Как только Саймон закрыл дверь кабинета, и они с сестрой остались одни, Наоми закружила его, озорно улыбаясь.
— Боже мой, Саймон, ты действительно знаешь толк в том, как превратить приезд в волнующее событие! — сказала она, рассмеявшись. Музыкальные переливы её смеха всегда, даже в самые трудные времена, вызывали улыбку на лице брата.
— Не могу поверить, что матушка отправила тебе письмо в дорогу, — простонал он. — Зато представляю, что было написано в этом послании.
— Ну, хорошего в нём было мало, признаю, — сказала Наоми, усаживаясь в кресло, и согласно кивнула, когда Саймон показал на бутылку с хересом. — Но должна сказать, что Лилиан понравилась мне, даже, несмотря на то, что я видела её лишь несколько минут. Всякий раз, когда я смотрела на неё, она выглядела испуганной мышкой перед лицом грозного кота. Полагаю, как только она справиться с этой маленькой проблемой, то прекрасно впишется в наш круг.
Саймон поджал губы, вручая бокал сестре. Он и раньше замечал, что Лилиан не чувствует себя уверенно в обществе. Наоми была очень любезна, даже сердечна с ней, и всё равно Лилиан беспокойно переминалась, теряя уверенность всякий раз, когда полагала, что никто на неё не смотрит.
— Вполне возможно, что её испуганный вид связан с презрением, с которым к ней относится наша матушка, — со вздохом сказал Саймон.
Наоми нахально подмигнула ему:
— Ещё одно очко в её пользу.
В ответ они рассмеялись, но смех Саймона быстро стих. Когда он был ребёнком, отсутствие близких, родственных отношений с матерью причиняло ему сильную боль. Особенно сильную, потому что к Наоми герцогиня относилась совсем по-другому: души не чая в дочери и полностью игнорировала сына. Будь на месте Наоми другая сестра, она вполне возможно стала бы подобно матери плохо относиться к брату.
Но Наоми никогда так не поступала. Всегда, сколько он себя помнил, она любила его, защищала от вспышек гнева, дурного настроения матери и даже иногда относилась к нему совсем по-матерински, хотя сама была ещё ребёнком. Частенько он ловил на себе её виноватый и грустный взгляд. Да, это были тяжёлые времена.
— Признаюсь честно, Саймон, — сказала Наоми, прерывая его грустные воспоминания. Сейчас она была сама серьёзность. — Я бы никогда не смогла упрекнуть хоть в чём-то женщину, которую ты полюбишь. В конце концов, у тебя безупречный вкус.
Саймон поставил свой бокал.
— Не припоминаю, чтобы говорил, будто я полюбил, — сказал он, неожиданно смутившись. — Этот союз был единственным выходом из ситуации, почти навязанный нам.
Закрыв глаза, Наоми воздела руки, как будто бы защищаясь:
— Понимаю, матушка упоминала о запущенном отцовском кабинете и твоих работах с его бумагами. Расскажи мне обо всём подробнее. Ведь как получается, если я долгое время не вижу тебя, мне кажется, что ты всё ещё тот малютка, который бегал по дому в коротких штанишках. Не хотелось бы портить этот замечательный образ, заменяя его на другой, более неприятный.
Неожиданно для себя, Саймон засмеялся:
— Мои извинения. Я всё ещё невинен, как агнец Божий, если это поможет тебе спокойно спать по ночам.
Открыв один глаз, она шаловливо показала ему язык:
— Да, это мне немного поможет… — Отставив в сторону бокал, Наоми продолжила: — Скажи честно, Саймон, ты действительно не любишь её? Ты ведь совсем недавно повстречал её, может всё не так уж и плохо? И мне, в самом деле, интересно: как ты думаешь, сможешь ли полюбить её? Ведь целая жизнь — это слишком долгий срок, чтобы провести его рядом с нелюбимым человеком.
Размышления над этим вопросом неизбежно привели Саймона к мыслям о Лилиан. Он желал её с той самой минуты, как она вышла из кареты, и чем дальше, тем сильнее становилось это чувство, отчасти даже вопреки его воле. И одно только желание не смогло бы поддержать его интерес к девушке. Он не был повесой и не думал только одним местом, как некоторые из его знакомых. В его жизни было много «неподходящих» женщин, но никогда он не преследовал их с особой настойчивостью с целью удовлетворить лишь свои мужские потребности.
Нет, кроме потребности в физической близости с Лилиан, было что-то ещё, что подогревало его интерес к ней.
— Почти с первой минуты, — задумчиво произнес он, — она заинтриговала меня. Есть в ней какая — то тайна, загадка, которую невозможно сразу разгадать. То она приветлива и дружелюбна, а секундой позже выглядит так, словно не может даже смотреть на меня. И всякий раз, общаясь с ней, меня поражает не только её красота, но и сообразительность. Она весьма остроумна и способна постоять за себя в словесном поединке, настаивая на своём.
Наоми чуть приподняла бровь:
— Согласна, что это может заинтриговать. Большинство нынешних дебютанток настолько глупы и неинтересны, что заставляют скучать до невозможности. Конечно, умная девушка, умеющая сказать что-то к месту и вовремя, будет выделяться на их фоне. Но ты всё ещё не ответил на мой вопрос, Саймон. Как ты думаешь: ты полюбишь её?
Закрыв глаза, Саймон вспомнил все те мгновения, что они провели вместе. Иногда Лилиан бывала сдержанной и отчуждённой, а иногда — любезной и дружелюбной. Когда он признался ей, что у него есть незаконнорожденный брат, казалось, она сумела осознать ту боль, что ему причинило это открытие. Она поддержала его, утешала его. И однажды, доверившись ей, он понял, что давно отбросил в сторону сомнения в том, рассказывать ли ей всю правду или нет. И всё это вытеснило огромное облегчение от того, что теперь ему есть, с кем разделить свою боль.
— Да, — медленно сказал он, наконец, открывая глаза. — Возможно, со временем я смогу её полюбить.
Всё ещё оглушённый этим открытием, Саймон понял, что улыбается. Ведь сама мысль о том, чтобы влюбиться в свою будущую жену была, в самом деле, очень приятной, даже манящей. Да, у них впереди ещё много лет, чтобы искать расположение друг друга, пока будут способны разделять вместе свою страсть в постели. Какая заманчивая перспектива!
Наоми улыбнулась ему:
— Замечательно. Рада это слышать. В конце концов, это лучше, чем брак нашего отца с матушкой.
При одном лишь упоминании о родителях и их несчастном браке, в одно мгновение из головы Саймона исчезли все мысли о Лилиан. Но теперь, он начинал по-настоящему понимать, что послужило тому причиной. Ведь иногда правда выясняется самым необъяснимым образом.
— Да, конечно, отец… — прошептал он, искоса посматривая на сестру.
Должен ли он посвятить её в подробности того, что узнал? С общепринятой точки зрения её, как и любую другую женщину, следовало бы оградить от столь вульгарных подробностей. С другой стороны, он чувствовал, что неправ, держа это от неё в секрете. Если он имел право узнать об истинном лице своего отца, то почему она не имела? Они оба в равной степени любили и уважали покойного герцога.