российской революции. Все меры, какие необходимы для его внешней и внутренней безопасности и продовольствия его населения, принимаются со всей энергией».
16 марта 1918 года Всероссийский съезд советов утвердил перенос столицы в Москву с оговоркой «временно» (теоретически предполагалось, что после исчезновения германской угрозы правительственные органы вернутся в Петербург). 30 декабря 1922 года перенос столицы был утвержден Первым Всесоюзным съездом Советов и с этого момента Москва официально стала «постоянной» столицей СССР.
Глава шестая. «Этот город бессонный, похожий на сон, где сияющий шпиль до звезды вознесён»
Этот город бессонный, похожий на сон,
Где сияющий шпиль до звезды вознесён,
Город башен и арок и улиц простых,
Полуночный, прозрачный, как пушкинский стих,
Снова он возникает из мглы предо мной,
До безумия – прежний, до горя – иной.
Павел Николаевич Шубин
Колыбель революции
Потеряв столичный статус, Петроград нисколько не потерял в престиже. Более того – приобрел. Столиц в мире много, в ряде стран их вообще по две, а Колыбель Революции, с которой началась новая история человечества – всего одна. Или, если хотите, Город Трех Революций – Октябрьской, Февральской и Революции 1905 года. Правда, в 1905 году вооруженная борьба достигла высшей точки в Москве (в Петербурге вовремя были произведены аресты революционеров), но началось-то всё равно с Кровавого Воскресенья, с расстрела рабочей депутации у Зимнего дворца.
Присвоение Городу имени Ленина тоже сыграло определенную положительную роль – обеспечило ему неусыпное внимание высшего руководства страны, что в эпоху перманентного дефицита было крайне важно. Ленинград снабжался продуктами и товарами первой необходимости на том же уровне, что и Москва, коммунальной сфере города уделялось повышенное внимание, ну и в целом жить здесь было комфортнее, чем во многих других городах Советского Союза. А как же иначе? Ведь это – город Ленина (как ему только мавзолей на Дворцовой площади не возвели?).
Ленинград, обросший невероятным количеством революционных мифов, стал местом паломничества. Любой уважающий себя гражданин СССР считал своим долгом посетить Колыбель Революции (если, конечно, имел такую возможность), побывать на легендарном крейсере «Аврора», пройтись по площади Урицкого, полюбоваться издалека на Смольный, служивший штаб-квартирой большевистского правительства до переноса столицы в Москву, а затем ставший резиденцией городских властей, пройтись по залам Музея Революции,[89] почтить память героев, похороненных на Площади жертв революции, прежде известной как Марсово поле…
Разрушенная большевиками Благовещенская церковь. 1918 год
Революционный миф был настолько раздут, что за ним не было видно самого Города. Интеллигенция, как могла, пыталась этому противостоять. Её позицию в свое время очень точно выразил Корней Чуковский, родившийся в Петербурге на Пяти углах:[90] «Ленинград – самый лирический город в России. В нем каждый закоулок – цитата из Пушкина, из Некрасова, из Александра Блока. Его Медный всадник существует не только на площади, но и во множестве сонетов, романсов, новелл и поэм. Эту гениальную статую, душу всего Петербурга, увековечили в стихах три величайших славянских поэта – Пушкин, Мицкевич, Шевченко. Петербургские белые ночи словно сошли со страниц Достоевского, и невозможно пройти по Сенной, чтобы не вспоминать Соню Мармеладову и её «сострадальца» Раскольникова. Вот воспетый Гоголем Невский проспект, по которому через семьдесят лет прошли «державным шагом» Двенадцать Александра Блока».
Владимир Ильич Ленин. Цюрих. 1916 год
Отдельной бедой «самого лирического города в России», как и всей России в целом, стали переименования, стиравшие историческую память городов. Логики в этих переименованиях было мало, действовали по принципу «постановили – увековечили».
Рассмотрим всего один пример – с Дворцовой площадью, «сердцем города».
30 августа 1918 года поэт-социалист Леонид Каннегиссер застрелил председателя Петроградской ЧК[91] и комиссара внутренних дел Совета народных комиссаров Петроградской трудовой коммуны Моисея Урицкого. «Я еврей. Я убил вампира-еврея, каплю за каплей пившего кровь русского народа. Я стремился показать русскому народу, что для нас Урицкий не еврей. Он – отщепенец. Я убил его в надежде восстановить доброе имя русских евреев», – скажет после ареста Каннегиссер. Но давайте оставим мотивы в стороне и присмотримся к биографии Урицкого, в которой, честно признаться, нет ничего выдающегося. С конца XIX века в революционном движении. Ссылка, побег, новая ссылка, эмиграция… До августа 1917 года Урицкий был меньшевиком, к большевикам он примкнул в преддверии октябрьских событий и стал членом Военно-революционного партийного центра, а затем – Петроградского военно-революционного комитета. На посту председателя Петроградской ЧК он ничего знаменательного не совершил, разве что заслужил ненависть обывателей, «для которых он был воплощением большевистского террора».[92] И погиб не героически – был застрелен в коридоре.
Фанни Ефимовна Каплан. 1918 год
Но убийство Урицкого совпало по времени с покушением на Ульянова-Ленина, совершенном 30 августа на заводе Михельсона в Москве, и потому приобрело широкий резонанс. В ответ на эти покушения был объявлен так называемый Красный террор – период массовых внесудебных репрессий над представителями контрреволюционных классов. «Привязать» Урицкого к Дворцовой площади, которую переименовали в его честь, можно только через то, что он был убит в здании, стоявшем на этой площади. «Не по заслугам честь», как говорили в старину. Заодно, кстати говоря, переименовали и Таврический дворец, но название «дворец Урицкого» не прижилось.
С памятниками дело обстояло не лучшим образом: снимали старые, «буржуазные», и устанавливали новые, революционные, зачастую – весьма необычные. «Старики петербуржцы едва ли забыли те причудливо странные бюсты на длинных столбах-постаментах, которые нежданно-негаданно выросли среди городских площадей, – писал Корней Чуковский. – Судя по подписям, эти треугольники и усеченные кубы притязали на то, чтобы изображать Добролюбова, Некрасова, Чернышевского, Жореса, Марата… Вся надежда… на петербургские дожди и туманы. Авось к весне от этих глиняных идолов уже ничего не останется».
В Александро-Невской лавре в 1919 году устроили советский некрополь – Коммунистическую площадку, предназначенную для захоронения видных советско-партийных деятелей и героев нового времени. На могиле одного из первых российских шофёров, Николая Бахвалова, умершего в 1921 году, установлено одно из самых курьезных надгробий Петербурга – пирамидальная конструкция из автомобильных колёс, цепей и шестерней. Безжалостное время наложило свой отпечаток на этот уникальный монумент, но пока ещё его можно увидеть (находится он прямо у входа в Свято-Троицкий собор). Другое