел две головы - свою и стоявшего за ним коротышки.

- Возможно, я покажусь непривычно многословным. Однако, не секрет, что подходы к этому... скажем, визиту этого... генерала Бахметьева в наши края, то есть в эту страну, это самое... то есть сюда, на Балтику, к нам... не у всех до текущего момента были, так сказать... сходными. Именно... Да. Прошу вспомнить, что все мы, как бы там ни было... как бы там ни было, значит... русские люди, дети родины.. и в условиях работы, которая сделалась теперь здесь закордонной. Тем более, таким образом... мы не можем тянуть разноголосицу... как у дедушки Крылова Лебедь, Рак и Щука. Я приветствую решение Дубровина. И считаю его установкой. У меня все.

Бородатый вернулся к стулу, подпихнул его под себя. Наверное, он едва доставал ногами до пола.

- У вас есть вопросы, господин Шемякин? - спросил Дубровин.

- Есть, - сказал я. - Не вопрос. Просьба. Вы - организованные люди. Вы правильно поймете, если я попрошу товарища Шлайна... - я упивался этим обращением, - ...распорядиться в отношении моих дальнейших действий в связи с завершением его миссии. То есть я хочу получить возмещение сделанных расходов, ощутимых для моего личного бюджета. Я не стал бы обращаться с этим при посторонних...

Посторонние не повели и бровью.

Шлайн, не отворачиваясь от окна, дернул подбородком, как бы не одобряя сказанного, и ухмыльнулся. Я все ждал, что он побежит вдоль стола или от окна к двери, как всегда при обсуждении каких-либо вопросов. Но он сидел, положив вылезшие из манжет волосатые руки на колено, и раскачивал, не переставая, другой ногой. Я вдруг почувствовал, что теперь он - спокоен.

- ...Но раз уж меня, работающего исключительно по разовому контракту, пригласили сюда, я бы желал...

- Да ладно, Шемякин, не придуривайтесь, - перебил Вячеслав Вячеславович. - Не крутите волу хвост. Ваше отношение к деньгам известно. Для вас это и бог, и царь, и воинский начальник. Только это и делает вас... как бы сказать... относительно приемлемым. Вы должны знать ваше место... Сейчас Шлайн скажет то, что и следует сказать вам. Не больше и не меньше. И то, что вы заслужили. Так ведь, Ефим Павлович?

Я и не знал, что Шлайн - Павлович.

- Бэзил Шемякин, - сказал Ефим, - ваша работа закончена. Контракт считается прекращенным. Согласно его условиям, вы получите половину полагающегося вам гонорара. По расходам представьте счета и остальное, что посчитаете нужным. Если нечего добавить к сказанному ранее, свободны.

Вставая и забирая со стола кепку, я сказал:

- Слушаюсь, товарищ Шлайн. Могу идти?

- Какие у вас планы, господин Шемякин? - спросила Воинова.

- Сдать финансовый отчет, отправиться в аэропорт и вылететь в связи с особенностями моей визы на Запад, потом домой, на Волгу, мадам.

У неё порозовела серая шея. Обращение "мадам" ей понравилось. Мне показалось, что теперь, когда со мной покончено и я поставлен на место, все присутствующие вдруг решили, что, возможно, я мог бы заслужить и большее снисхождение в глазах Вячеслава Вячеславовича.

- На Волге это - где? - спросила Воинова, разрешая немного поговорить в их компании.

- Почти в Кимрах, мадам.

Они дезавуировали Шлайна. Прикончили мое доверие к нему лично и к тому, что он держит слово, в особенности, когда это касается главного, по их мнению, для меня - денег. Прикончили его отношения со мной, а теперь прикончат - это они и хотели показать, пригласив меня на совещание, - его карьеру в отместку и взамен того, что не устранили меня физически. Чтобы я радовался, что выкрутился, и тем унизить Ефима ещё больше.

Так они полагали.

Вячеслав Вячеславович скучающе смотрел в окно. Дубровин кивнул Воиновой.

- Я провожу вас, - сказала она мне, - помогу пройти у дежурного.

И пошла первой. В коридоре, почти в конце, она круто повернулась и остановила меня.

- У вас с собой купюры?

- Какие именно? - ответил я вопросом.

- Из конверта, попавшего в ваши руки вчера.

- С рисунком черепахи?

Мне показалось, что она колеблется.

- Меня интересуют купюры, - прошипела Воинова.

- Деньги всегда считались законным трофеем. Чтобы никого не обижать, давайте решим, что я их нашел... Ну, раз вы это подсмотрели, я готов поделиться. Отдать все - несправедливо.

Ее глаза, иначе не скажешь, сочились ненавистью.

- Верните купюры. Это приказ.

- Я уволен две минуты назад, контракту конец, и окончательные расчеты мне предложено завершить с товарищем Шлайном. Какой теперь приказ? Так, мадам?

- Верните во избежание неприятностей.

- От денег одни неприятности, я согласен, но...

- Неприятности для вас начнутся у первой же кассы, где вы расплатитесь этими деньгами... Хорошо. Поступим иначе. Отдайте купюры. Я возмещу сумму эстонскими кронами. Мне нужны именно те купюры.

- Решено.

Оттянув воротник свитера и запустив за него руку, я вытащил из нагрудного кармана рубашки высушенный на кухне Йоозеппа бумажник, сохранивший форму моей ягодицы. Извлек сложенную пачку липучих купюр.

Марта Воинова пересчитала и просмотрела их дважды.

- Все, - подтвердила она. - Прибавьте сумму к расходам по вашему финансовому отчету, который представите Шлайну. Укажите, что это расходы на квартиру. Они будут приняты.

Светило солнце, мокрый тротуар высох, многие мужчины и женщины разгуливали без головных уборов. Не застегивая шубы под ласковым ветерком, я оттопырил руку в перчатках Вячеслава Вячеславовича, чтобы остановить такси.

Номера купюр я переписал накануне.

Лавка Тоодо Велле при свете дня показалась бедноватой и несуразной, в особенности после переоформления витрины.

В окне обок стеклянной двери, мутной и блеклой, поскольку неоновый арбалетчик исчез с тротуара, теперь сидели пластилиновые джазмены с набором положенных инструментов. Художник наделил музыкантов в группе струнных, щипковых, клавишных и ударных оскаленными улыбками и восторженно поднятыми бровями, а в группе духовых - пивными животами, надутыми щеками и выпученными от натуги глазами. На всех были студенческие фуражки Таллиннского университета. Черная леди в декольте до диафрагмы грызла зажатый в кулаке шоколадный батончик, заменявший микрофон. Саксофонист делал альтисту рожки преувеличенно огромными пальцами, начинающими надпись "Velle".

Но музыка оставалась неизменной - злосчастная румба "Сюку-сюку" Рохаса.

Под которую за прилавком заливалась слезами Марика.

- Это все вы, господин Шемякин, - сказала она, вытаскивая из кокетливой, отделанной кружевцами розовой коробки бумажную салфетку. Я вытянул мягкий листочек из пальцев хромоножки, сложил вдвое и бережно, по очереди промокнул её щеки. Она не пользовалась косметикой. И выглядела помолодевшей.

- Что "все" и почему это "все" исторгает ваши слезы? - спросил я.

- Ефим уходит со службы, у него неприятности... Утром приезжал Дубровин. Они кричали друг на друга, я слышала. Трудно поверить, что люди могут так безобразно ссориться! Они встретились в приемной, там... Дубровин сказал, что выбор Шемякина оказался ошибочным, что вы подвели и его, и Ефима. Сегодня утром, после ухода Дубровина, Ефим сказал, что необходимо перехватить вас, прежде чем вы попадете в представительство. Иначе прахом пойдет все, над чем он работал эти дни! Ефим сказал, что если в отношении вас они настоят на своем, он выйдет в отставку и поселится в Таллинне...

Мой "ЗИГ-Зауэр" лежал в стальном ящике кассового аппарата.

Марика выбила какую-то сумму, ящик, звякнув, выскочил, и я забрал оружие. Запихнул сзади под ремень на вельветовых брюках.

- Вы знаете, Ефим сделал мне предложение...

Она нашла силы улыбнуться вспухшими губами, правда, не очень-то уверенно.

- И будет работать продавцом в лавке Тоодо Велле, и сказал, что вы как-нибудь проживете и без московской дотации, выкупите лавку и все такое, и так далее?

- Он с вами обсуждал эту возможность? - спросила Марика.

- Мы делали с ним подсчеты по сему поводу. Нам помогал, кстати говоря, Дубровин и ещё один джентльмен и одна леди после того, как вы перехватили меня. Ефим должен был решить со мной некоторые финансовые формальности ещё до этих подсчетов. Мне кажется, он хочет, чтобы мы остались партнерами надолго...

- Папа говорит, что теперь, когда все круто переменилось, глупо жить по старому.

Она посмотрела мне в глаза: насколько я серьезен?